Искатель, 1998 №9
Шрифт:
Дверь на балкон начала приоткрываться.
— Сейчас! — крикнул я полицейскому внизу. Сейчас я к тебе приду. Тут очень высокий барьер, а я не акробат, мне придется влезть ногами на кресло и сделать шаг.
Уже делая этот шаг, я перестал ощущать боль, она исчезла сразу и во всем теле. Видимо, организм, живя уже ожиданием, отключил то, что могло помешать ему там, где…
Переваливаясь через перила балкончика, я четко — никакие барьеры теперь не мешали мне в этом — увидел, вспомнил и понял, что же произошло в самолете на самом деле.
И понял мотив.
Но было уже поздно возвращаться.
Вторая попытка
Я открыл глаза
В белой пустоте возникло движение, и я увидел существо, которое могло быть только ангелом — в белых, естественно, одеждах. Ангел взмахнул крыльями и печально сложил их, потому что в белой пустоте не мог взлететь.
Я не испытывал боли, и это тоже означало, что произошло именно то, что и должно было произойти. Почему-то первой связной мыслью оказался не восторг перед существованием загробной жизни, жизни вечной, а сожаление о том, что теперь я ничего не смогу объяснить Роману. И Рине ничего не смогу объяснить, и Михаэлю, и эти, самые близкие мне люди останутся в убеждении, что я убил человека, и никогда не поймут мотива.
В этом мире, видимо, мысли материализовывались по мере поступления. Я подумал о Романе и увидел его лицо, возникшее в белой пустоте рядом с фигурой ангела. Роман, как и ангел, был в белых одеждах, а чуть в стороне появились Рина с Михаэлем — белые на белом, и лица всех троих были напряжены и беспокойны, но ангел сказал что-то или просто подумал, поскольку в высших сфирот не слово было носителем информации, но мысль, и лица разгладились, а Роман так и вовсе вздохнул с шумом, нарушившим спокойствие белого безмолвия. Вздох Романа был несовместим с миром духовных сфирот, он был слишком материален, и белый мир отверг нас, я услышал другие звуки, какое-то позвякивание, голоса, и запахи возникли — запахи лекарств, смешанные с запахом какого-то дешевого дезодоранта, и, как следствие материализации, тут же дала о себе знать и боль: заныло в висках, закололо в боку, защипало в локтях.
Скосив глаза, я увидел с обеих сторон от себя капельницы, а на белом небе разглядел тонкую трещину, невозможную в мире сфирот.
Больница.
Ну и хорошо. На земле я чувствовал себя более уверенно, чем в мире, в который никогда не верил.
Ангела наверняка зовут Лея или Сара, подумал я, и должность медсестры ей подходит больше.
— Сара, — позвал я, чтобы проверить свои предположения.
— Очнулся, — сказала Сара-Лея мелодичным, хотя совсем и не ангельским голосом, а Роман опять шумно вздохнул, демонстрируя материальность происходящего, и пробормотал:
— Бредит, бедняга…
Пришлось обидеться и продемонстрировать собственную способность оценивать ситуацию.
— Вас зовут Сара? — спросил я девушку.
Она покачала головой и сказала:
— Нет, я Лея.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал я. — Сара или Лея — я так и думал.
Закрыл глаза и заснул.
Проснулся я на следующий день в полном сознании, и на этот раз у меня действительно ничего не болело, а капельницу с правой руки убрали, оставив только на левой, да и то, кажется, только для контрольных процедур.
Я находился в клинике «Бейлинсон», а не в тюремной больнице, и Лея-Сара, которая опять заступила на дневное дежурство, объяснила, что все вредные вещества из моего организма вымыты, а, если и будет некоторое недомогание, то это нервное, и доктор Михельсон меня быстро вылечит.
Вместе с доктором Михельсоном, крепким здоровяком лет сорока, в палате появился Роман, видимо, дежуривший за дверью со
вчерашнего дня, и я, переводя взгляд с одного на другого, некоторое время раздумывал, кому из посетителей отдать предпочтение.— Роман, — сказал я наконец, — останься, а вас, доктор, я попрошу зайти примерно через полчаса.
Михельсон с Бутлером переглянулись и решили, что больному лучше не противоречить.
— Павел, — сказал Роман, когда мы остались вдвоем, — времени мало, давай коротко и без деталей.
— Я действительно ее убил? — спросил я коротко и без деталей.
— Ты действительно вколол Айше Ступник шип под лопатку, — кивнул Роман.
— Все-таки под лопатку, — пробормотал я. — Эти чертовы воспоминания, они все время сбивали меня с толку, а то я бы давно догадался, в чем дело.
— И не стал бы вытворять глупостей, — подтвердил Роман. — Мы с Гаем схватили тебя, когда ты перелезал через подоконник.
Я дернул головой, отогнав воспоминание о черном воздухе.
— Тебя вызвал этот экстрасенс, Люкимсон, или вы с инспектором следили за мной от самого дома?
— У нас мало времени, — сказал Роман, — а ты говоришь о частностях. Детали обсудим потом, сейчас давай о главном.
— Почему ты меня не арестовал? — спросил я, глядя в потолок. — У тебя были улики, а теперь есть и мотив.
Роман нахмурился и посмотрел на меня оценивающим взглядом — он думал о том, стоит или нет продолжать разговор с человеком, все еще не вполне верно понимающим собственные поступки. Я был уверен, что Роман думает именно так, хотя вовсе не ощущал в себе возникшей вдруг способности читать мысли.
— У меня есть мотив, — медленно сказал Роман, — но объясни, ради Бога, как может он соответствовать уликам, которые ты упомянул? Может быть, мы имеем в виду разные улики? Или разные мотивы?
— Или разные жертвы? — подхватил я с иронией.
— Или разные жертвы, — согласился Роман вполне серьезно.
— Начнем, в таком случае, с жертвы, — сказал я. — То есть с Айши Ступник.
— Хорошо, — Роман оставался спокоен, но во взгляде его проскользнуло разочарование, и я ощутил это так же явственно, как минутой раньше — мысль, оценивавшую мои умственные способности. — Начнем с жертвы. То есть с Павла Амнуэля.
Я попробовал приподняться на постели, но то ли я был к ней привязан, хотя и не видел этого, то ли роль невидимых пут играла не прошедшая еще слабость, но удалось мне только дернуть головой, и это движение заставило разорваться противопехотную гранату, оставленную кем-то в моем мозгу, осколки брызнули во все стороны, полоснули по глазам, затылку, вылетели из ушей — я сжался, и все прошло, не сразу, но, по-моему, достаточно быстро. Во всяком случае, я успел расслышать конец фразы, брошенной Романом медсестре:
— …и позвоните мне, когда он будет в порядке.
— Хорошо, — сказала девушка, и Роман вышел из палаты, даже не посмотрев в мою сторону. Решил, наверное, что я впал в прострацию надолго.
— Сара… то есть Лея… — позвал я. — Скажите, если это не секрет… Там, в коридоре, дежурит полицейский?
— Конечно, — не удивилась Лея-Сара моему вопросу.
— Ясно, — сказал я.
Действительно, все было ясно. Роман обнаружил доказательства. Роман обнаружил мотив. Следовательно, несмотря на свой полицейский скепсис, он вынужден был принять единственную, все объясняющую, версию — версию альтернативного мира. Только этим можно объяснить и эту его странную фразу — о жертве. Действительно, я-второй, обладая мотивом для убийства и всеми материальными возможностями, сделал меня-первого не только исполнителем, но и жертвой одновременно. Ведь я-то здесь, в моем привычном мире, не знал Айшу Ступник, мотива убивать ее не имел, и стал скорее жертвой самого себя, как бы ни странно это звучало.