Исчадие ветров

— Но ведь ничего этого не случилось, — терпеливо напомнил Вождь. — Больше того, Итаква получил тогда урок. Второй раз он попытался разделаться с нами, и второй раз мы утерли ему нос. Теперь он стоит на своем месте, с несколько большим уважением посматривает на Плато и его жителей и тратит время и силы на менее затратные для него занятия. Другими словами, прошлый визит де Мариньи сюда принес Плато только пользу. И не забывай, что тогда он еще и жизнь мне спас, унес меня от волчьих воинов Итаквы, а ведь они, без сомнения, передали бы меня прямо в руки своему страшному хозяину.

— Он спас твою жизнь? — Она вскинула голову, а ее зеленые глаза на долю секунды полыхнули кармином. — А сколько раз ты спасал его, рискуя при этом своей собственной жизнью? О нет, Лорд Силберхатт, — Армандра называла его так лишь в тех случаях, когда он был, по ее мнению, в корне не прав, — никаких долгов между вами нет и быть не может!

— Армандра, он вернулся вовсе не за тем, чтобы требовать какие-то долги. — Техасец отступил от жены, отвернулся и заложил руки за спину. — Ему от нас не нужно ничего, кроме гостеприимства. Он пришел к нам, как друг к друзьям, пришел, чтобы некоторое — непродолжительное — время побыть с симпатичными ему людьми, прежде чем снова отправиться в свои безумные странствия. Мы же самые близкие люди, какие остались у него после того, как он покинул Землю, чуть ли не семья. Так что вернулся он потому, что у нас он чувствует себя почти как дома. По крайней мере, так будет, пока он не найдет Титуса Кроу в Элизии. Если найдет!

Армандра обошла Хэнка кругом и снова встала лицом к нему. Она была задрапирована в многослойные белые меха, но и они не скрывали ее фигуры, которая удовлетворила бы запросы любого мечтателя, — идеальной женской фигуры. Армандра, почти не изменившаяся за шесть лет, прошедших с момента их знакомства, была Совершенной Женщиной. Ее крупное тело, изгибы которого, пусть даже и невидимые глазу, отчетливо представлялись воображению, покоилось на безупречных колоннах бедер, высокую стройную шею, на которой висел большой золотой медальон, обрамляли огненно-рыжие, блестящие и легкие, как тончайший шелк, волосы; безупречен был и костяк овального лица, украшенного столь же правильно овальными глазами. Прямой нос с аккуратно закругленным кончиком, губы в форме классического «лука Купидона», может быть, чуть-чуть полноватые… В общем, Женщина Ветров являла собой изумительную, эталонную картину женственности. Но при том, что кожа ее была бела, как снег, глазищи были зелеными, как бескрайние полярные океаны Земли. И столь же бездонными.

Такова была Армандра. Ее улыбка озаряла солнечным светом душу Вождя, в каком бы сумрачном настроении он ни был, а когда она хмурилась… о, тогда ее чудесные волосы начинали жить своей собственной жутковатой жизнью, а глаза прищуривались и предупреждающе меняли цвет — от океанской зелени до карминового зарева, которое она унаследовала от своего отца, не принадлежавшего к людскому роду.

Сейчас она хмурилась, но не гневалась. Что, если ей было страшно? Страшно потерять этого мужчину из Материнского мира, Вождя, техасца, которого она так страстно любила.

— Но ты-то сам, Хэнк, как считаешь? — спросила она, видимо, пересилив себя. — Где твой дом? — Она продолжала хмуриться; Силберхатт знал, что может произойти следом. — Ты тоже чувствуешь себя здесь словно в клетке? Ты, мой муж, отлично умеешь скрывать свои мысли, но я должна знать правду. Плато, судя по всему, очень жалкое место по сравнению с теми городами-муравейниками Материнского мира, о которых ты рассказывал мне. А теперь, когда де Мариньи вернулся со своими Часами…

Силберхатт обнял ее, поднял вверх на вытянутых руках, так же легко и уверенно, как это делали ее друзья ветры, когда она выходила в небо, а потом немного опустил и, когда их лица оказались на одном уровне, заставил ее умолкнуть поцелуем в губы. После затянувшегося неведомо на сколько мгновения он медленно опустил ее, прижимая к своему мускулистому телу, пока ее сандалии не коснулись мехового ковра, и, не дав ей произнести ни слова, заговорил сам:

— Мой дом — здесь. Моя жизнь — ты, Армандра. Мой дом теперь — Борея. Здесь моя любимая женщина, мой сын, мой народ. Будь у меня возможность спуститься в стойла, оседлать Морду, проехать по равнине всего милю и оказаться в Материнском мире — если бы все это было так просто, — я не сделал бы этого. Разве что… разве что можно было бы взять тебя с собой. Кроме того, в Материнском мире, конечно, полным-полно чудес, но все равно это привычный, малоинтересный мир. Там нет никого и ничего, что было бы под стать тебе. Да и как эти толпы народу восприняли бы женщину немыслимой красоты, способную ходить по воздуху, командовать молниями? — Он умолк.

Он мог бы сказать еще много: о том, что Армандра пропала бы на Земле, растерялась и затерялась. Что она оказалась бы там чужой. Курьезом. Сенсацией — на неделю. И в конце концов ее приписали бы к коллекции диковинных уродов. Он не мог не то что произнести всего этого вслух — сама мысль об этом ранила его еще больнее, чем задела бы ее. Это было бы чересчур. И потому он выкинул эти несколько фраз и закончил следующими словами:

— Я люблю и буду любить только тебя. И место мое там, где будешь ты. Хоть на Борее, хоть в раю, хоть в аду — где ты, там и я буду. Но видишь ли, дело в том, что я уже нашел свой дом, единственный дом, какой мне нужен, а вот наш друг Анри-Лоран де Мариньи свой дом еще не нашел. То, что ты называешь моими заботами и тревогами, на самом деле его заботы и тревоги. И та боль, которую ты чувствуешь во мне, это боль за него. Морин говорит, что в доброй сотне обитаемых миров он известен под именем Искателя. Существа, ничуть не похожие на людей, не способные даже думать по-человечески, поняли его цель и наделили его прозвищем, соответствующим этой цели. Они сочувствуют ему. Неужели я должен скрывать свои чувства? Нет, Армандра, я вовсе не мальчишка, снедаемый тоской по дому. Как и де Мариньи, тем более что этого дома он и не видел никогда. Но такова его участь — и эта участь сводит его с ума. Мне же больно потому, что я не знаю, как ему помочь.

Армандре стало стыдно. Она доподлинно знала, что ей нет никакой нужды заглядывать в мысли мужа, что он сказал ей чистую правду. Да, этот странный мир с жутковатыми свечениями и лунами, населенными людьми, стал теперь его миром, но все же он оставался и человеком из Материнского мира, и поэтому переживал за своего сородича, Искателя де Мариньи.

— Хэнк, я… — начала она полным раскаяния голосом, но не успела ничего сказать — муж не мог допустить ее самоуничижения.

— Понимаю, понимаю, — перебил он и погладил ее по голове.

— Но чем же мы можем ему помочь? — Теперь ей уже хотелось лишь загладить последствия своей вспышки. — Может быть, обратиться к моим товарищам-ветрам? Они же общаются с собратьями из самых отдаленных пределов вечности. Вдруг кто-то из них слышал об этой самой Элизии?

— А что? Стоит попробовать, — кивнул Силберхатт. А потом выпрямился, расправил плечи, громко хмыкнул и усмехнулся. Армандра бросила на него вопросительный взгляд, но он лишь улыбнулся и покачал головой.

— В чем дело? — спросила она, вздернув уголок золотистой брови.

Силберхатт снова усмехнулся и пожал плечами.

— Когда-то… да, уже шесть лет назад, я отправился в поход ради отмщения — отыскать и уничтожить твоего отца. Я знал, что Итаква вполне реален, что это не сверхъестественная сущность, а существо из иных пространств и измерений. Я был целиком и полностью уверен в том, что дело касается существ и сущностей, не принадлежащих к миру Земли, что реален не только Итаква, но и множество других немыслимо древних созданий, образующих пантеон, который называется у нас Богами Круга Ктулху. К тому же я телепат. Ну а во всем остальном я парень из Техаса и был до мозга костей землянином, столь же приземленным, извини за каламбур, как и любой другой человек. Но получилось так, что не я выследил Итакву, а он выследил меня и притащил меня и всю мою команду сюда, на Борею. За это время…

— Что?

— За это время мой кругозор очень сильно расширился! И что же сделалось из этого злопамятного парня, который, кроме способности к телепатии, ничем не отличался от таких же дюжинных техасцев? Вождь многоязычного народа, обитающего в совершенно чуждом мире, путешественник по диковинным лунам, супруг дочери того самого существа, которое он поклялся уничтожить, женщины, разгуливающей по воздуху и «общающейся», если можно так сказать, с парами эфира, которые испускают звезды! И когда ты говоришь: «Перемолвиться словом с моими знакомыми ветрами с дальней стороны вечности», этот парень спокойно кивает и отвечает: «Да, это стоит попробовать!» — И он громко расхохотался.