Исход. Том 1

Ларри задремал. Минуты летели, а его дремота превратилась в первый по-настоящему крепкий за столько дней сон без сновидений. Руки его безвольно отдыхали на коленях. Его тщедушная грудь приподнималась и опускалась, а борода делала его озабоченное лицо одинокого беженца, выбравшегося из ужаснейшей переделки, настолько худым, что в это было невозможно поверить, Мало-помалу складки, прорезавшие его загоревшее до черноты лицо, стали разглаживаться. Он кружил по спирали, погружаясь в самые глубинные уровни бессознательного, и отдыхал там, словно маленький речной бобр, прячущийся от солнца в своей прохладной норке. Солнце уже начинало садиться.

Вдруг рядом с изгибом ручья негромко зашуршали густые заросли кустарника, как будто что-то осторожно пробиралось сквозь них, замирало, затем продолжало движение. А немного погодя из кустов вышел мальчик. Ему было лет тринадцать, а может, и десять — просто он был высоковат для своего возраста. На нем были только шорты. Кожа мальчика приобрела ровный оттенок красного дерева, но у пояса шорт тело было молочно-белым. Весь он был искусан комарами, некоторые укусы были старыми, другие новыми. В правой руке мальчик держал нож для разделки мяса. Лезвие длиной в целый фут, остро отточенное, ярко сверкало в лучах заходящего солнца.

Неслышно ступая, слегка согнувшись, мальчик подбирался к вязу у каменной стены, пока не оказался прямо позади Ларри. У него были сине-зеленые, цвета морской волны глаза со слегка приподнятыми уголками, что придавало ему восточный вид. Это были скрытные глаза, в них проглядывала скрытая жесткость. Мальчик взмахнул ножом.

Женский голос, тихий, но твердый, произнес:

— Нет.

Подросток обернулся на звук голоса, все так же занося нож.

— Понаблюдаем, а там видно будет, — сказал женский голос.

Мальчик замер, переводя взгляд, горящий желанием осуществить задуманное, с ножа на Ларри и снова на нож, а затем отступил, проделав весь путь обратно, и скрылся в кустах.

А Ларри продолжал спать.

Первое, что понял Ларри проснувшись, было то, что чувствует он себя хорошо. Второе — он был голоден. Третье — солнце располагалось как-то неправильно, казалось, оно проделало по небу обратный путь. Четвертое — извините за нескромность, он хотел писать, как скаковая лошадь.

Прислушиваясь к деликатному журчанью, Ларри понял, что он не просто вздремнул — он проспал всю ночь. Взглянув на часы, он понял, почему солнце располагалось неправильно. Было уже девять двадцать утра. Голоден. В этом белом огромном доме должна быть еда. Консервированный суп, а может, и мясо. В желудке у него заурчало.

Прежде чем подняться к дому, он, сбросив одежду, склонился над ручьем и стал брызгать на себя водой. Только теперь Ларри заметил, каким тощим он стал — как обглоданная кость. Он выпрямился, обтерся рубашкой, натянул брюки. Пара камней высовывала свои влажные черные спины из ручья. По ним Ларри и перебрался на другую сторону. Вдруг он замер, напряженно вглядываясь в плотную стену зашуршавших кустов. Страх, дремавший в нем со времени пробуждения, внезапно вспыхнул, как подброшенная в костер сосновая щепка, а затем так же молниеносно затух. Это была всего лишь белка или другой зверек, может быть, лиса, вот и все. И ничего больше. Ларри развернулся и пошел по лугу к белеющему невдалеке дому.

Но на полдороге на поверхность сознания Ларри, как пузырек воздуха, всплыла мысль и тут же лопнула. Возникла она случайно, но ее смысл завел Ларри в тупик.

Мысль была такой: «Почему ты не едешь на мотоцикле?»

Ларри замер посередине лужайки, на равном расстоянии от дома и ручья, изумленный простотой вопроса. Он шел пешком с тех пор, как пустил под откос свой «харли». Шел, изматывая себя, и в конце концов вырубился от солнечного удара или чего-то настолько близкого к этому, что разница не имела никакого значения. А мог бы и ехать, пусть даже на небольшой скорости, и теперь, возможно, был бы уже на побережье, выбрав для себя летний домик и обустраиваясь в нем.

Ларри рассмеялся — сначала тихо и осторожно, немного пугаясь звука собственного голоса в абсолютной тишине. Смех, когда рядом не было никого, с кем можно было бы посмеяться, был еще одним призраком в его безвозвратном путешествии в сказочную банановую страну прошлого. Но смех звучал настолько искренне и реально, так чертовски здорово и так напоминал смех прежнего Ларри Андервуда, что он просто выпустил его на волю. Ларри кружился, раскинув руки, запрокинув голову в небо, и просто разрывался от смеха над своей собственной непроходимой глупостью.

Позади него в живописных зарослях, там, где у ручья кусты были погуще, настороженные зелено-голубые глаза наблюдали за этой сценой, они следили за тем, как Ларри пересек лужайку, все еще посмеиваясь и качая головой. Они наблюдали за тем, как он взобрался на крыльцо, подергал входную дверь и открыл ее. Они наблюдали за тем, как Ларри скрылся внутри. Затем кусты зашевелились, издавая то легкое шуршание, которое так насторожило Ларри. Мальчик в шортах прокладывал себе дорогу, все так же сжимая в руке нож для разделки мяса.

Но тут появилась другая рука и похлопала мальчика по плечу. Тот немедленно остановился. Вышла женщина — высокая, необыкновенная, она шла, казалось, абсолютно не задевая кустов. Волосы ее напоминали густой, великолепный черный поток с ослепительно белыми прожилками; красивые, поразительные волосы. Они были закручены толстым жгутом, перекинутым через плечо и иссякающим У возвышения груди. При первом взгляде на эту женщину сразу обращал на себя внимание ее великолепный рост, а затем взгляд, как магнитом, притягивало к этим дивным волосам, мысленно так и ощущалась их волнующая тяжесть и шелковистость. И если вы мужчина, то непременно поймали бы себя на мысли о том, как эта черноволосая газель выглядела бы с распущенными, вырвавшимися на свободу волосами, разметавшимися по подушке в лунном сиянии. Вас начала бы преследовать мысль, какова она в постели. Но она никогда не подпускала к себе мужчину. Она была чиста. Она ждала. Ей снились сны. Однажды в колледже она видела его. И теперь она снова раздумывала, не ее ли это мужчина.

— Подожди, — приказала она мальчику.

Она повернула его гневное лицо к своему, сияющему необыкновенным спокойствием, и сказала:

— С домом все будет в порядке. Зачем ему разрушать дом, Джо?

Мальчик отвернулся и обеспокоенно взглянул на дом. А она добавила:

— Когда он выйдет, мы последуем за ним.

Подросток яростно закивал головой.

— Да, мы должны. Я должна. — Она ощущала это необычайно четко и ясно. Возможно, он не был ее суженым, но даже если это и так, то он был связующим звеном в цепи, по которой она так долго шла и которая теперь приближалась к своему венцу.

Джо — это было не настоящее имя мальчика — свирепо взмахнул ножом, как бы вонзая его в женщину. Но она не сделала ни малейшего движения, чтобы защититься или увернуться, и он медленно опустил свое оружие. Затем, повернувшись к дому, замахнулся ножом в том направлении.

— Нет, ты не сделаешь этого, — сказала она. — Потому что он живое существо и он приведет нас к… — Женщина замолчала. «Другим человеческим существам», — хотела сказать она. Он человеческое существо, и он приведет нас к другим человеческим существам». Но она не была уверена, что имела в виду именно это или, даже если это и так, то было ли это все, что она хотела сказать. Она и так уже чувствовала, что ее тянуло в противоположные стороны, и начинала сожалеть, что они вообще встретили Ларри. Она попыталась погладить мальчика по голове, но тот со злостью отдернул ее. Он опять бросил взгляд на дом, глаза его пылали ненавистью и ревностью. Немного погодя он скрылся в кустах, с осуждением оглядываясь на женщину. Она последовала за подростком, желая убедиться, что он будет вести себя нормально. Пройдя немного, мальчик вдруг лег на землю, свернувшись клубочком и прижимая нож к груди. Он засунул палец в рот и закрыл глаза.