Исчезнувший в подземельях Шамбалы
Шрифт:
– У тебя что-то срочное? – едва только поздоровавшись, спросил Серж. – Прости, но очень мало времени.
– И да, и нет. Сам не знаю. Мне надо провести сравнительную экспертизу. В этом пакете газета, на которой нанесен рисунок, и шариковая ручка, – я протянул Сержу сверток. – Мне надо знать, когда был нанесен рисунок и этой ли ручкой, а также снять отпечатки пальцев с этих предметов. И все.
– Надеюсь, все законно.
– Да, не волнуйся. Несчастный случай. Полиция дело закрывает, но есть определенные белые пятна.
– Хорошо. Перезвоню. Еще раз извини. В следующий раз посидим за кружечкой пива.
Меня накрыли знакомые чувства – таинственности начавшегося в полную силу расследования и волнительной непредсказуемости его результата. Процесс запущен, остановить и даже замедлить его уже невозможно, все ресурсы извне я задействовал. Сейчас дело
Все остальные бытовые проблемы перешли на второй план. Это как охотничий пес на поводке в ожидании охоты: принюхивается, поскуливает от волнения, беспокойно перебирая лапами, при этом постоянно уворачиваясь от успокоительного поглаживания хозяина, и не сводит настороженного взгляда с виднеющегося вдалеке дремучего таинственного леса, наполненного враждебно-манящими запахами. Только охота и ничего более… И вот она началась. Ищейка Длинный нос спущен с поводка.
В первую очередь я решил внимательно изучить документы и фотографии, переданные мне сестрой Николя Легранжа. Мир стал глобален, и спрятаться в нем теперь практически невозможно. Стоит только родиться, о тебе уже начинает собираться различная информация: место прописки, поликлиника, детский сад, потом учеба, работа, медицинские карты… Появляется обширный круг знакомств, друзей и приятелей, с которыми ты обмениваешься поздравлениями в праздники. Но каково же было мое удивление, когда внимательно рассмотрел открытки и письма Легранжа. Мало того, что все письма были без конвертов, так и открытки оказались крайне подозрительными. Ни на одной из них не было поздравительной или сопутствующей надписи. Отсутствие штампа отправителя означало, что открытка могла быть вложена в конверт, который, естественно, не сохранился… Но почему же было не чиркнуть пару сопроводительных слов, короткое послание прямо на этой картонке? Мол, смотри, как тут прекрасно, приезжай ко мне быстрее в гости, давно не виделись! В общем, всякое такое, что люди пишут обычно друг другу в таких случаях. Иногда даже пустые, ничего не значащие фразы, просто как дань уважения к адресату.
Всего было семь открыток с видами природы на фоне городов и памятных исторических сооружений, но только на пяти из них обнаружилась типографская надпись. Из этих пяти три были с конкретными названиями городов: Лаваль, Квебек и Монреаль, – и еще две без названия, но с изображением небольшого городка на фоне бирюзового озера при восходящем солнце. Ну, допустим, ладно, не захотел адресат делать сопроводительную надпись на открытках, так тоже бывает. Но когда я прочел эти письма, пожелтевшие от времени и, что самое удивительное, напечатанные на машинке, я окончательно запутался в своих умозаключениях. Всего их было девять штук. У меня создалось очень странное и неоднозначное впечатление. Сейчас поясню, почему. Каждый представляет, что такое шаблон. Так вот, это и были письма-шаблоны, к тому же, не написанные от руки, а отпечатанные, как в строгих традициях детективного жанра. Вот одно из них – самое короткое:
«Дорогой папа! Давно не писал тебе, так как был занят работой, все как-то разом навалилось. Но сейчас наконец-то выбрал время, чтобы написать. У меня все нормально. Полностью освоился на новом месте. Как у тебя дела? Как твое здоровье? Пиши. Жду. Твой любящий сын».
И все остальные письма были в той же манере. Ни одного имени и названия местности, ни одной даты… Никакой зацепки, никакой конкретики. Пишет – «разом навалилась работа». А какая? На каком месте освоился? Эти письма можно было смело отправлять любому папе в мире, у которого сын в отъезде, причем не обязательно в далекой стране, но и просто в соседнем городе, к примеру, на расстоянии ста километров. При отсутствии конверта со штампами расстояние и город установить нереально, а также невозможно сравнить почерк отправителя с оригиналом. Пишущая машинка нивелирует эту возможность. Любой так может сделать.
Три фотографии мужчины, судя по качеству изображений, сделанные в его разные жизненные периоды, также особой ясности не внесли. На этих фотографиях был запечатлен один и тот же человек, месье Николя Легранж, в возрасте явно за шестьдесят. Причем на всех трех изображениях он почему-то был в верхней одежде. На обороте снимков также отсутствовали какие-либо пометки о дате и месте съемки. А без этих подробностей, судя по верхней одежде, можно было сделать только один вывод –
предположительное время съемки – весна или осень. Отсутствие фото Легранжа в молодости слегка смутило меня, но, возможно, эти снимки сейчас находятся в полиции города Монпелье, у инспектора Кантона. Звонить ему не имело смысла. Я знал, что он мне откажет, и даже отчетливо представил его кривящуюся физиономию. Лучше на эту тему поинтересоваться у мадам Шатобриан-Рене.Вот и вся информация, которую мне удалось почерпнуть из этих документов. Можно даже сказать – отсутствие информации. Но что поделать, ладно. Иногда отсутствие результата – тоже результат.
Итак, что я знаю о Легранже? Со слов его сестры, он окончил парижский университет, учился на историческом факультете – вот с этого и начнем. Родился в 1911 году, значит, поступил в университет в 1930 году. В Париже несколько таких учебных заведений, где есть исторический факультет. Начну-ка я поиски со своего университета – Сорбонны. На следующий день я отправился искать следы Николя Легранжа в архиве древнейшего университета Франции. Накануне, как и планировал, позвонил в Монпелье мадам Флоренц и поинтересовался о причинах отсутствия снимков ее брата в молодости.
– А их у нас и не было, – обрадовавшись моему звонку, пояснила она. – Брат рассказывал, что семейный альбом сгорел при попадании в их дом зажигательной бомбы в сорок четвертом году. Тогда им с отцом повезло, что их не оказалось дома. Помимо фотографий сгорела и часть документов. Их тогда приютили на какое-то время друзья отца.
– Скажите, а по какому адресу проживал ваш брат? – ответ мадам Флоры меня насторожил. – Где это случилось?
– Ой, да вы что, я уже и не помню… Это ж сколько лет прошло! По-моему, в Levallois-Pereret… Точно не смогу назвать адрес.
– А эти три фотографии, которые вы мне дали, где сделаны?
– Здесь, в Монпелье. Еще муж фотографировал… Он тогда новый фотоаппарат купил, вот и учился снимки делать. – Ясно, и еще к вам у меня один вопрос… – Да-да. Слушаю. Все, что в моих силах.
– Ваш брат случайно не объяснял, почему все письма отпечатаны на пишущей машинке? Ведь гораздо проще было написать от руки. Да и машинка приличных денег стоит.
– Не понимаю, куда вы клоните… Помню, я действительно как-то задала такой вопрос, и он объяснил это серьезной травмой руки. Что-то с сухожилиями… У отца в тот момент была печатная машинка, вот Николя и привык все набирать на ней.
– А здесь он тоже печатал на машинке? – Да, в основном на ней.
Архив
Я уже не один раз искал данные на людей в городских архивах. Это только с первого взгляда кажется, что ничего сложного здесь нет. Думаешь, достаточно назвать фамилию и имя, и вот, держите всю интересующую информацию. Ничего подобного. Там иногда такой беспорядок и путаница, что получить какую-то справку – сущая проблема. Помню, как-то больше месяца занимался поиском родственников одного своего клиента. Это было что-то невероятное! Из одного архива отправляли в другой, а потом оказалось, что по ошибке и недосмотру перепутали данные разыскиваемых.
Много проблем возникло сразу после войны. Отступающие немецкие войска частично специально вывозили или уничтожали архивы, пытаясь скрыть информацию о предателях и осведомителях. Иногда нацистские спецслужбы поступали более изощренно, путем манипуляции с данными людей. Одних могли очернить, а другим дать чужую, «чистую» биографию. Особенно усердствовали в этом направлении две конкурирующие организации Третьего Рейха – четвертое и шестое управление РСХА, гестапо Генриха Мюллера и политическая разведка Вальтера Шеленберга. Эти старались сберечь свои ценные кадры любой ценой для продолжения уже невидимой, скрытой войны. А еще можно, в конце концов, и продать архив с такой категорией людей за звонкую монету. Этот товар очень дорого стоит в определенных кругах. Все разведки мира до сих пор озабочены этим вопросом. В разведке, как и в бизнесе, нет разделения по вероисповеданию и цвету кожи. Главное прибыль, результат, ничего личного. Не зря Рейнхарда Гелена, генерал-лейтенанта в период Второй мировой войны, одного из руководителей разведки на Восточном фронте, взяли на работу после падения Третьего Рейха в Федеральную разведывательную службу Германии – BND. Причем, самое удивительное, что он сам создал эту BND, а потом успешно возглавил, и к полученным многочисленным орденам и наградам фюрера добавился еще и орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия», который был учрежден и вручался федеральным президентом ФРГ Теодором Хойсом.