Исход. Том 2

— Я бы никогда не поверил этому. Я считал, что как только они увидят, что это за работенка, то сразу же придумают тысячи причин и отговорок.

— Если вам интересно мое мнение, — сказал Гарольд, — то я считаю, что намного легче выполнять грязную работу для себя, чем для кого-то другого. Некоторые из этих парней впервые в жизни работают на себя.

— Да, думаю в этом что-то есть. Увидимся завтра, Хок.

— В восемь, — подтвердил Гарольд и поехал в сторону Бродвея. Справа от него несколько человек, в основном женщины, возились около ремонтной машины, подъемного крана и трейлера, частично загородившего дорогу. Они выглядели как вполне приличная группа единомышленников. «Это место возрождения, — подумал Гарольд. — Я не знаю и половины этих людей».

Он ехал к себе домой, а мысли его с беспокойством возвращались к одной и той же проблеме, которая, как он считал, давным-давно была решена. Когда он добрался до дома, на обочине стояла маленькая белая «веспа». А на ступенях крыльца сидела женщина.

Женщина встала, когда Гарольд приблизился, и протянула руку. Она была самой удивительной женщиной, когда-либо виденной Гарольдом, — конечно, он видел ее и раньше, но никогда так близко.

— Надин Кросс. — Она произнесла свое имя низким, хрипловатым голосом. Пожатие ее было крепким и холодным. Взгляд Гарольда невольно задержался на ее фигуре. Он знал, что девушкам не нравится эта привычка, но он ничего не мог поделать с собой. Над этим его ум был не властен. На ней были тонкие саржевые слаксы, облегающие длинные ноги, и нежно-голубая шелковая блузка без рукавов. Бюстгальтера она не носила. Сколько ей лет? Тридцать? Тридцать пять? Возможно, меньше. Поседела она преждевременно. «Все кончено?» — осведомилась каверзная (и, кажется, бесконечно наивная) часть его ума, а сердце забилось немного быстрее.

— Гарольд Лаудер, — улыбаясь представился он. — Вы пришли с группой Ларри Андервуда, правильно?

— Да, это так.

— Ларри на прошлой неделе навещал меня, принес бутылку вина и шоколад. — Слова его звучали фальшиво, внезапно у него появилась уверенность: она знает, что мысленно он оценивает, раздевает ее. Он подавил желание облизнуть пересохшие губы и выиграл… хотя бы временно. — Он отличный парень.

— Ларри? — Женщина рассмеялась. Странный смех, от которого чувствуешь озноб. — Да, Ларри — это принц.

Они смотрели друг на друга. Никогда еще Гарольда не разглядывала женщина, чей взгляд был бы столь откровенен и умен. Он снова почувствовал прежнее возбуждение и теплую волну нервозности внизу живота.

— Чем я могу быть вам полезен, мисс Кросс?

— Для начала можешь звать меня просто Надин. И можешь пригласить меня поужинать. Это нас несколько сблизит.

Нервное возбуждение стало усиливаться.

— Надин, хочешь остаться на ужин?

— С удовольствием, — ответила она и улыбнулась. Когда она положила ладонь ему на руку, Гарольд почувствовал покалывание, как от удара током низкой частоты. Надин не сводила с него глаз. — Благодарю.

Вставляя ключ в замочную скважину, он думал: «Сейчас она спросит, почему я закрываю дверь, а я, не зная, что ответить, буду выглядеть форменным дураком».

Но Надин ничего не спросила.

Он не готовил еду; ужин готовила она. Гарольд дошел до той точки, когда его мутило даже от вполне приличной пищи из банок, но Надин здорово со всем управлялась. Внезапно вспомнив и ужаснувшись тому, чем он занимался весь день, он попросил ее занять себя чем-нибудь минут двадцать (возможно, она находилась здесь по очень земному делу, как он безнадежно надеялся), пока он вымоется. Когда Гарольд вернулся — тщательно вымывшись и окатив себя несколькими ведрами воды — Надин суетилась в кухне. Вода весело кипела на газовой плите. Когда он вошел, Надин как раз высыпала полчашки макарон в кастрюлю. Что-то вкусное булькало на сковороде на другой конфорке; он вдохнул смешанный запах французского лукового супа, красного вина и грибов. В животе у Гарольда заурчало. Тяжкая и грязная дневная работа утратила власть над его аппетитом.

— Запах фантастический, — сказал он. — Тебе не следовало бы этого делать, но я не стану возражать.

— Это беф-строганов, — сообщила она, с улыбкой поворачиваясь к Гарольду. — Правда, сильная импровизация. Консервированное мясо — не тот рекомендуемый ингредиент, который используют при приготовлении этого блюда в лучших ресторанах, но… — Надин пожала плечами, как бы желая подчеркнуть те ограничения и неудобства, в которых все они вынуждены жить.

— Очень мило с твоей стороны, что ты взялась приготовить ужин.

— Пустяки. — Она снова бросила на него тревожащий, все понимающий взгляд и стала в нему вполоборота, шелковая ткань ее блузки плотно облегала левую грудь, красиво обрисовав контур. Горячая волна захлестнула Гарольда, он молил только об одном — чтобы у него не было эрекции. Он подозревал, что для его силы воли эта задача будет непомерной.

— Мы станем добрыми друзьями, — сказала Надин.

— Мы… станем?

— Да. — Она отвернулась к плите, закрывая таким образом вопрос и оставляя Гарольда блуждать в дебрях загадок.

После этого весь их разговор состоял из сплошных тривиальностей… в основном пересуды Свободной Зоны. А таковых набралось уже достаточно. Где-то в середине ужина Гарольд еще раз попытался спросить, что же привело ее сюда, но Надин только улыбнулась и покачала головой:

— Мне нравится видеть, как мужчина ест.

На секунду Гарольду показалось, что Надин говорит о ком-то другом, но затем он понял, что она имеет в виду его. И он стал есть, он съел три порции беф-строганов, и по его мнению, консервированное мясо нисколько не портило вкус блюда. Казалось, их разговор иссяк сам собой, позволяя Гарольду успокоить льва, притаившегося в животе, и предоставляя ему возможность смотреть на сидящую перед ним женщину. «Удивительная?» — думал он. Она была красива. Зрелая и прекрасная. Ее волосы, которые она собрала назад в изысканный конский хвост, чтобы удобно было готовить, были перевиты снежно-белыми прядями, а не седыми, как показалось ему вначале. Ее глаза были пронзительны и темны, а когда их взгляды встречались, у Гарольда начинала кружиться голова. Звук ее низкого, уверенного голоса действовал на Гарольда одновременно неуютно и почти мучительно приятно.

Когда они закончили ужинать, Гарольд встал, но она спросила:

— Кофе или чай?

— Я могу и сам…

— Можешь, но не хочешь. Кофе, чай… или я? — Она улыбнулась, но не улыбкой человека, произнесшего двусмысленность («рискованный разговор», как сказала бы его дорогая мамочка, неодобрительно поджимая губы), а медленной улыбкой, такой же сладкой, как шапка сливок на вершине фруктового десерта. И снова этот пронизывающий насквозь взгляд.

В голове у него помутилось, и Гарольд ответил с безумной небрежностью:

— Последние два. — И едва сдержал взрыв глуповатого юношеского смеха.

— Что ж, начнем с чая на двоих, — ответила Надин, направляясь к плите. Кровь горячей струей ударила Гарольду в голову, несомненно превращая его лицо в нечто, напоминающее по цвету свеклу. «Ах ты Мистер Учтивость! — бешено ругал он себя. — Ты интерпретировал невинную фразу, словно последний дурак, каковым и являешься, и, скорее всего, испортил прекрасную возможность. Так тебе и надо!»

Когда она поставила чайник на стол, краска, заливавшая лицо Гарольда, отхлынула, он уже взял себя в руки. Юношеское веселье внезапно перешло в отчаяние, и он почувствовал (уже в который раз), что его тело и разум превратились в неуправляемую машину эмоций. Это ему не нравилось, но он был бессилен выбыть из гонки. «Если бы она заинтересовалась мной, — подумал он (одному Богу известно, как такое могло бы случиться, — мрачно добавил он) — я развернул бы перед ней всю мощь своего интеллекта». Что ж, он делал подобное и раньше и предполагал, что может жить с сознанием того, что сделает это' снова.