Исчезающая ведьма

— Но я проследил за её горничной, старухой Диот, и видел, как она…

— Довольно! — произнёс отец Ремигий, поднимаясь со стула, и похлопал Яна по плечу. — Мне надо было выяснить, что тебе известно о препятствиях браку, но вижу, ты знаешь об этом не больше меня. Поэтому, если обвинитель сам себя не раскроет, я соглашусь с твоим отцом, что это не более чем беспочвенная клевета, порождённая чьим-то злым умыслом, и оставлю её без внимания.

— Обождите, отче! — Ян стремительно поднялся с места, встав между священником и дверью. — Клянусь, я этого не писал, но, кажется, знаю, кто это сделал. Я искал его последние два дня и не собираюсь останавливаться. Я приведу его прямиком к вам, и пусть он сам расскажет всё, что знает. Он — один из ваших братьев, служителей Христовых.

— Если ему что-то известно о преступлениях против короны или церкви, то он должен явиться прямиком ко мне либо к шерифу и рассказать обо всём, что ему известно, — строго заявил отец Ремигий. — Нельзя доверять слову человека, который боится себя назвать. С сожалением должен признать, что есть немало негодяев и лжецов, для которых постриг — лишь средство избежать наказания за собственные преступления.

Сухая морщинистая рука священника ухватила Яна за локоть.

— Христом-Богом молю тебя, Ян, примирись с отцом и его решением вступить в брак. Если раскол между вами и дальше будет углубляться, то скоро вас будет разделять пропасть. Юный Адам уже потерял мать, не лишай его и единственного брата.

В отчаянии покачав головой, отец Ремигий ушёл.

Едва за священником закрылась дверь, рёв разочарования и гнева вырвался из груди Яна. Он смахнул со стола остатки ужина, отправив на пол блюдо, кубок и подсвечник. Он проклинал всех священников на свете, своего отца и Кэтлин в таких резких выражениях, что два лодочника, проходя под его окном, удивлённо остановились, уверенные, что внутри происходит драка.

Ян был в такой ярости, что, когда его гнев окончательно утих, он с удивлением обнаружил, что нервно нарезает круги по Брейдфорду, забыв меч и плащ на полу комнаты. С реки дул ледяной ветер, но Ян не вернулся за вещами: ему во что бы то ни стало надо было найти этого монаха. Он будет искать его ночь напролёт, если потребуется. А когда найдёт, то заставит выложить всё, что тот знает, даже если для этого потребуется перерыть весь Брейдфорд и силой приволочь его к шерифу.

Ян столкнулся с пожилой матроной, едва не сбив её с ног, но ему было не до извинений. Он продолжил прочёсывать причал. Темнело, по воде пошли круги от дождевых капель. Нищие устраивались на ночлег, торопясь расположиться в местечках поукромнее, прежде чем их займёт кто-нибудь более проворный. Люди при деньгах стекались в кабаки и таверны. Ян заглядывал в каждый тёмный угол или двор. Монаха в первый раз видели у склада, он вновь может туда вернуться.

Иные так увлекаются погоней за кем-либо, что и не заметят, даже встань этот кто-то у них за спиной. Вот и Ян так рвался обыскать склады, что не заметил выскользнувшую из соседнего переулка тень, бесшумно следующую за ним в мягких сандалиях монаха. Ян вздрогнул и обернулся, почувствовав, как чья-то рука легла ему на плечо.

— Мастер Ян? — Каждое слово царапало слух, словно скрежет гравия. — Как же долго я вас ждал!

Ян резко отскочил. Охотник превратился в добычу.

— Я сам пытался тебя найти, — пробормотал он. — Последние два дня я только этим и занимался.

— Вы бы с лёгкостью меня нашли, если бы доверились Кобельку в ту ночь в Бутверке. Это я послал его за вами. Но вам не терпелось заявить Диот о своём желании лицезреть Кэтлин на виселице. Довольно опрометчивый поступок. Диот не будет церемониться с теми, кто угрожает её дочери. Вы ещё не догадались? Диот не просто горничная Кэтлин, она её мать.

Глава 28

В канун дня Святого Марка ведьма должна задом наперёд обойти три раза вокруг церкви Торсуэй, что в Линкольншире, и, заглянув в замочную скважину, произнести заклинание. Таким образом она возобновляет свою сделку с Дьяволом. Если однажды она забудет это сделать, то потеряет свою силу.

Гритуэлл

Гюнтер вытолкал Ханкина из хижины и вышел вслед за ним, притворив за собой дверь. После удушающего тепла маленькой комнаты влажный речной бриз пробирал до костей даже привычного к сырости лодочника. Ханкин, протерев заспанные глаза, с вызовом посмотрел на отца. Где-то прокричал пробудившийся раньше времени петух, хотя солнце ещё не взошло.

Лишь бледная серебристая лента, обозначившаяся вдоль дальней кромки болот, возвещала о скором рассвете. Гюнтер услышал, как дверь хижины снова отворилась, и, оглянувшись, увидел Нони в одной рубашке, зябко кутающуюся в шаль на ходу.

Нони сунула в руки Ханкину узелок из мешковины.

— Кусочек хлеба, берегла тебе на ужин. Смотри, оставь отцу немного. — Она перевела взгляд на Гюнтера. — Может, подождёте, пока я разогрею похлёбку? Вам нужно подкрепиться чем-нибудь горяченьким перед уходом.

Ханкин с тоской оглянулся на дверь тёплой хижины, но Гюнтер покачал головой.

— Уже два дня, как я сижу без грузов. Если мне удастся добраться туда раньше остальных…

— Но как ты будешь работать, на голодный-то желудок?

— Если я останусь без груза, то работать на голодный желудок придётся нам всем, — возразил он. Однако, увидев обиду в её глазах, провёл рукой по спутанным волосам, продолжив более мягко: — Ты же знаешь, как нам нужны деньги. Если люди короля снова придут, мы вряд ли сможем опять спрятать Рози.

— Но теперь она в списках, — сказала Нони. — У них нет нужды её проверять.

— Эти люди не остановятся ни перед чем, лишь бы заставить нас раскошелиться. Они знают, что я пойду на всё, чтобы защитить своих детей, поэтому будут угрожать им в первую очередь.

Гюнтер не спал всю ночь, проклиная себя за содеянное. Только идиоты идут на поводу у шантажистов. Стоит уступить лишь раз, обозначив свои болевые точки, и они этим непременно воспользуются, чтобы ранить ещё больнее. Если сильным, здоровым мужчинам нечего им противопоставить, то что говорить о больных и стариках?

Зная, что Ханкин внимательно их слушает, он подтолкнул мальчика.

— Убери уже с лодки тростниковую циновку, сынок.

Мальчик не двигался с места, сложив руки на груди.

— Я хочу немного похлёбки. Когда голоден — я не работник.

Нони пронзила его взглядом.

— Ты слышал, что сказал отец? — спросила она, упреждающе вскинув руку. На мгновение казалось, что он решится и ей надерзить, но Ханкин, надувшись, отвернулся и зашагал по тропинке от дома.

— И что это на него нашло? — удивилась она. — Что ни скажет — всё поперёк, готов доказывать, что луна — это солнце.

— Мы оба знаем, что, — сердито отозвался Гюнтер. — Он видел, как его отец спасовал перед мужчинами короля, согласившись им заплатить, словно перепуганная старуха, отдающая разбойникам кошелёк. Какой я после этого мужчина в его глазах?

— Здравомыслящий, думающий о благе и безопасности своей семьи, — ответила Нони. — К тому же они были вооружены, что ты мог сделать, не подставив всех нас под удар?

«Что толку лишний раз мусолить эту тему?» — решил Гюнтер. Они уже сотни раз к этому возвращались, и Нони твёрдо стояла на своём: он принял единственно правильное решение. Но в сказанных словах правды не больше, чем в опавшей листве. Истину стоит искать не в словах, а в глазах человека. До гробовой доски он будет помнить молчаливый упрёк в глазах жены и сына в тот вечер.