Исход

— К следующему году, — неожиданно прервал его Винер, — мы должны стать независимыми от внешнего мира и умеющими защититься в случае надобности. Мы не уговариваем вас. Мы даем вам шанс.

В голосе Миши появились командные нотки. Сергей знал, цена им — до первого удара в морду. Винер в своем командирстве был похож на ребенка, случайно стащившего у отца пистолет и пугающего мальчишек во дворе.

Сергей перехватил слово, но дослушивали его по инерции, не желая обидеть ранним уходом. Сергей замечал, как поглядывают на часы и давят зевки, чувствовал: нить, связывавшая его и аудиторию, порвалась из-за Миши.

Глаша попыталась спасти ситуацию, вступив следом, но собравшиеся уже поднимались, жужжа молниями курток, потягиваясь, прокашливаясь, и ее слова имели не больше успеха, чем призывы стюардессы к пассажирам занять места после долгого полета:

— Мы устроим здоровую жизнь на природе без отказа от благ города. Спутниковое телевидение, интернет, связь — в нашем поселке будет все. Сейчас не хватает средств и, элементарно, рук. Какое-то время придется пожить в спартанских условиях, но со временем мы откроем бассейн, спортзал…

Ее не слушали.

Сейчас собирались ехать шестеро: к Винеру и Крайневым прибавились Игнат и Оля. Он — шофер с Украины, она — засидевшаяся в невестах симпатичная полненькая москвичка. Они были влюблены и гонимы миром в лице Олиных родителей, не желавших отдавать дочь за «хохла». Денег для съема квартиры не было. В их порыв Сергей не верил. Месяца не пройдет, как начнут хлопать дверьми и мотаться в Москву, расставаясь, ссорясь и примиряясь, пока не вернутся в столицу оба или поодиночке. А Крайневым и Винеру придется быть свидетелями этой любовной мясорубки.

Сегодня остался похожий на Ленина старичок с первой парты.

— И все-таки, почему уезжаете? — Он присел на краешек парты, чтобы не смотреть на Сергея снизу вверх, и сложил на груди руки, готовясь к долгой беседе. — Извините, не представился. Лев Кириллович.

— Ну, раз мы провели такую работу, наверное, и основания у нас веские. — Холодность Крайнева не отпугнула старика, он ждал еще объяснений. — Я хочу, чтобы мой ребенок дышал чистым воздухом. Хочу без страха гулять вечером.

— Набор банальностей, — прервал старик, — через полгода скажете: хочу, чтобы мой ребенок общался со сверстниками, хочу лечиться в нормальной клинике, хочу фрапуччино и костюм, хочу в клуб и на распродажу.

Винер и Глаша прислушались к разговору. Сергей чувствовал, что его экзаменуют.

— От чего вы убегаете? Что причиной? Ваша слабость или ваша сила? В первом случае вы вернетесь. — Лев Кириллович смотрел на Сергея, по-прежнему улыбаясь, но улыбка не была связана с цепким выражением глаз.

— Мне тесно в Москве, — сказал Сергей, — понимайте как хотите.

Повернувшись к старику спиной, он стал снимать с доски увеличенные фотографии «Зари», теперь ненужные.

— Надо записываться, — спросил Лев Кириллович, — или как?

— Что-нибудь умеете? — спросил Винер.

— Готовлю хорошо.

* * *

— Нам этот Лев Карлович на фиг не нужен, — сказал Винер.

Ехали вечерней Москвой к Зыкову. Миша открыл на коленях ноутбук и бегал по нему пальцами, а отсветы от монитора падали на его бледное лицо.

— Кириллович. Почему?

— У нас уже есть такой. Ничего не умеющий, только языком трепать. Я. По-честному, и меня не стоит брать. Но я собственностью вложился. А он что? Чем он нам поможет?

— Сказал же, готовит хорошо. — Глаше старик тоже не понравился, но она всегда была против Миши, о чем бы ни шла речь.

— У нас выбора особо нет. Другие не стремятся. — Сергею приходилось занимать примиряющую позицию.

— Это пока! Через полгода конкурс, как в МГИМО будет, сто на место. Как вам новость: Минэкономразвития опубликовало прогноз, согласно которому число безработных в этом году увеличится до восьми миллионов человек… Число москвичей, проживающих за чертой бедности, выросло в сравнении с прошлым годом на четырнадцать процентов и достигло двух миллионов… Скоро побежит народ к земле.

— Неудачник и алкаш побегут. Тебе такие нужны? — Сергей притормозил у метро, высаживая Глашу, и обменялся с женой поцелуем, на который та неожиданно горячо ответила: общий враг сближал.

— Так я и говорю, мы должны лучших отбирать, а не всяких Карловичей.

После того как Сергей согласился ехать, Миша изменился. Он воспринял согласие Крайнева как признание своих прогнозов, и сам назначил себя на роль серого кардинала. Вел себя развязно, говорил едко и саркастично, и этот его новый облик ударил по Глаше и Сергею вдвое больнее оттого, что раньше они Мишу жалели. Глаша, как это часто бывает, стала ненавидеть объект жалости, когда выяснилось, что он в ней, собственно, не нуждался. Никто не любит жалеть впустую. Миша интуитивно чувствовал неприязнь Глаши и отвечал ей еще большей развязностью, словно бросая вызов. Сергей четко понимал, что нужны еще люди, иначе жизнь в «Заре» превратится в постоянные склоки.

Зыков встретил нерадушно. В апреле их свел агент по недвижимости — Зыков вкладывался в «горячие предложения» и клюнул на две соседских, граничащих стенами квартиры. Он с ходу опустил Мишу и Сергея на пятнадцать процентов от начальной цены, но взамен, без договора и расписок, дал аванс и разрешил оставаться в квартирах хоть до Нового Года — не собирался сразу продавать.

Их впустила молодая, стройная женщина в темном платье. Могла бы казаться красивой, если б не колючие глаза. Зыков, болтавший по телефону и расхаживавший из угла в угол в большой, обставленной скорее дорого, чем красиво, гостиной, даже не поздоровался, просто махнул рукой в сторону дивана.

Его движения стали отрывистыми, речь краткой, а слушая их, он все время смотрел куда-то вниз и вбок, решая в уме свои, не связанные с гостями задачи.

— И чего вы от меня хотите? — прервал Крайнева на середине. Ему пришла эсэмэска, Зыков прочел, нахмурясь, и стал, злясь на адресата, сильно давить ответ. — Я там не буду проблемы решать.

— Может, человека пошлете? Чтобы поговорил?

— Не мешай… — Зыков набил текст, перечитал и, довольно кивнув, отправил невидимому оппоненту. — Земля точно ваша?.. Не подкопаться?.. Проверять не буду, но не дай вам бог меня наколоть. Если все как ты говоришь, они неправы. У себя в колхозе они могут через наезд решать, но здесь на таком языке не говорят. Черные или славяне?

— Наши. В смысле — русские.

— Черных совсем нет? — спросил Зыков с сожалением. — Ну ладно. Стоить будет.

— Согласны, — ответил Винер за двоих. — Еще мы с оружием так и не решили.

Зыков, впервые за вечер, посмотрел на них. Губы, пухлые и чувственные, дрогнули в улыбке.

— А вас история научила! Страшнее нет еврея, загнанного в угол!

Винер не улыбнулся, но Зыков внимания не обратил. Его забавляла ситуация, и он, подобно многим злым и капризным людям, стал внезапно благодушен: