Исчезнувший в подземельях Шамбалы
Шрифт:
– Да. Мне кажется, что это было в прошлой жизни. Никогда не думала, что буду профессиональной спортсменкой. Еще в школе, где-то в пятом классе, вдруг захотелось, когда вырасту, стать хозяйкой гостиницы или отеля. Прямо наваждение какое-то было. Смешно, не правда ли?
– Нисколько. Открою вам тайну, что я тоже одно время мечтал стать начальником вокзала, причем любого… Даже провинциального, если большой для меня не найдется.
– Вы шутите? – засмеялась Надин.
– Нисколько. У вас странная фамилия – Черепанофф, Ваш папа случайно не жил в России?
– Дедушка. Эмигрировал сюда сразу после революции, –
– А что, принесите, не откажусь. Забытый вкус.
– Вот, пожалуйста, угощайтесь, сама варила, – хозяйка поставила на стеклянный столик миленькую цветастую вазочку.
– Спасибо. А дедушка эмигрировал, когда «белое движение» побежало от Красной Армии? Или он был фабрикантом?
– Он был дворянином и служил у барона Врангеля в звании штабс-капитана. А вообще-то русская фамилия Черепанов происходит от профессионального прозвища Черепан. Так в России обычно называли мастеров-гончаров, делавших глиняную посуду, «черепки».
– Значит, вы тоже знатного древнего рода, так сказать, «голубая кровь»? И раз вы меня знаете, то, может, и цель моего визита отгадаете? – мне показалось, что чемпионка не только умна, но и проницательна.
– Да, пожалуй, назову. Видела я их. На машине подъехали, но встали чуть в стороне… Двое молодых вышли, а третий, старик, остался в машине. Я мимо как раз с утренней пробежки возвращалась.
– Вы успели их рассмотреть? – от такого неожиданного поворота у меня перехватило дух.
– Нет. Только мельком. Дело в том, что я шла по другой стороне улицы и видела их практически со спины. Да и потом, у меня не очень-то хорошая память на лица, вот имена запоминаю на раз.
– Ну, а старик чем-то запомнился?
– Мне показалось, весь седой как лунь.
– И все?
– Да.
– И что они сделали дальше?
– Не знаю. Я зашла в дом и больше их не видела.
– Вы сможете их опознать?
– Я же сказала, очень вряд ли. Но эта троица раньше здесь
не появлялась, во всяком случае, пожилой мужчина точно.
– А номер машины?
– Откуда… А вот марка автомобиля – черный BMW. Тонированный…
– Как же вы разглядели седого? – с подозрением спросил я у наблюдательной барышни.
– Все достаточно банально, месье сыщик. Через приоткрытую дверь машины.
– Они ни о чем не говорили?
– Седой им что-то сказал. Было далеко, я не расслышала, но, похоже, на немецком языке, во всяком случае, мне так показалось.
– Вы рассказали об этом полиции?
– Пыталась, но они и слушать не захотели. Считают, что произошел несчастный случай.
– А как же обыск? Разбросанные вещи… Как они это объясняют?
– Так сам что-то искал, потом, не найдя, разнервничался – и привет. Это их основная версия.
– А вы все-таки что об этом думаете? – не отставал я от мадам Надин.
– Ничего. Я за соседом таких странностей не замечала. Вам лучше с аптекарем поговорить. Николя, похоже, с ним был в приятельских отношениях. Пройдете вниз по улице, аптека на углу, справа по улице Розье, тут недалеко, метров триста. Может, еще кофе?
– Нет, спасибо. Если еще что-нибудь вспомните, то сообщите, пожалуйста. Вы же знаете мой телефон.
–
Пренепременно, месье «Звезда столичной журналистики».Знак на газете
А может, действительно, так все и было, и в полиции правы? Пожилой человек что-то пытался найти, разнервничался, начал психовать. А может, лекарство стал искать? Но причем тут тогда эта троица? Да кто их знает – просто случайно остановились туристы из Германии или еще откуда… Надин сама же говорила, что ей показалось, будто седой говорил на немецком. Все языки чем-то похожи между собой. Да и сколько стран говорят на немецком, читал где-то, что более ста тридцати миллионов.
– Да, Николя принимал лекарство ежедневно, – подтвердила мадам Флора. – Но чтобы из-за этого впадать в панику и разбрасывать вещи… Нет, до этого никогда не доходило. Забывчивый был, но в меру. Я тут вам подобрала, вот, держите, здесь фотографии брата, письма, открытки поздравительные. Это все, что я нашла. Остальное в полиции, обещали вернуть.
– Спасибо, мадам. Но некоторые письма без конвертов, – разглядывая документы, сообщил я хозяйке.
– Не знаю, почему нет конвертов, – озадаченно ответила она.
– Можно я заберу это с собой?
– Конечно. А вы что, собираетесь уехать? – с тревогой взглянула на меня хозяйка.
– Да, думаю, завтра. С утра побеседую с аптекарем, а потом зайду в полицейский участок и поеду домой. Все хочу у вас спросить: почему вы обратились именно ко мне? Все-таки я же не частный детектив, а всего лишь обычный криминальный репортер.
– Дело в том, что Николя читал все ваши репортажи и хорошо о вас отзывался. Особенно после разоблачения этого предателя. И вы далеко не рядовой репортер… К вашему мнению прислушиваются. Брат очень жалел, что не знаком с вами лично. Вот я и решила именно к вам обратиться. Если хотите, то я заплачу, ну, как частному детективу, просто назовите сумму.
– Что вы?! – предложение хозяйки растрогало меня. – Об этом не может быть и речи. Это моя работа, и я вам обещаю, что постараюсь все выяснить завтра в полиции.
– Простите, не хотела вас обидеть, – мадам Флора вытерла слезы уголком платка. – Не сердитесь на старую дуру. И еще, – чуть успокоившись, продолжила хозяйка, – не знаю, важно ли это, но я вам обязана рассказать. Сами просили обо всем говорить. Дело в том, что среди разбросанных вещей в комнате брата лежала газета. Я, когда прибиралась, положила ее на стол и особо не рассматривала. Но через некоторое время обратила внимание, что это газета с вашей статьей про того самого иуду. Ну, думаю, брат читал и сохранил… Что здесь особенного. Но, приглядевшись, заметила, что прямо поверх вашей статьи была начерчена прямая линия со стрелочками на концах.
– А где сейчас эта газета? В полиции? – заинтересовался я.
– Нет. Я им даже про это и не говорила. Сейчас принесу.
Через минуту хозяйка принесла слегка помятую газету. И, действительно, поверх моей статьи была прочерчена сверху вниз небольшая прямая векторная линия черного цвета, только с двумя стрелочками на концах и с точкой посередине.
– Может, Николя так новую ручку расписывал? – предположила мадам Флора.
– Не знаю. А он вообще вел какие-то записи?
– Да. Раньше. Говорил, мол, хочу написать о том, что я видел и пережил.