Ищи горы

Дан осторожно вынул из пальцев Наи покрытый неровными строчками лист, небрежно вырванный из тетради или журнала. Видимо, эта страница была частью других записей и оказалась там, где ее нашла Наи, случайно. А жаль. Наверно, пропавшие записи были сделаны либо под диктовку, либо собственноручно Мудрецом Синуки — не тем, другим… Дина оказалась права, род Виянт действительно происходил от Мудреца Синуки, но возник он почти на полвека позже… Это уже раскопала Наи, она же выяснила и кое-что другое, не менее любопытное. Один из предшественников родоначальника Виянтов отказался от пожалованного ему городом титула, не пожелал быть… Дан хотел уже мысленно произнести «графом или бароном», но вспомнил, что, как ни странно, аристократия Бакнии не имела сословной иерархии — ни в какие времена, просто позже появился император, и на этом «расслоение» кончилось. Любопытно, такая монолитность аристократии должна была придать своеобразную окраску многим историческим процессам, надо потом поговорить об этом с Наи… А тот удивительный Мудрец стал проповедовать равенство и мир и… плохо кончил. Город выбрал себе другого Мудреца — в условиях постоянной войны городов за прилегающие территории и бесконечных нашествий варваров проповедовать мир было, по крайней мере, неосторожно. Хорошо хоть существовала традиция передавать любые накопленные знания от Мудреца к Мудрецу…

Дан поднес листок ближе к небольшой тускло светившейся лампочке и прочел вслух:

— «Когда с поля боя собрали разноцветные стрелы варваров»… А почему разноцветные?

— Это были северные варвары, — сказала Наи. — Из пустынь. Разноцветными пользовались они. Ярко окрашенные стрелы были хорошо видны на песке.

Дан посмотрел на нее с удивлением. Он и не предполагал, что в информатории станции набралось столько сведений о Торене…

— «Когда с поля боя собрали разноцветные стрелы варваров и торжественно понесли их на холм Памяти, чтобы воткнуть в земляное тело Зверя рядом с другими трофеями»… Ничего не понимаю, что за Зверь такой?

— Символический враг, — туманно пояснила Наи.

— Вроде идола, что ли?

— Примерно.

— В Солане сохранился холм Памяти и такой Зверь, — сказал Науро. — Только он окаменел. В него втыкали стрелы, копья, мечи. Трофейное оружие.

— Интересно взглянуть.

— А ты съезди.

— Съезжу. — Дан стал читать дальше. — «…Мудрец вернулся в свой дом, где его поджидал один из Людей с зелеными глазами. Пришелец был зол, и глаза его горели, как кристаллы горного стекла.

— Вы живете неправедно, — сказал он гневно. — Вы хитры, лживы, вероломны. Вам чужды заботы других, вы думаете только о своих нуждах. Вы убиваете себе подобных просто так, лишь бы убить. Вы живете неправедно.

— Зачем же гневаться, — ответил Мудрец смиренно. — Научите нас.

— Вас нельзя научить. Вы слишком далеко ушли по неверному пути. Мы покидаем вас. Я пришел сказать тебе об этом и предупредить на будущее. Прощай.

Мудрец знал, что просить о снисхождении бесполезно. Он только прошептал:

— Разреши мне проводить вас.

Сердце пришельца смягчилось, и он позволил проводить себя до тенистой рощи за городскими стенами, где таился опустившийся с неба чудесный корабль. Когда за ними закрылись южные ворота города, было темно. Рэта уже коснулась земли, а прямо напротив сияла, как всегда в это время, Большая Белая Звезда. Человек с зелеными глазами протянул к ней руку и промолвил с нежностью в голосе:

— Там мой дом. Мой мир. Самый прекрасный из всех миров Вселенной.

— Ты прилетел с Большой Белой Звезды? — поразился Мудрец.

Но пришелец нетерпеливо прервал его.

— Я же объяснял тебе, что на звездах нельзя жить. Жить можно только в мирах, летящих вокруг звезд. Их больше, чем звезд, они малы и уютны. Мой мир вместе с четырьмя другими кружится вокруг маленькой звездочки. Ты мог бы ее увидеть, если б ее слабый свет не тонул в сиянии соседней Большой Белой Звезды»…

Последний абзац Дан перечитал еще раз, его голос даже дрогнул от удовольствия.

— Теперь мы их найдем. А, Наи?

Никто в машине не разделил его радость. Наи сдержанно улыбнулась, Науро промолчал, а Вест неопределенно хмыкнул.

— Интересно, это та же запись, которую видел Маран? Вряд ли их несколько… Хотя если б в той были ориентиры по месту, Маран бы запомнил… А может, это разные фрагменты…

Никто ему не ответил. Наи незаметно коснулась его руки, и когда он вопросительно повернул к ней голову, приложила палец к губам, призывая замолчать. Дан недоуменно заморгал, но замолк. Однако было уже поздно.

— Вы так рады тому, что обнаружили эту запись? — недобрым голосом осведомился Вест.

— Естественно, — промямлил Дан, уловив в его вопросе оттенок обиды. — Это же собратья по разуму…

— А зачем они вам? Чтоб изучать их, как вы изучаете нас? Как мы изучаем животных в лесах и морях? Или их вы считаете равными себе — в отличие от нас?

— Мы и вас считаем равными себе, — потерянно возразил Дан.

— Да? Отчего же вы таитесь? Маскируетесь под торенцев, тщательно скрываете, откуда вы и что собой представляете? Почему хотите знать о нас все, ничего не сообщая о себе? Разве это отношение одних разумных к другим? Или это больше смахивает на снисхождение разумных к неразумным?

Дану казалось, что этими вопросами его хлещут по щекам. Задыхаясь от обиды и смятения, он только ловил ртом воздух. А Наи? Побледневшее лицо Наи несло на себе печать не обиды, но жгучего стыда.

— Замолчи! — вдруг резко оборвал Веста Науро. — Постыдно быть неблагодарным! Это самый отвратительный из человеческих пороков!

— А?..

— После того, что произошло в Вагре… Да если б не их помощь, половина жителей Вагры была бы мертва! Я уже не говорю о том, что они спасли жизнь Марану, которого ты, по твоим словам, так уважаешь… и не только ему…

— Мы тоже лечим животных, когда среди них начинаются эпидемии, — пробормотал Вест, но без прежнего запала. — Ладно, прошу прощения.

«Прошу простить меня за правоту», вдруг вспомнил Дан. «Как часто просит добродетель прощенья у порока за добро, которое она ему приносит»… Что это такое? Он зажмурился, и перед глазами возникла сцена театра, и на ней человек в черном… вот уже больше пяти веков актеры, играя эту роль, одеваются в черное, и так будет, наверно, еще через пять веков… «Прошу простить меня за правоту»…

Дан взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки — бессонную ночь он нейтрализовал тремя капсулами витина. Перед его глазами стояло заплаканное лицо Наи, как только они остались вдвоем — шли по горному склону к ожидавшему высоко над дорогой орбитолету, Наи неожиданно уткнулась ему в грудь и разрыдалась.

— Мне стыдно, Дан! Стыдно и больно… Еще ни разу в жизни мне не приходилось стыдиться за Землю и землян, а сегодня… Какой позор! И за себя стыдно — как я могла! Ляпнула о младших братьях… Как это, наверно, унизительно, какие мы бесчувственные, самодовольные чурбаны… особенно, я! Бессердечная дура! Он меня никогда не простит, никогда… Так мне и надо! Дура, дура! Что я наделала…