Исчезнувшая
Шрифт:
Теперь у меня появилось время разгрести стирку, поговорить по телефону с Дашай и даже, однажды в пятницу вечером, забрать почту — я редко давала себе труд это сделать, поскольку никто мне не писал. Стена из металлических ящиков помещалась в подвале студенческого клуба, возле кафетерия. Я повернула кодовый замок. Под кучкой рекламных флаеров давно прошедших событий я обнаружила маленький голубой конвертик, на котором острыми буквами черными чернилами было написано мое имя и адрес.
Внутри оказалась небольшая голубая открытка с выгравированными индиговыми буквами «НК». Написанное от руки послание гласило: «Я собираюсь походить
Я никогда не ходила под парусом и в жизни не бывала на Сен-Симоне — одном из цепи островов у побережья Джорджии, куда входил и Тиби. Что надеть? Я же не умею крутить штурвал и вязать морские узлы. Что, если я выставлю себя дурой? В голове у меня теснились тревожные мысли и вопросы вместе с уверенностью, что, несмотря ни на что, я снова увижу Камерона.
Джейси в комнате не оказалось, поэтому я достала из рюкзака мобильник и набрала указанный на открытке номер. После двух гудков женский голос произнес: «Вы позвонили на домашнюю голосовую почту Нейла Камерона. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала».
Я оставила свое имя и телефон и повесила трубку. Затем отправилась в гардеробную и окинула взглядом имеющиеся наряды. Лучше всего я смотрелась в синем шелковом платье, но ведь никто же не катается под парусом в платье, правда? Джинсы с футболкой — недостаточно оригинально. В брючном костюме он меня уже видел, но, может, он его не запомнил…
Телефон заиграл знакомые ноты из «Лебединого озера», и я схватила трубку.
— Алло?
Мужской голос сообщил, что звонит в ответ на мое сообщение. Он принадлежал не Камерону.
— Я отвечала на приглашение Нейла Камерона на лодочную прогулку, — сказала я.
— Простите?
— Он послал мне открытку, — объяснила я. — И просил позвонить по этому номеру, если я хочу покататься завтра на лодке.
— Нейл в Вашингтоне. — Из трубки доносился белый шум, словно где-то шуршали бумагами. — Подождите секундочку. Приглашение было на прошлые выходные, когда он отдыхал на Сен-Симоне.
Я редко пользуюсь выражением «до смерти» — слишком много у него оттенков. Но в тот день я, безо всяких сомнений, брякнула:
— Обидно до смерти.
— Не расстраивайтесь, — сказал голос. — Я передам Нейлу, что вы звонили.
Когда Джейси поздно вечером вернулась и обнаружила меня полностью одетой, лежащей на кровати и глядящей в потолок, она воскликнула:
— Боже мой! Ты никак экзамен завалила?
— Я упустила возможность сделать нечто по-настоящему важное.
Она расплылась в улыбке.
— И это все?
Я процитировала ей Уиттьера [16] :
Всех слов печальных не сравнитьС беспомощным «могло бы быть».16
Джон Гринлиф Уиттьер (1807–1892) — видный поэт-аболиционист, вошел в историю американской литературы как автор памфлетов и стихов, направленных против невольничества.
Я закрыла глаза рукой, чтоб не видеть, как она смеется.
Затем я процитировала Лонгфелло:
Кораблей перекличка в бескрайней ночи:Свет блеснет, дальний голос во тьме прозвучит.Так и мы в море жизни расходимся ныне —Только голос и взгляд, и опять мрак молчит.— Ари, прекрати. — На сей раз она говорила серьезно. — Это слишком депрессивно.
— Как и моя жизнь. — Я купалась в темно-розовом удовольствии самосожаления.
— Теперь и ты говоришь, как Бернадетта.
Этого хватило, чтоб я села.
— Давай, — сказала она, — хватай свитер. У меня есть для тебя лекарство. Мы едем в «Олмарт».
Я никогда не бывала в «Олмарте», да и не хотела.
— Разве нам не полагается бойкотировать такие места?
— Да! Они загрязняют природу. Эксплуатируют рабочих. Но мы не собираемся ничего покупать. Мы едем наблюдать и записывать!
Я не тронулась с места.
— По-моему, в округе нет «Олмартов».
— Есть один, возле Уэйкросса. Уэйкросс лежал минимум в сорока пяти милях от кампуса, у входа в парк «Окифиноки».
— Я за рулем, — сказала Джейси. — Будет весело. Настоящее дорожное приключение!
Я решила, что делать мне все равно больше нечего.
В машине Джейси рассказала мне о мини-курсе, на который она ходила, под названием «Корпоративная этика».
— Он несколько абстрактный, — сказала она. — И я хочу для курсовой сделать его реальным. Если нам повезет, мы увидим какое-нибудь олмартовское беззаконие в действии.
Машина у нее была старая и потрепанная на вид. Мне захотелось такую же.
Мы проезжали заправочные станции и выставленные на продажу пустые участки, баптистскую церковь, указатель «Дородовое кладбище», несколько придорожных алтарей с крестами, на которых были написаны имена жертв ДТП. Большинство алтарей были увешаны искусственными цветами и венками, а к одному были привязаны четыре надутых гелием шарика. Мы пересекали коричневые реки по бетонным мостам. Тент над стоянкой для продажи подержанных машин украшала надпись «Дай богу славу».
Я стискивала телефон, мечтая, чтоб он зазвонил. Но он молчал, и я напомнила себе, что в этой части Юго-Восточной Джорджии связь плохая.
Джейси сидела на двух подушках, чтобы видеть, что творится поверх руля. Большую часть дороги она болтала.
— Сегодня у нас полнолуние, — сказала она.
— Тогда это должна быть синяя луна. — Луна уже побывала полной в этом месяце, когда я первый раз ездила на Тиби-Айленд.
— Правда? А какого оттенка синего? — Энтузиазм Джейси никогда меня не раздражал. Он был освежающе искренним по контрасту с деланным равнодушием большинства студентов Хиллхауса.
— Не буквально синяя. Это термин для второго полнолуния за один месяц.
— Мы слышали про синюю луну в прошлом году, на занятиях по фольклору. — Джейси свернула на олмартовскую парковку. — В такое время луна говорит с теми, кому не повезло в любви.
— Ты правда в это веришь?
Она припарковалась, и мы вышли наружу.
— Хотела бы я в это верить. Хотела бы я послушать, что она мне скажет.
Я сообразила, что ни разу не видела Джейси с мальчиком — или с девочкой, коли на то пошло. Я была настолько погружена в себя, что никогда не задумывалась, счастлива ли она.