Исход. Том 2

Франни закрыла глаза.

— Она умерла, да? Ночью. Она вернулась, чтобы умереть.

— Она еще не умерла. Но скоро. Джордж Ричардсон говорит, что она недолго протянет, но она еще жива. — Стью откровенно и незащищенно взглянул на нее. — И я боюсь. Своим возвращением она спасла нам жизнь, но я боюсь ее, и я боюсь тех причин, по которым она вернулась.

— Что ты имеешь в виду, Стью? Матушка Абигайль никогда не причинит вреда…

— Матушка Абигайль делает то, что велит ей Бог, — резко произнес он. — И этот самый Бог убил своего собственного Сына, так говорят.

— Стью!

Огонь погас в его глазах.

— Я не знаю, зачем она вернулась, и есть ли ей вообще что сообщить нам. Я просто не знаю. Возможно, она умрет, так и не придя в сознание. Джордж говорит, что это более вероятно. Но зато я знаю, что взрыв… и смерть Ника… и ее возвращение… все это сняло шоры с сознания людей. Они говорят о нем. Они знают, что взрыв подстроил Гарольд. Черт, я тоже так думаю. Многие говорят, что и возвращение матушки Абигайль в таком состоянии — тоже дело рук Флегга. Что касается меня, то я не знаю. Я ничего не понимаю, но я напуган. Как будто у меня предчувствие плохого конца. Раньше я не испытывал такого чувства, но оно возникло теперь.

— Но ведь есть мы, — почти умоляя его, произнесла Франни. — Ведь есть мы и ребенок, разве не так? Разве не так?

Стью долго молчал. Франни не думала, что дождется ответа. И тут он сказал:

— Да. Но сколько времени это продлится?

Когда в этот день, третьего сентября, начало смеркаться, люди стали медленно стекаться — почти бесцельно — к дому Ларри и Люси. Поодиночке, по двое, по трое. Они рассаживались на ступеньках домов, помеченных крестиком — изобретением Гарольда. Они рассаживались на лужайках, высохших за столь продолжительное лето. Они тихонько переговаривались. Они курили сигареты и трубки. Брэд Китчнер с рукой на перевязи и костылем тоже был здесь. Здесь была Кэнди Джонс, показался и Рич Моффет с двумя бутылками «Блэк Велвет». Норман Келлогг сидел рядом с Томми Джеринджером, закатанные рукава которого открывали загорелые бицепсы. Рукава парнишки Джеринджера тоже были закатаны в явном подражании отцу. Гарри Данбартон и Сэнди Дю Чинз застыли, держась за руки. Дик Воллмен, Чип Хобарт и шестнадцатилетний Тони Донахью, примостившись на шлакобетонном блоке в полуквартале от дома Ларри, передавали из рук в руки бутылку «Канадиен клаб», запивая спиртное теплым лимонадом. Пэтти Крогер сидела рядом с Ширли Хэммет. Между ними лежал пакет с едой, но они едва притронулись к ней. К восьми часам вечера улица была запружена людьми, и все они не отрывали глаз от дома. Перед ним рядом с мотоциклом Ларри стоял огромный «кавасаки-650», принадлежавший Джорджу Ричардсону.

Ларри наблюдал за собравшимися через окно спальни. Позади него, на их с Люси кровати, лежала матушка Абигайль, она была без сознания. Сухой дух болезни, исходящий от нее, распространялся по комнате, и Ларри тошнило от этого — а ведь он ненавидел это состояние, — но он не двигался. Это была его кара за то, что он остался жив, в то время как Ник и Сью погибли. Позади слышались приглушенные голоса собравшихся у ее смертного одра. Джорджу необходимо было отлучиться в больницу, чтобы проверить состояние остальных пациентов. Теперь их осталось только шестнадцать. Троих отправили домой. А Тедди Вейзак скончался.

Сам же Ларри не получил даже царапины. Тот же прежний старина Ларри — не теряет головы, пока остальные кладут свои. Взрывная волна отбросила его через подъездную дорожку на цветочную клумбу, но ни единой царапины. Обломки шрапнелью падали вокруг него, но ни один не задел его. Ник погиб, Сьюзен мертва, а он даже не ранен. Да, тот же прежний Ларри Андервуд.

Бдение в доме, бдение на улице. Полным-полно людей. Более шестисот. Гарольд, тебе бы следовало вернуться с дюжиной ручных гранат и довести дело до конца. Гарольд.

Он шел за Гарольдом через всю страну, следовал за Обертками «Пэйдэй» и остроумными импровизациями. Ларри чуть не лишился пальцев, набирая бензин в Уэльсе. Гарольд же просто нашел отверстие клапана и использовал сифон. Именно Гарольд внес столько ценных предложений. Гарольд предложил утвердить их Комитет общим списком. Умный Гарольд. Гарольд и его дневник. Гарольд и его улыбка.

Хорошо было говорить Стью, что никто не мог догадаться о задуманном Гарольдом и Надин по нескольким моткам проволоки. Но для Ларри такое оправдание не подходило. Он же видел великолепную изобретательность Гарольда прежде. Он обязан был догадаться. Инспектор Андервуд был неотразим в деле с конфетными обертками, а вот дело с динамитом оказалось ему не по зубам. Откровенно говоря, инспектор Андервуд оказался дерьмовым ослом, дыркой от бублика.

«Ларри, если бы ты знал…»

Голос Надин.

«Если хочешь, я стану на колени и буду умолять тебя».

Это был еще один шанс предотвратить гибель и разрушение… тот, о котором он никогда бы не посмел рассказать. Неужели и тогда план уже был составлен? Возможно. Если и не конкретно эта бомба, присоединенная к рации, то, значит, некий общий план.

План Флегга.

Да — за всем постоянно стоял Флегг, повелитель марионеток, дергающий за веревочки Гарольда, Надин, Чарли Импенинга. Бог знает, какое количество других людей. Жители Зоны с удовольствием стерли бы Гарольда в порошок, но это было делом рук Флегга… и Надин. Кто же подослал ее к Гарольду, если не Флегг? Но прежде, чем пойти к Гарольду, она пришла к Ларри. А он отверг ее!

Но как он мог согласиться? Ведь у него были определенные обязательства перед Люси, он нес ответственность за нее. Это было очень важно не только из-за нее, но и из-за себя самого — он чувствовал, что его легко можно было уничтожить как человека, стоящего за добро. Поэтому он отверг Надин и считал, что Флегг удовлетворен событиями предыдущей ночи… если только его действительно зовут Флегг. О, Стью остался жить, и он говорит от имени Комитета — он был голосом, которым не мог воспользоваться Ник. Глен был жив, а его Ларри считал мозговым центром Комитета, но Ник был сердцем Комитета, а Сьюзен вместе с Франни — его совестью. «Да, — горько подумал Ларри, — ублюдок отлично поработал. Он должен щедро наградить Гарольда и Надин, когда те доберутся до него».

Ларри отвернулся от окна, ощущая тупую головную боль. Ричардсон пытался нащупать пульс матушки Абигайль. Лори возилась с капельницей. Дик Эллис стоял рядом. Люси, сидя у двери, смотрела ни Ларри.

— Как она? — спросил Ларри Джорджа.

— Все так же, — ответил Ричардсон.

— Она переживет эту ночь?

— Не могу сказать, Ларри.

Женщина, лежавшая на кровати, выглядела как скелет, обтянутый тончайшей пепельно-серой кожей. Сразу трудно было определить ее пол. У нее выпали почти все волосы; грудь усохла; из полуоткрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Ларри она напомнила виденные им фотографии юкатанских мумий — не разложившихся, но усохших.

Да, вот чем она была теперь: не матушкой, а мумией. Остался только хриплый звук ее дыхания, как легкое дуновение ветерка, шуршащего в сухой траве. И в чем только держится ее жизнь? Ларри удивлялся… и через это провел ее Бог? И зачем? Должно быть, это проделки космического шутника. Джордж сказал, что он слышал о таких случаях, но ни один из них не был настолько экстремальным, к тому же он никак не ожидал, что сам столкнется с чем-то подобным. Она как-то… съедала сама себя. Ее тело продолжало функционировать, когда оно уже давным-давно должно было бы умереть от недоедания. От истощения она поломала те кости, которые вообще невозможно было сломать. Люси, которая укладывала ее в кровать, сказала Ларри тихим удивленным голосом, что матушка весит не больше детского воздушного змея — вещицы, которая только и ждала дуновения ветра, чтобы навсегда унестись в неведомые дали.

И теперь из своего угла у двери, удивив всех, Люси заговорила:

— Ей нужно что-то сообщить вам.

Лори неуверенно произнесла:

— Она в глубокой коме, Люси… шанс, что она когда-нибудь придет в сознание…

— Она вернулась, чтобы что-то сообщить нам. И Господь не позволит ей уйти без этого.

— Но что бы это могло быть, Люси? — спросил ее Дик.

— Не знаю, — ответила Люси, — но я боюсь услышать это. Это я знаю. Со смертями не покончено. Это только начало. Вот чего я боюсь.