Исход земной цивилизации: Война

— Стать наложницей такого, как ты?

— Ты уже моя, Ребекка, — он больно сжал её грудь, двигаясь глубоко и резко, так, что ее локти с силой впечатывались в кафель стены. — И ты будешь моей до тех пор, пока не надоешь мне…

С гортанным рыком он остановился, вздрагивая всем телом, а она, игнорируя грубость, лишь видела перед глазами лицо изможденного мужа, которого ждет еще более ужасная участь в лапах твари с таким же, как у нее, лицом. По щекам Ривки текли слёзы, казавшиеся совсем незаметными из-за воды, стекающей по лицу.

Нинурта оставил ее одну, спустившуюся на пол, униженную и раздавленную. Именно этого он добивался; даже не ненависти Мардука, с чьей женой он теперь спал, а ее тотального поражения после семи лет равнодушия.

Собрав остатки гордости, Ривка смогла выйти из этой вопиюще и безобразно дорого обставленной ванной комнаты, размером с ее довольно большую спальню в Малакате. На постели уже дожидалась ее выглаженная и выстиранная форма, которую принесли слуги. С ненавистью и остервенением натягивая брюки на влажные ноги, Ривка думала лишь о том, как сладка будет ее месть Нинурте, и что она лично перережет ему глотку, невзирая даже на то, что это право принадлежало Александру.

Она вышла из спальни, завязав волосы в небрежный пучок. Слезы высохли, сила воли вновь переборола уныние, даже невзирая на то сколько боли принес ей вид мужа. Казалось, что он выглядел даже хуже пленника концентрационного лагеря во времена холокоста. Ни жив, ни мертв, сломлен и истощен. А каким чудовищным метаморфозам могло подвергнуться его сознание, и есть ли шанс излечить его душевную травму?

Из тронного зала, как Нинурта называл свой кабинет, доносились голоса — мужской и женский. Инанна, держа в руках бокал вина, одетая, как всегда, в одно из своих платьев, напоминавших наряды египетских женщин, восседала в кресле и смеялась, по-видимому, отмечая столь долгожданный подарок Энлиля, решившего, что ужасов тюрьмы для Мардука недостаточно.

— Стало быть, ты отдалась моему дяде, так, Ребекка? — Инанну забавлял внешний вид Ривки — мокрые волосы, ни грамма косметики.

Ривка, поднеся браслет к губам, набрала нужную команду и приказала:

— Живкович, подайте машину к башне Нинурты, — равнодушно и обыденно приказала она и только тогда посмотрела на Инанну. — Доброе утро, ваша светлость, пьете с самого утра? Что вы делаете здесь, когда ваш подарок дожидается у вас в покоях? — саркастично бросила Ривка, подарив той испепеляющий взгляд. — Или брезгуете находится подле своего пленника, пока его не приведут в должный вид? А может, решили посмаковать это вблизи меня, чтобы удовлетворить свою темную душу? Если она у вас, конечно, есть…

— Как ты смеешь? — тут же раздраженно бросила та и, резко поднявшись, выплеснула вино прямо в лицо Ривке, вызвав лишь самодовольную улыбку. — Ты совсем потеряла страх, маленькая сука? Господин, немедленно прикажите выпороть ее!

Но Нинурта молчаливо наблюдал за двумя девушками, которые находились на грани безумия — одна уже долгие тысячелетия, вторая, не боясь, переступала эту черту лишь сейчас. Он смотрел в упор на Ривку, и в глазах его неожиданно загорелось одобрение, следом — улыбка одними уголками губ. Он сидел в своем привычном кресле, наблюдая за ними, точно за макаками в вольере, и ожидал, когда же они сделают что-то воистину глупое.

— Ваша светлость, я на сегодня свободна? — учтиво склонив голову, спросила Ривка, игнорируя гнев и просьбу Инанны.

Она утерла лицо рукавом пиджака.

— Подойди сюда, Ребекка, — властно приказал он, и когда она подчинилась, он обнял ее и притянул к себе для страстного и долгого поцелуя, словно и не было того жестокого обращения в ванне. — Будь осторожна, дорогая… — отпустил он ее, последний раз проведя ладонью по щеке.

Теперь, испускающая пламя из ноздрей Инанна не посмеет тронуть Ривку, так как та принадлежит наследнику престола. Однако теперь достанется ее мужу. Вот только иного выхода нет. Нельзя показывать слабость перед этой сукой, иначе будет еще хуже. Ривка становилась жестокой от безысходности, понимая, что за её своенравие Мардук получит не один дополнительный удар кнутом. Нинурта был прав, тюрьма не так страшна, как плен этой сумасшедшей маньячки.

Выйдя за дверь с высоко поднятой головой, Ривка улыбалась, будто одержала некую победу. Наверное, то было подступающее безумие. Она даже подавила усмешку, вспомнив лицо разгневанной Инанны, но стоило ей сесть в машину, как налет необъяснимого веселья схлынул, вернув на место намного более уместные эмоции.

— Домой… — лишь только с трудом проговорила она, и Живкович тронулся с места, а она горько зарыдала, забравшись на сидение с ногами и обняв коленки.

Ривка знала, что сегодня много дел, но не могла успокоиться, рыдая навзрыд от бессилия и агонии боли из-за постоянно встающего перед глазами лица Александра. Она думала над тем, чтобы наложить на себя руки — подавленная, злая, уставшая, она должна залечивать раны мужа, но вместо этого оказалась во власти его отвратительного кузена, использовавшего их обоих, чтобы потешить свою черную душу. Живкович остановился на подземной парковке высотки, в которой жила Ривка, но не вышел из машины, чтобы открыть дверь, так как госпожа все еще рыдала на сидении авто, а он ничем не мог помочь. Он прекрасно понимал, чем могла закончиться ночь, проведенная в башне Нинурты, и только ждал, пока истерика утихнет, позволив Ривке взять себя в руки. Она всегда брала себя в руки, потому что была сильной женщиной, верной своим идеалам, понимающей, что в этом мире от нее зависит слишком многое, чтобы позволить себе раскисать.

— Александр в Бад-Тибира… — всхлипывая, выдавила она, не в силах даже открыть застланных слезами глаз.

Живкович резко обернулся с переднего сидения.

— Великий Анкиа на Земле? Госпожа, где он сейчас? — возбужденно спросил он, не в силах сдержать радости от того, что господин хотя бы жив.

— Отныне он узник Инанны, — пробормотала Ривка, но Живковичу удалось уловить смысл ее слов. — И, Дрейк, он не похож на себя. Он слаб, истощен и похож на немощного голодного старика. В его глазах было безумие… Быть может… Он и вовсе не узнал меня.

Глаза Живковича наполнились ужасом. Он был на все сто процентов лоялен Великому Анкиа, несмотря на принадлежность к клану Нинурты. Но сейчас его жалость адресовалась вовсе не Александру, а покинутой, забывшейся в своем горе женщине, которую, возможно, смогли сломать за сегодняшнюю ночь.

— Вы должны быть сильной, госпожа. Вы нужны мне и другим анкийцам. Вы нужны людям. Без вас все мы пропадем, — уверенно, отделяя каждое слово, сказал он. — Если вы дадите слабину, у нас не останется надежды.

Она посмотрела на него красными, опухшими глазами.

— Но кто даст надежду мне, Дрейк?..

***

Гах-ги каб-газ — шумерская лексика — обитель убийц

========== Глава 17 ==========

– Негоже сидеть нам, сложа руки, когда Великий Анкиа на Земле в заточении. Он ведь в башне Инанны, верно?
– задумчиво проговорил Акрам Баракат, приложив к губам кулак.

– Они ведь этого и добиваются, министр Баракат, - устало озвучила всеобщую мысль Ривка, наконец приземлившись в кресло после бессмысленного нарезания кругов по кабинету.
– Мы не должны действовать, - и, не дав раскрыть рта Энгельсу, продолжила: - Уж поверьте, Амадей, и меня бездействие приводит в отчаяние. Он все-таки не только мой господин, но и муж.

– Пока он находится у Инанны, мы, стало быть, будем просто сидеть сложа руки, - обратил вопрос в утверждение Андерсен.
– Канцлер права, это провокация. Нибируанцы слишком подозрительны, они не могут поверить в то, что мы бездействуем.

Ривка, переведя взгляд с одного на другого, дала дробь пальцами по столешнице.

– Так может, сделать то, что они ожидают?

– Что вы имеете в виду?
– непонимающе сдвинул брови Врахнос, тронув свой греческий нос.

– Полагаю, нам нужно создать видимость того, что мы действительно что-то замышляем, по крайней мере, чтобы вытащить своего господина из плена. Небольшая авантюра, которая сможет прикрыть наши настоящие дела. Согласитесь, от анкийцев, чьего господина пленили, сложно ожидать тотального повиновения. Это логично, что мы можем замышлять что-то за их спинами.