Исцеление

— Переговори с мэром, губернатором, я считаю, такое лечение стоит любого кредита.

— Не так все просто, генерал, я не знаю, как он это делает, он не объясняет свой метод.

— Но делает же, людей излечивает, причем, как ты сам говоришь, неизлечимых.

— Пока только один случай, я не могу на этом основываться.

— Дай ему возможность, пусть проявит себя.

— Как я ему это дам, он же у меня нигде не работает, сразу клинику просит… и в больницах места заняты.

— Я понял, что он кредит просит помочь взять и организационные вопросы решить. А от меня ты чего хочешь, что-то не пойму никак?

— Что бы покрутили его, посмотрели, может прижать чем-то — он и расколется…

«Вон куда ты загнул, — генерал неприязненно посмотрел на Лаптева, — хочешь чужой жар своими руками загребать», — достал сигарету, закурил и вслух сказал:

— Мы уже покрутили и посмотрели, кстати — это не единственный случай. Вылечил он еще одну девушку, тоже неизлечимую, а ее мать пришла и плюнула в лицо доктору, который ее раньше лечил. Пришлось мне взять грех на душу — замять этот скандал. А наши люди Михайлова знают по Афганистану и Чечне — прекрасный военный хирург, ас в своем деле, не одного воина спас от смерти. И ведет себя очень корректно — объясняет излеченным, что нет здесь врачебной ошибки, просто он лучший. Думаю, тебе надо изменить к нему свое отношение.

Лаптев задумался, генерал тоже не на его стороне и про еще один случай знает, хвалит, значит, прижимать не будет. А было бы так просто… с системой ему не совладать. Но в области пока он начальник здравоохранения!

— «Доказанное примерами никогда нельзя считать полностью доказанным». Как губернатору доложить, прямо не знаю?

Лаптев сам не понял, зачем он сказал последнюю фразу, проявил слабость и беспокойство.

— Так и доложи, что появился талант, гений, надо бы ему помочь. Если он будет так и дальше лечить — об этом скоро вся Россия узнает, мир весь. Вот и обсудите, как ему создать условия, что бы, как принято сейчас говорить, он из региона в центр не сбежал, а того хуже — за границу. А насчет примеров — думаю, что ты не прав.

— Да не я это сказал, — отмахнулся Лаптев, — философ один, Лейбниц.

Он уже понял, что зря приехал к генералу, не получил того, что хотел, проиграл битву, но сдаваться не собирался.

«Вот ведь гнида, пиявка больничная, — подумал генерал о Лаптеве, — хотел такого врача под себя подмять, на чужом таланте взлететь, тебе бы я и кобылу лечить не доверил».

* * *

Ехал Михайлов расстроенный, не удалось добиться в комитете здравоохранения никакой помощи, даже понимания. Видимо, рано он туда поехал, нужно было скопить больше материала для разговора, больше случаев излечения, тогда бы Лаптев никуда не делся. Поторопился немного, а может, и нет — он бы постарался запихнуть поработать в какую-нибудь больницу под его начало, где самостоятельно ничего не сделаешь, новой методики не применишь без одобрения, лекарства не откроешь без руководства.

Неужели Лаптев хотел присвоить себе его открытие, но ведь это не открытие, это его дар, который нельзя присвоить. Лаптев об этом не знал, скорее всего, старика пугает все новое, кабы чего не вышло, остатки дней хочется просидеть в кресле спокойно. «Ганглиоблокатор хренов, стрептоцид просроченный», возмущался Михайлов. Посмотрев в окно, он увидел, что проехал свою остановку. «Вот, черт, ладно, зайду к Петровым, они уже обижаются — неделю не был».

Первый раз он открыл дверь своим ключом, Вика, услышав, прибежала в прихожую, обрадовалась.

— Наконец-то, Николай Петрович, мы уже с мамой волновались — забыли нас совсем. Проходите, чай, кушать хотите? — суетилась Вика.

Славная девушка, расцветает прямо на глазах, цвет лица изменился, стал свежим и бархатистым. Правильно говорят: движение — жизнь. Он почувствовал, как «закипает» кровь, отдавая в голову, адреналин выделяется ведрами, иссушая рот.

— Не беспокойся Вика, мама на работе? — с трудом вымолвил он.

— На работе.

— Сделай мне крепкий кофе, одна ложечка сахара и молока немного, если есть.

Михайлов развалился в кресле. «Слава Богу, Вика не заметила моего настроения, узнала бы, огорчилась безмерно. Да и как заметить, когда тут такой прилив… Большой души человек, три года почти в постели и не озлобилась на мир, сумела окончить школу. Почему хорошим людям выпадает столько горя? Надо ее куда-то пристраивать, но это чуть позже», — думал, попивая кофе, Михайлов.

— Кстати, Вика, где работает твоя тетя Света?

— В онкодиспансере, медсестрой, — удивилась она вопросу.

«Это как раз то, что нужно, это удача».

— Ей можно позвонить, у тебя есть номер?

Вика назвала номер телефона, Михайлов набрал его.

— Светлана Ивановна?

— Да, я слушаю.

— Это Николай Петрович, помните?

— Помню, конечно, помню!

В голосе слышалась неподдельная радость и удивление.

— Вы не сильно заняты, к вам можно подъехать?

— Я буду только рада, Николай Петрович!

— Тогда до встречи.

Михайлов положил трубку и посмотрел на Вику. Ее лицо заметно омрачилось — не был неделю и забежал позвонить…

— Ты, Вика, прости, но мне необходимо побывать у Светланы на работе, — больше он ничего объяснять не стал, сама позже поймет.

— Если бы я знала, что вы уедете, я бы не дала вам номер телефона, — в шутку, но огорченно ответила Вика.

— Не грусти, мы скоро увидимся, — постарался он подбодрить ее.

Подъезжая к диспансеру, Михайлов обратил внимание на стоящие машины. «Крутые ребята подъезжают», — подумал он, разглядывая тонированные «Вольво», «Мерседесы» и «Круизеры».

Светлана ждала его прямо в холле, радуясь и стараясь угадать причину приезда.

— Добрый день, Светлана Ивановна.

— Здравствуйте, Николай Петрович, просто Света…

— А это кто такие? — кивнул он на группу бритоголовых, явно не похожих на больных и не вписывающихся в «интерьер».

— Охрана, — ответила Света, — у нас бабушка одна лежит, у нее внучок крутой — это его охрана и есть. Ее сегодня выписывают, вот они и собрались все.

— Поправилась бабушка?

Разговаривая, Михайлов поглядывал на бритоголовых, стараясь определить внучка, но никто из них на шефа не тянул. Мышцы, тупые бритые головы, дорогая безвкусная одежда, независимо-вульгарное поведение — более ничего не определялось.

— Нет, что вы — что б дома умерла… спокойно. У нее неоперабельный рак желудка.

Михайлов внутренне содрогнулся, хотя и понимал спокойный тон Светы, которой приходилось сталкиваться с этим постоянно.

— Внучок этот где сейчас?

— Там, — махнула она рукой, — у бабули, на втором этаже.