Искатель. 1962. Выпуск №3
Шрифт:
— Только одно: с кем общается Редькин?
— Значит, мы договорились, молодой человек, я представлю вас нумизматом. Не сорвитесь — старуха эрудит величайший. У нас с ней на этой почве дружба. Однажды она убирала комнату сына и потеряла какую-то пустяковую монету. И если бы не я… думаю, ей бы плохо пришлось. Идемте.
Минут пять они стучали в обитую листовым железом дверь, но никто не отозвался. Потом внизу послышался чей-то надсадный крик:
— Семен Семеныч! Где ты там? Устал, батюшка мой, притомился…
— Старуха! — шепотом сказал Сергей Сергеевич. — Приготовьтесь! Помните:
Через минуту на площадке появился серый пушистый кот, а за ним и мать Редькина.
— Сережа Сергеевич? — удивленно сказала она. — Откуда? Каким добрым ветром?
— Да вот мы тут… С коллегой, — кивнул в сторону Громова нумизмат, — решили на минутку к Эрасту Тимофеевичу забежать. Посоветоваться. Дома ли?
Они знали, что Редькина нет дома. И все же у Громова беспокойно заныло сердце: а вдруг? Ведь тогда все сорвется.
— Где там… — сказала старуха. — С утра глаза залил — и был таков! Да вы проходите, проходите. А что, Сережа, приятель у тебя симпатичный… И лицо не подозрительное, приятное. И нос курносый, свойский. Глянь-ка, даже глаза смеются! А мне Эрка всегда говорит: «Чужих не пускай! Придет такой — смотришь, из милиции. Пропал я тогда…»
Она взяла кота на руки и, звеня ключами, стала искать замочную скважину.
— Сейчас я тебя, Сеня, покормлю, молочка дам… Ах ты, кыса моя!
Старуха щелкнула выключателем, и грязная лампочка осветила захламленный коридор.
— Я — Анастасия Петровна, — добродушно сказала она и посмотрела на Сергея Сергеевича. — А как приятеля зовут?
— Приятеля Иваном зовут, — улыбнулся Громов.
В комнате Редькина было холодно. Громов с опаской сел на краешек продавленного плетеного стула, осмотрелся.
— Что же у вас тут уныло так, Анастасия Петровна? — спросил он и знаком попросил Остроусова поддержать разговор.
— Да, — заметив жест Громова, сказал Сергей Сергеевич, — именно. Неужели же ничего не изменилось?
Старуха всхлипнула.
— И не говорите! Сын Эрка, не добром будь помянут, вот так доживать заставил. Удивляетесь? А я нет. Он всегда такой — сквалыжный да безразличный к матери-то… У других дети как дети. Работают, матерей уважают. Квартиры заслуживают. А мой… И ведь не сказать, чтоб балбесом рос. Семь классов кончил. И техникум кончил. Хорошим специалистом до войны был. По газу. А в последние годы левые работы начал брать и спился. Теперь вот в «Утильсырье» тряпки стережет. А все для того, чтоб из города не поперли. За тунеядство. Ну, и чтоб «Волгой» баловаться. Напрокат. Вот такие наши дела.
О чем советоваться-то хотели? Монеты небось принесли? Эрка андреевскими двухрублевиками все интересовался. В каком году они биты? Дай бог памяти…
— Да что вы, право, Анастасия Петровна, — развел руками нумизмат) — неужто забыли?
— А ты помолчи. Мне вот Ваня напомнит…
И она, прищурившись, посмотрела на Громова маленькими острыми глазками. Громов молча улыбался. Весь вид его говорил: это же детский вопрос! Он так и сказал:
— Это же детский вопрос.
А про себя подумал: «На какой же странице промелькнули эти проклятые двухрублевики?»
Страниц в книге Винклера было сто семьдесят девять. Громов читал эту книгу в течение двух часов. А сейчас
в его распоряжении было две секунды. Хватило одной. Громов сказал:Это те, что со смешной надписью: «Все росиски»? В 1722 году. Нет, мы к Эрасту Тимофеевичу за другим пришли. Насчет фамильного рубля поговорить хотели. РПУткин, 1835 год. Говорят, тут Эраст Тимофеевич большой спец!
И снова старуха бросила на Громова изучающий взгляд.
— Про рубль ты у него сам спрашивай. Эрка про него чего-то и слышать не может спокойно. А вообще… — она махнула рукой, шаркая туфлями, прошлась по комнате. — Спился твой спец. Испоганился. Лучше не связывайся. Он, мил человек, так от пьянки одурел, что, кажись, в спиритизм вдарился.
— В спиритизм?
— А может, и белая горячка у него началась. Только я думаю — спиритизм. Сама в молодости грешила…
Она закрыла глаза, протянула над столом худые пожелтевшие руки и, шевеля пальцами, забормотала:
— Вызываем дух императора… императора…
— Интересно, — улыбнулся Громов.
Старуха нахмурилась.
— Чего уж интересного, горе одно. Налижутся и, видать, блюдце по столу гоняют. Только и слышишь, как на разные голоса выкрикивают: «Император, великий князь, наследник…» Я, правда, не видела сама, но иначе к чему такие клички?
— У Эраста Тимофеевича, очевидно, много друзей?
— Вот таскаются к нему два сопляка! И все черным ходом норовят, чтоб меня миновать.
— А такой высокий, в летах, не бывал?
— Как же, есть. Сторож кладбищенский Прохор, почитай, лет пятнадцать в друзьях ходит. Этот смирный.
Когда Громов и Сергей Сергеевич собрались уходить, старуха сказала:
— Как хочешь, Ваня, а я тебя подозреваю. Из-за твоих настырных вопросов. Веришь, нет, все мне кажется, что ты из тех, про кого Эрка говорил. Из милиции. Разуверь меня, Ваня.
Громов подумал и сказал:
— Нет, не стану разуверять. И хочу совет дать: о нашем визите сыну не говорите. На этот раз Сергей Сергеевич может и не подоспеть… А за сведения — спасибо!
— Жулик ты! — плаксиво сказала хозяйка комнаты. — И Сережа тоже жулик. Оба вы жулики. И не жалко вам старухи?
— Жалко, — серьезно сказал Громов. — Потому и говорю: молчите. И не огорчайтесь. Мы ведь у вас для святого дела побывали, Анастасия Петровна.
Внизу Сергей Сергеевич спросил:
— Зачем же вы ей открылись?
— А затем открылся, — сказал Громов, — что иначе она бы все Эрасту рассказала. А так, может, будет молчать. Вам — большое спасибо. И до свидания.
Они раскланялись и разошлись.
…Едва успев войти в кабинет, Громов достал фамильный рубль. «Головки… Большая — императрицы, на обороте — императора. Император…» Поспешно перевернул монету. «На этой стороне — великие князья, и один из них… наследник! Так… спокойно. Предположим, что «император», «великий князь» и «наследник» — это… клички. Предположим, что принадлежат они самому Редькину и его сообщникам. Если руководствоваться возрастом, «император» — это скорее всего Редькин. А «князь» и «наследник»? Может быть, это «сопляки», о которых говорила мать Редькина? Очень может быть… Итак, три человека… Следов около трупа тоже было три пары…