Искатель, 1962 №2

* * *

Я вышла из палатки. Нигде ни дерева, ни куста, ни клочка зелени: лед, снег, обломки скал.

«Начинаем урок утренней гимнастики», — прозвучало по радио. Под горными ботинками зашуршали камни: невысокий, голый по пояс крепыш, наш рабочий Федя Смоленков, делал зарядку.

— Хозяин, завтрак скоро? — прозвенел голос из палатки. Вышла девушка в стеганой куртке и брюках, с румяным, смуглым от горного солнца лицом. Из-под вышитой тюбетейки свисало бесчисленное количество тонких и длинных темно-русых косичек. Это была геолог Наташа Иванова.

— Через лыпо-ошки! — ко всеобщему удовольствию, протяжно крикнул Алимджан.

Около повара вертелся Тюнька — дворняга с густой и жесткой шерстью. На его плоской заросшей морде доверчиво светились умные карие глаза.

Солнце поднялось над перевалом, в воздухе потеплело. Изрядно промерзшие, мы уселись на камнях вокруг очага.

На сковородке шипела и слегка подпрыгивали пшеничные лепешки.

Съели по одной — ай да Алимджан-ака! [1] Принялись за вторые— ай да хозяин!

1

Аха — друг (тадж.); приставка вежливости, дань уважения.

— Если погода не помешает, дня через три закончим работу, спустимся в долину, — сказала я товарищам.

Где-то наверху послышался нарастающий шорох: с пика Алмаз катился большой камень. Вот он оторвался от крутого склона и понесся гигантскими прыжками прямо на лагерь. Мы рассыпались в разные стороны. Долетит или нет? Ударившись последний раз о скалу, обломок, замедляя ход, затерялся среди каменного хаоса морены.

На Памире мы привыкли и не к таким сюрпризам. И все же у меня промелькнула мысль о подозрительных незнакомцах. Взяв бинокль, внимательно осмотрела предательский склон. Никого! Затем перевела взгляд на горы: необходимо наметить последние маршруты. А вдруг пропустили что-либо интересное?

* * *

Тюнька оторвался от своей миски и с визгом бросился вниз. Вскоре показался наш караванщик Володя Широких. За ним, осторожно выбирая дорогу, ступала сильно навьюченная гнедая Дона — подтянутая, с тонкими ногами, сторожкими ушами и волнистой гривой.

За нею флегматично вышагивали жеребец Серый и трое ишаков.

— Где Карымов? — спросила я.

Безнадежно махнув рукой, Володя щелкнул себя согнутым пальцем по горлу.

— Абдурахман — пьянчик! — скорбно покачал головой Алимджан.

Абдурахман Карымов был несчастьем нашего дружного отряда.

— Заночевали мы в Мын-Тэке, — заговорил Володя, сдвигая свой кашгарский колпак с затылка на лоб. — Знаете, тот кишлак возле мазара. Я, понято, все вьюки обыскал, чтобы Карымов, чего доброго, не напился. Водки не было, а к утру он и лыка не вязал. Что за притча? Не Абдул же Каюм его напоил!

— Абдул-Каюм? По кличке «снежный барс»? — спросила я. — Разве он в этом кишлаке живет?

— Ну да, испокон века в Мын-Тэке. Кстати, какие-то двое у него гостюют. Оба нездешние, я их видел впервой. Один аксакал — белая борода, вроде на афганца смахивает. А другой не разбери поймешь: рожа темная, борода крашеная, а глаза светлые.

…Через несколько минут почтовый голубь понес мой ответ на пограничную заставу.

Мы стали готовиться к походу. Лупа, горный компас, пластинка неглазурованного фарфора — бисквита для определения твердости пород, молоток, бинокль и записная книжка в порядке. Надеты широкополые шляпы, подбородки и носы смазаны цинковой мазью: днем солнце обжигало кожу до язв. Стеганые костюмы туго подпоясаны, на ногах толстые шерстяные носки и тяжелые горные ботинки на шипах — триконях. В карманах — таблетки глюкозы, кусок шоколада, горсть ореховых ядрышек и немного печенья: легкий, но питательный второй завтрак, точнее — обед, альпиниста. Осталось только защитные очки надеть.

«Как быть с геологическими материалами?» Раньше и в голову не пришла бы такая мысль, но теперь совсем другое дело.

Сложив записки, эскизы и планы во вьючный сундук — ягтан, мы отнесли его вместе с несгораемой шкатулкой в тайник — узкую пещеру в одном из ближних утесов. Вход завалили такими тяжелыми глыбами, что еле впятером их ворочали.

Проверив пистолет, я и Федя отправились в очередной маршрут. Наташа с Володей пошли в другую сторону. Алимджан, сев на Серого, погнал Дону и ишаков вниз, на сочные пастбища.

* * *

…Раз-два — плавный вдох. Три-четыре — медленно выдыхаем разреженный воздух. Неторопливым, размеренным шагом альпинистов поднимаемся все выше и выше. Ловим-хватаем ртом летучий воздух, а измученным легким все мало. И сердце порою словно вертится волчком: вот-вот выпрыгнет! На шум в ушах и боль в темени не обращаем внимания.

В этот день мы забрались очень высоко.

Еще недавно безжизненная красота гор наполняла меня трепетным восторгом. Теперь титанические картины не радовали, а только раздражали.

— Гляньте! Наша база! — воскликнул Федя. — Виноград поспел, дыни, тепло там…

Кинув беглый взгляд вниз, где язык ледника распадался на сверкающие, цвета морской воды глыбы, я стала вглядываться в долину. Чуть пониже блестящих льдин разлеглась буровато-красная дуга конечной морены с сизыми провалами теней между обломками утесов. Далеко в глубине долины нежно зеленеют альпийские пастбища с пятнами арчи. В одной из складок вздыбленного горизонта только угадывается благодатный кишлак Чондаш. Там машины на полях, автомобили снуют по горной дороге. Там, среди садов и виноградников, наша база.

«Все высокогорные отряды едут домой», — подумала я с горькой завистью, словно позабыв, что и мы не сегодня-завтра тронемся в обратный путь.

Прикрыв глаза, я отчетливо представила себе возвращение.

…Обогнав караван, еду на красавице Доне. При виде первых же цветов синей горечавки у ручья сразу забываю горную меланхолию — тутэк.

Вот и база. Лошадь сразу же останавливается, фыркает, выдувает в обе ноздри всю усталость и больше не шелохнется.

На дворе, обнесенном глинобитным дувалом, царит приподнято веселая суета. Тут грузят на машины тюки, перекладывают из вьюков в ящики каменные образцы и снаряжение с прибаутками, пением, болтовней. Кажется, что люди заряжены смехом: он вспыхивает от самой немудрящей шутки.

— Да вы никак уснули, Валентина Николаевна? — прерывает мои видения хрипловатый голос Федора.

Мгновенно исчезают картины, так отчетливо виденные мной. Кругом только лед, снег и камень, будь они трижды неладны!

Федя одолевает меня вопросами. Он многое хочет знать и, главное, все сразу. Что такое морена? (Вначале он звал ее марьяной.) Как образовались горы? Каким образом определяют возраст горных пород? Откуда взялись в жилах рудные минералы?

…С утра небольшие пушистые облака, словно потерянные пастухом белые ягнята, лениво бродили по небу. Теперь они кучились, сбивались в плотную небесную отару. И дышать становилось все труднее. Даже мое здоровое сердце начало сильно покалывать.