Исчезающая ведьма

— Уот Тайлер передаст нашу петицию лично в руки королю и потребует, чтобы все перечисленные там предатели были переданы на наш суд, в Истинную Палату общин. Каждый, перечисленный в этом списке, должен быть публично казнён у нас на глазах, а их головы вывешены на Большом мосту рядом с головами всех изменников.

Сердце Ханкина взволнованно забилось. Они собирались казнить архиепископа Кентерберийского и Джона Гонта, самых влиятельных людей во всей Англии! И ему суждено стать свидетелем подобных событий. Впервые с той минуты, когда те люди угрожали его сестре и перевернули вверх дном их дом, бессильный гнев, сжигающий его изнутри, уступил место дикому восторгу. Будто доселе он был бессильно распластан на земле, поваленный сильнейшим противником, но сегодня сбросил обидчика и удар за ударом вышибал из него дух.

Фаррингтон воздел руки к небу, словно священник во время мессы.

— Сегодня праздник Тела Христова. Тело Христово облеклось в плоть. Христос был простым плотником, рабочим, ремесленником, как многие из вас. Он сгибался, неся свой крест по пути на Голгофу, понукаемый священниками и мытарями. Не лучший ли это день для простого англичанина, чтобы сбросить с себя гнёт сборщиков податей, епископов и лордов, поправ их своими ногами?

— В этот знаменательный день мы сбросим с себя гнёт крепостничества на веки вечные. И грядущие поколения свободных английских граждан будут чтить нас, вспоминая этот праздник Тела Христова, день, когда родился новый парламент, Истинная Палата общин. И каждый из вас вернётся в свои графства и деревни с высоко поднятой головой, выше, чем у любого лорда, зная, что он был солдатом величайшей армии в истории, армии, навеки освободившей английский народ.

Лучше Фаррингтон сказать уже не смог бы. Людская толпа огласилась рёвом и возгласами, которые, по мнению Ханкина, наверняка услышали в самом лондонском Тауэре, хотя он понятия не имел, где это. Фаррингтона подхватили с повозки и понесли через толпу на руках, пока он окончательно не скрылся с глаз Ханкина.

Джайлс схватил Ханкина за руку.

— Давай-ка, малец, разживёмся мясцом, пока его окончательно не растащили. Мой желудок ревёт так, что я бы самого сатану укусил за задницу, если бы она было хорошенько прожарена.

Однако, как ни старались разосланные за провизией отряды, добытую ими скотину и птицу не удалось растянуть на многотысячное скопище народу, собравшегося этой ночью у костров. Несколько кусочков мяса да пара ломтиков награбленного хлеба, которые им удалось раздобыть, вряд ли могли насытить людей, изрядно оголодавших за несколько дней похода, но даже голод был не в силах испортить им настроение.

Когда закончилась провизия, настало время песен и танцев. Мужчины мало походили на грациозных дев, поэтому просто топтались, сбившись в круг, да так яростно, что земля сотрясалась, словно по ней нёсся табун лошадей.

Ханкин оглянулся на городскую стену, маячившую вдали тёмным пятном. Он усмехнулся, подумав о лучниках на крепостных стенах, которые наблюдали из темноты за сиянием сотен огней, слышали пение и крики, сливающиеся в единый многоголосый рёв. Они наверняка боялись бунтовщиков, боялись его, ведь он был солдатом этой многотысячной армии. И ещё ничто за те немногочисленные прожитые годы не пьянило его так, как их страх.

Но когда в лагере наконец-то, воцарилась тишина и люди растянулись на земле, чтобы вздремнуть несколько часов до рассвета, Ханкину не спалось. Они говорили о том, как возвратятся в свои селения, когда всё закончится, вернутся домой победителями. Обсуждали, как будут возделывать свои новые земли, что поделят, отобрав их у поместий и аббатств, по велению короля. Ремесленники получат право назначать собственные цены, а холопы будут вольны в выборе работы и станут получать за свой труд справедливую плату.

Но где он найдёт работу? Разругавшись с матерью в пух и прах, да к тому же сбежав из дома среди ночи, оставив отца работать на реке одного, Ханкин знал, что вряд ли его примут обратно в семью. Куда он пойдёт завтра, после их общей победы? Никогда ещё он не был средь такой гигантской толпы, и никогда ещё не чувствовал себя столь одиноким.

Глава 46

Дети, страдающие припадками в присутствии ведьмы, исцелятся, если им разрешат поцарапать или порезать ведьму и взять немного крови из пореза выше её губ.

Линкольн

На Брейдфордском складе было тихо. Несколько грузов отправили еще по утреннему холодку, до того, как жара стала невыносимой для людей и скотины. За воротами стоял лишь один полуразгруженный фургон.

Пара обливающихся потом паггеров, приставив к фургону доски, перекатывала бочки на склад. Они особо не торопились, делая паузы после каждой бочки, чтобы глотнуть эля из кожаной фляжки, чем приводили в раздражение возницу, явно желающего поскорее закончить разгрузку и приложиться к собственной кружке в ближайшей таверне.

Фальк сидел в тени внутри склада, наслаждаясь доносящейся с реки прохладой. Леония и Адам стояли, разглядывая противоположную сторону набережной.

— Есть ведь другой вход, да? — спросила Леония. — Может, ещё одна дверь? Кэтлин как-то приводила меня туда.

Адам покачал головой.

— Не на склад. Вверх по той лестнице есть дверь, но она ведёт в счётную комнату над складом. Это обыкновенный чердак, там хранят бумаги и товары от сырости во время наводнения. Но оттуда на склад не попасть. Единственный путь туда — мимо Фалька.

— Я хочу посмотреть счётную комнату. — Произнесла Леония.

— Тебе нельзя. Фальк будет в ярости, если обнаружит там постороннего.

— Но я не посторонняя. Теперь я дочь Роберта Бэссингема. Это его склад, и я могу гулять здесь, когда вздумается. Фальк не посмеет меня остановить. Жди здесь и считай до… — она наморщила лобик. — До пятисот. Начинай считать, как увидишь, что я поднялась по лестнице. Потом можешь присоединиться ко мне. Тебе надо бы придумать, как увлечь Фалька за собой на склад.

— Нет! — Адам испуганно попятился. — Я говорил, что он со мной сделает. Я и близко к нему не подойду.

— Я не позволю ему причинить тебе вред. Обещаю. Доверься мне. Ты ведь доверяешь мне, Адам?

Леония сжала его руку, не сводя с него пристального взора огромных карих глаз. На ярком солнце в них играли золотистые блики. Адам ни разу не видел льва, за исключением тех, что намалёваны на щитах и гербах, но ему думалось, что, если он когда-нибудь его увидит, то у зверя будут глаза Леонии.

— Делай что я скажу, и всё будет хорошо, вот увидишь.

Она улыбнулась, и Адам невольно задумался, как, должно быть, приятно поцеловать эти пухлые губки, вот только ему это не светит.

Адам наблюдал, как она идёт вдоль пристани, изящно перешагивая через причальные канаты и подныривая под доски и тюки, что проносили мимо неё на своих плечах паггеры. Наконец, она достигла склада. Адам отступил, чтобы лучше рассмотреть лестницу. Леония легко взбежала по ступенькам и скрылась за дверями наверху. Адам начал считать.