Исходники
Шрифт:
На следующий день Пауни отправилась к деревянных дел мастеру – выбирать гроб. Здесь ей тоже пришлось выслушать рассказы о породах дерева, технике резьбы, количестве и содержании текстов, инкрустации и использовании стойких красок.
Хозяином мастерской оказался крепкий старик. Кожа на его руках походила на кору дерева. Он напомнил Пауни, что не ради красоты наносятся слова и рисунки внутри и снаружи гроба. Это карта – вроде той, что используют купцы или военачальники. На ней отмечены все опасности и ловушки долины сени смертной, населенной потусторонними зверями, готовыми растерзать путника. Против каждого из них магами-разведчиками выработаны заклинания. Кодекс их постоянно пополняется. Экономить на этом нельзя, иначе Ба покойного может угодить в чрево какого-нибудь тамошнего Бегемота – а это смерть вторая, хуже которой
Пауни выслушала мудрого человека и заказала гроб со всеми известными к тому моменту заклинаниями для новопреставленного путешественника в Та Аут – подземную страну. Здесь же у писцов ею был заказан свиток оправданий для суда Усира на сорок две главы с приложениями, рисунками и пояснениями.
За три дня до похорон гроб был полностью готов, и Пауни выставила его у дверей дома. Кроме обычных ушебти – потусторонних помощников Тиметэ, она решила отправить с ним еще и фигурки деревянных воинов, которые муж собирал всю жизнь. Без помощников кеметянину в загробном мире придется работать самому с утра до ночи. А кто же захочет, отработав всю жизнь, трудиться потом еще и целую вечность? Таких нет.
«Воины и защитить смогут, и работают хорошо, – разумно решила Пауни, – опять же – экономия, два в одном».
Посетила она и камнерезов. Конечно, Тиметэ заранее приобрел место для себя и супруги в Городе Мертвых на Западе Солнца. Место неплохое, надо сказать. Но гробницу он едва наметил – все у него были дела да случаи: то проект ему вдруг разонравится, то деньги закончатся.
Пауни же подошла к делу серьезно. Время поджимало. Наняла она двух мастеров, и они ей за шестьдесят дней высекли в песчанике двухуровневую просторную гробницу с шахтой, потайными ходами и тройной защитой от проникновения грабителей. Нашла она и художников не задорого. Стены оформили в лучшем виде: детство Тиметэ, все события их совместной жизни, его успешные предприятия, паломничество и поклонение богам – все было запечатлено в красочных рельефах. Заказала Пауни и модных тогда «Плакальщиц» – трогательную до мурашек картину, на которую, как говорится, без слез не взглянешь.
И вот наступил день переселения Тиметэ в его новый дом на Западе Солнца. Пауни разослала родственникам приглашения. Набралось человек десять-двенадцать, не более. Первыми пришли Сарайат со своей сестрой Сатайат. Всплакнули, конечно, обнялись с Пауни. Когда все собрались, мужчины поставили гроб на повозку и поехали забирать тело у бальзамировщиков. Пауни дала окончательный расчет мастерам бальзамирования – и ей вынесли тело мужа. Тиметэ за семьдесят дней стал легким как птичка. Теперь вся надежда родственников была на то, чтобы его сердце на весах богини Муэт не перевесило бы ее пера.
Тиметэ положили в гроб. Прочли заклинание «Мутт го иоб», и вся процессия двинулась за город. Шли часа два. На подходе к Городу Мертвых встретили попутчика для Тиметэ – процессия человек на сорок сопровождала хлебопека Амрэ.
– Лучшие люди уходят, – запричитала Сарайат, – что твой Тиметэ, что Амрэ. Я так боюсь потерять Рахама!
– Перестань, Сарайат, – сказала ей в ответ Пауни. – Рахам совсем еще не стар. Поди, согревает тебя в холодные ночи?
– Согревает, – кивнула Сарайат, – и Сатайат на него не в обиде. Только вот знаки…
– Какие знаки? – спросила Пауни. – Ты о чем?
– Знаки беды, – пояснила Сарайат. – Третьего дня у меня без причины умерла любимая корова. А вчера в амбаре мне под ноги бросилась мышь, и я со страху дала ей пинка. Такая мерзость! У меня до сих пор мурашки по коже, как вспомню.
– Это и впрямь нехорошо, – сказала Пауни, взглянув на Сарайат. – Сходи-ка ты в Дом Пта, помолись там как следует, да не скупись на жертвы.
– Я, конечно, сказала, что корова моя умерла без причины, – продолжала между тем Сарайат, – но думаю, это соседка мне сделала. Как думаешь, Пауни: не насыпать ли мне песка из Города Мертвых ей под дверь?
– Что ты! – ответила Пауни. – А ну как это не она сделала? Тебе все вернется. Лучше иди к Пта.
Сарайат задумалась. Какое-то время они шли молча. Лишь скрип колес повозки да шорох шагов нарушали мертвую тишину одноименного города.
Наконец процессия вышла к началу довольно крутого и узкого спуска в долину. В скалах слева и справа по бокам от тропы открылись взору черные проемы гробниц – помещений, вход в которые лишь символически намечался. Каменные двери внутри этих
комнат никогда не открывались. Настоящий вход располагался этажом ниже и был засыпан песком.Гробницы ближе ко входу в ущелье были самыми дорогими: с колоннами, обильно украшенные резьбой. Чем ниже в долину, тем скромнее становились усыпальницы, хотя и среди них вдруг попадались довольно качественно отделанные. Такой оказалась и гробница дядюшки Ти.
– О! Пауни, какую великолепную гробницу ты устроила мужу! – сказала Сарайат, а Сатайат закивала головой.
Пауни лишь всхлипнула и принялась отирать краем плата набегавшие слезы.
– Здесь и мне лежать, – промолвила она, выдохнув. Сарайат и Сатайат обняли ее в ответ.
В этот момент подъехал жрец на колеснице, сверкавшей на солнце яркими красками, лаком и золотом. Он привез благовония, кадильницу, ящичек с инструментами для обряда отверзания уст и очей. Гроб Тиметэ поставили возле гробницы на «ноги»: форма гроба повторяла контуры тела покойного, и его деревянные ступни могли твердо стоять на любой ровной поверхности.
Началась самая важная часть погребения. В былые времена, когда ритуал отверзания уст еще не был открыт, священники, общаясь с покойными, узнали, что люди там «не все говорят и не многие ходят». Постепенно были найдены нужные заклинания и изготовлены инструменты. Это намного облегчило посмертную участь кеметян. Слава Птаху! Слава Тоту! Атуму – слава! Жрец воскурил благовония и запел:
Птах по великой милости своей отверз мои уста.Инпу очистил меня, от всего нечистого избавил меня.Нет за мной никаких злодеяний.Да явлюсь я трезвым на суд Усира.Был зачат я в любви и восторге принят матерью на лоно ее.Муэт явила мне истину, и я возлюбил ее.Хика омыл меня иссопом, и стал я белее снега.Ахейа отверз уши мои и слуху дал радость и веселие.Нет во мне прегрешений, и беззакония я не творил.Сердце мое легче пера Муэт.Да не отвратится от меня лицо Усира.И буду жить вечно в местах благих, где нет места нечестивым.Тот научил меня заклинаниям и освободил меняот Сета, связавшего мои уста.Возрадовался язык мой правде Муэт.Птах отверз уста мои резцом металлическим,и уста мои хвалят его.Атум разрешил узы на руках моих, они защитникимои, развязал путы на ногах, да не преткунтсяо камень ноги мои.Да сияет вечно солнце Ра, да стоят крепко белыестены Миннофара, и да приносятся в жертву тельцы.Когда голос жреца стих, некто из присутствующих возгласил: «Мэр сим та ку хмим!»
После этого все по очереди стали прощаться с усопшим. Подходили, кланялись, желали легкого пути и доброго ответа на страшном, но справедливом судилище Усира. Пауни разрыдалась в голос, ее принялись утешать. Наконец стихли разговоры и причитания. Работники, нанятые Пауни, опустили гроб в проем и повлекли его вглубь гробницы, освещая себе путь масляными лампами.
К полудню все было кончено, лазы засыпали камнями и песком. Родственники и знакомые, тихонько переговариваясь, потянулись вверх по ущелью. В доме Пауни их ждала поминальная трапеза.