Ищи, кому выгодно

Елена пожала плечами и промолчала.

Федор вдруг притянул ее к себе и поцеловал. Она не ответила, но не попыталась вырваться, и он опомнился…

…Он оглянулся – когда был уже во дворе. Елена стояла у окна в своей комнате и смотрела ему вслед – голубая блестящая рыбка неон в золотом аквариуме…

Глава 26 Пусть рухнет мир, но свершится правосудие…

Савелий Зотов пришел первым, сидел в ожидании, барабанил пальцами по столу. Завидев Федора, обрадованно вскочил.

– Федя, я уже думал, ты не придешь!

– Мы же договорились, Савелий. Через неделю начинаются занятия, я просматривал планы, темы и совершенно выпустил из виду время, извини! Опять к нашим баранам: закончилось лето, – сказал он с грустью. – Ты еще на свободе?

– Зося и Настенька приезжают послезавтра.

– Соскучился?

Савелий кивнул и улыбнулся.

– А я думаю махнуть на Магистерское на пару дней, пока стоит погода. Перед началом учебного года. Хочешь со мной? Я договорился с Аликом Дрючиным, он дает ключ. Хотя, говорит, там всегда открыто.

– Я пас! Мне нужно подготовиться, продукты купить, убрать… Я не смогу, Федя.

– Понятно.

– Жениться тебе надо, Федя, – сел на любимого конька Савелий.

– Ты советуешь?

– Знаешь, семья – это смысл! Моя Настенька скоро пойдет в школу, мы будем вместе делать уроки… Она с каждым днем меняется, задает всякие вопросы. Федя, ты не поверишь! Это счастье!

– Твоя Зося – уникальная женщина, Савелий. Ты счастливчик. А я… Статью, и то закончить не могу. И привык к одиночеству, ты же знаешь, мне лучше всего работается ночью. Кроме того, у меня привычки холостяка, я литрами пью кофе, не выношу разбросанных тряпок, зимой у меня открыто окно… Что еще? Я люблю тишину. Могу собраться в пять минут и укатить на Магистерское озеро, и никаких отчетов. Никому. Если меня начнут допрашивать, где был, что делал, я… не знаю! Я люблю сидеть у костра… Умозрительно в основном, так как инерция и лень, но я должен знать, что всегда могу уехать из города и развести костер… Где-нибудь! Я никогда не поеду ни в Турцию, ни в Испанию – никуда, понимаешь? Не выношу праздной толпы и дурацких разговоров, чужих людей за столом, не выношу пляжей и не пью! И еще не выношу панибратства и скорых знакомств. У меня есть ты и капитан Астахов. Понимаешь, Савелий, я анахорет, типичный холостяк, и характер у меня сомнительный. В старости я стану мизантропом и напишу книгу о неизбежности глобальной катастрофы как катарсиса, в результате которой уцелеет треть планеты, восстановится экология, и начнется новая эра, но уже без нас. А насчет женитьбы… Я еще не встретил своей Феано!

– Кто такая Феано? – спросил Савелий, с печалью и недоумением внимавший речам Федора.

– Жена Пифагора, его ученица. Он женился в шестьдесят, так что у меня еще есть время.

– Федя, у тебя все в порядке?

– А что? Не знаю. А у тебя?

– Нормально… Что-нибудь случилось?

– Понимаешь, Савелий, эта история действует мне на нервы… С тремя убийствами. Какое-то домино.

– В каком смысле – домино?

– Принцип домино. Цепь связанных событий, цепная реакция. Сначала Овручев, потом Гетманчук, потом барменша… Один пистолет, короткий промежуток времени, отсутствие единого мотива, то есть для каждого убийства он предположительно свой. Существует ряд жертв и один ствол, Савелий. Жертвы не были знакомы друг с другом, но тем не менее есть между ними что-то общее, раз они убиты из одного оружия.

– Наемный убийца?

– Мы это уже обсуждали. Нет.

Они помолчали. Потом Савелий спросил:

– А эта Елена Гетманчук… Ты думаешь, ей что-нибудь угрожает?

– Нет, Савелий, я так не думаю.

– Почему?

– Такое у меня чувство.

– Ты… Она тебе нравится?

– А тебе?

– Мне? – удивился Савелий. – Мне она показалась… даже не знаю, что сказать. Неинтересной, какой-то безликой. Невзрослой.

– Ты прав. Но всегда существуют две реальности: одна истинная, другая кажущаяся. Одна – то, что есть, другая – наше воображение.

– Что ты имеешь в виду, Федя? Что ты хочешь сказать? – Савелий недоумевал все больше.

– Не знаю, что я хочу сказать! Завтра с утречка я лечу на озеро, Савелий. Мне надоел город, надоели дожди и солнце, надоели автомобили, городской шум и соседи. Представляешь, холодная вода, прозрачная, как слеза… Хотя кто придумал, что слеза прозрачная? Слеза мутная и соленая. Дно видно с растениями… Знаешь, есть такая трава – водяная крапива, кустик с листьями, помню, жалила меня в детстве. Камыш, луг… Всякие сурки и хомяки, а ночью звезды и, если повезет, луна. А если повезет еще больше, то и рыба, какой-нибудь глупый сонный карп, которого я поймаю и съем. А утром – роса и холод, и жаворонок высоко в синеве… Ты когда-нибудь слышал жаворонка, Савелий?

– Ну… да, наверное. Федя, что с тобой? – снова спросил Савелий, не на шутку встревоженный странным состоянием друга.

– Все в порядке, не нагнетай, Савелий. А где это наш капитан Астахов? Наша Шехерезада с криминальными сказками?

Савелий больше не колебался и налил в рюмки коньяку.

– Федя, за твой пикник на озере! Давай!

Они выпили.

– Пикник на обочине озера… – пробормотал Федор. – Кстати, а ты знаешь, Савелий, что в озере живет нечто или некто реликтовое, его неоднократно видели, а несколько человек вообще пропали? Хотя я не верю в свидетельские показания.

– Не слышал. Ты там поосторожнее, Федя!

Федор рассмеялся.

– Не бойся, Савелий, я в норме. Просто настроение… Накатило, у философов это бывает. У всех бывает. Кроме тебя. Пройдет. Все проходит, пройдет и это. Подкинь мне парочку дамских романов, буду читать на природе. Или что-нибудь новенькое из Кэтлин О’Брайен, про агента Интерпола, блистательного Майкла Винчестера…

– Подкину. А почему ты не захотел поговорить с людьми в кафе, вечером? Помнишь, ты собирался, а потом передумал?

– Помню, Савелий. Это уже не имело смысла. Я знаю, кого они могли видеть в тот вечер… В субботу.

– Знаешь?

– Знаю.

– Ты знаешь, кто убил Гетманчука? – поразился Савелий.

– Знаю, Савелий.

– Кто? – изумленно выдохнул Савелий.

Не успел Федор ответить, как над их головами раздался громкий голос капитана Астахова:

– Киряем? А подождать друга слабо? – Он плюхнулся на свободный стул. – О чем грустим, философы?

– Федя завтра уезжает на Магистерское озеро! – сообщил Савелий.

– Давно пора, – заметил капитан, ухмыляясь. – Полезно для здоровья.

– Ты что-нибудь узнал, Коля? – спросил Савелий.

– Узнал. Когда ты едешь на озеро, говоришь? – обратился он к Федору.

– Завтра.

– Один? Или в компании?

Федор не ответил.

– Ты, Федор, был прав, когда сказал, что нужен обыск. Если вы помните, мы сразу изъяли ноутбук Гетманчука, бумаги из сейфа, наскоро просмотрели, ничего серьезного. Но на бумагах присутствуют микроскопические частицы ружейного масла, идентичного тому, что обнаружили в доме Светланы Овручевой. То есть пистолет, из которого застрелили всех троих, какое-то время находился в сейфе Гетманчука, а затем в комоде барменши.

– Не факт, – возразил Федор. – Ружейное масло – не доказательство, это доступный материал.

– Может, и не доказательство, но настораживает. Внутри сейфа найдены отпечатки пальцев Гетманчука и Елены, которая утверждала, что не знает кода сейфа и никогда его не открывала.

– Снова ничего не доказывает, – заметил Федор. – Женщины, как правило, любят совать нос в дела мужа. А кто же признается добровольно?

– Верно, любят совать нос. Но! – Капитан поднял указательный палец. – Но все вместе! Ствол был в сейфе. Кстати, бывшая жена Гетманчука упоминала, что ее отец подарил зятю пистолет, который тот хранил в письменном столе. А потом они уехали, и пистолет, видимо, остался у матери Гетманчука, в их квартире. Если Елена заглядывала в сейф, а она туда, как оказалось, заглядывала, то видела его. И ее вранье тут… Кто сказал: маленькая ложь рождает большое недоверие? Так что в свете этих данных к Елене Гетманчук есть вопросы.