Искатель. 1979. Выпуск №2

— Нет, — говорю я.

— Все равно две чашки, Цыпленок.

— Знаете, — говорю я хрипло, с трудом подбирая слова. — Забавные у вас методы, Петков. Сначала — дубинка, потом — кофе.

— Первое не исключает второго… Поставь его чашку на стол, Цыпленок. Захочет — возьмет.

— Не захочу…

— Ну как знаете.

Петков отпивает глоток и, наклонившись, водружает чашку возле моего лица. Вытирает платком губы. Платочек бел и свеж, и крепкий кофе оставляет на нем кровянистого цвета пятна.

— Багрянов, — говорит Петков и, сложив по сгибам платок, прячет его в нагрудный карманчик. — Окончим дискуссию… В последний раз: вы ничего не напутали? Время от десяти пятнадцати до десяти тридцати и «Зора» в левом кармане? Так?

— Так…

— Тогда — до новой встречи… Цыпленок! Марко! Побудьте с ним… и дайте поесть, если попросит. Туалет внизу, Багрянов. В случае чего вас проводят.

Дверь захлопывается, а я отодвигаю голову от края тюфячка. Горячий пар бьет в лицо, дразнит ароматом. Похоже, настоящий колумбийский. Или бразильский? Для господ из ДС нет ни войны, ни заградительных таможенных режимов.

Через полчаса-час подменный Петкова отправится на рандеву. Знал бы заместитель начальника отделения В, какую услугу он оказывает Багрянову! Не найди он человека на мое место, пришлось бы вывозить в модный магазин меня самого. После этого трудно было бы объяснить, что помешало Багрянову встретиться с интересующим Петкова лицом… А так — я надеюсь! — неудачу удастся свалить на агента. Не там стоял или не так держал перчатки…

11

Шикарные сигареты «Арда». Лучший в мире сорт! Вместо табака в них закладывают гремучую смесь, и первая же затяжка разрывает легкие в клочки. Глотнув дыма, я судорожно кашляю и буквально купаюсь в собственных слезах. За неимением платка отираю их ладонью и тут же, давясь и постанывая от удовольствия, всасываю новую дозу газообразного динамита. Понять мои муки и счастье может только завзятый курильщик, прошедший, как и я, через двухсуточное вынужденное воздержание.

Райский миг. Неслыханное блаженство…

— Спа… о, черт!.. Спасибо, Искра!

— Не стоит, бай-Слави. Бедняга, тебе не давали курить?

Я киваю и делаю новую затяжку.

— Тебе бы побриться, бай-Слави.

— Распорядись…

— Я сказала глупость?

— Нет, что ты. Все в порядке.

Словно сговорившись, мы несем чепуху, избегая возвращаться к разговору о кофе и погоде, состоявшемуся несколько минут назад. «Бай-Слави, — сказала Искра и выразительно сдвинула выщипанные бровки. — Помнишь, ты как-то спрашивал, люблю ли я кофе по-варшавски со сливками и тмином?» — Перед этим мы говорили о вещах отвлеченных, и я едва не поперхнулся. — «О чем?» — «О кофе. Ты знаешь, я попробовала, и оказалось вкусно. Только при варке надо прибавлять чуточку соли». — «Сколько?» — «Четверть чайной ложки примерно. И не кипятить». Пароль и отзыв были названы правильно, и я открыл было рот для нового вопроса, однако Искра скосила глаза в сторону Цыпленка, восседавшего на табуретке у двери, и рот мой захлопнулся сам собой.

— Ты в претензии на меня? — сказала Искра.

— За что, собственно?

— За сладкарницу и бульвар Дондукова.

— Нет, конечно. Ты делала свое дело, я свое.

Цыпленок, навостривший было уши, сник на табурете; я тоже успел опомниться, и хладнокровие возвращалось ко мне капля за каплей, усмиряя пульс и дыхание. И вовремя! Ибо полминуты спустя Искра невинным тоном прирожденном лгуньи произнесла новую фразу — о снеге и дожде.

— Что? — сказал я, отказываясь верить ушам.

— Я говорю, сыро сегодня. То снег с дождем, то дождь со снегом.

— А тумана нет? — сказал я механически.

— Не обратила внимания.

До этой секунды стул мой стоял на прочном паркетном полу. И вдруг оказалось, что все не так: и стул не стул, и пол не пол — подо мной, подброшенная волнами, закачалась утлая лодчонка и поплыла неведомо куда без руля и без ветрил.

Искра смотрела мимо меня, и лицо у нее было серьезное.

…В полдень, когда Петков предупредил меня о встрече с Искрой, я не слишком удивился. Не поразило меня и то, что к отсутствию контакта в модном магазине заместитель начальника отделения В отнесся без особого гнева. В сложной партитуре, создаваемой нами совместно, тональность каждого инструмента была расписана заранее и с такой определенностью, что, к примеру, партию скрипки-альта не смогла бы вести виолончель. Сейчас была очередь тромбона, и Петков блестяще исполнил соло.

Я полулежал на тюфячке, а он мерил шагами комнату. Пять туда, пять обратно, и все по диагонали. Остановился. Оттянул по привычке ворот свитера. Сказал, будто размышляя вслух:

— Допустим, вы правы, и произошла обычная задержка. Когда контрольные рандеву? Каждый вторник с десяти пятнадцати до десяти тридцати?

— Да, но не в магазине, а на самой улице.

— Выйди-ка. Цыпленок, — сказал Петков и опять оттянул ворот. — Багрянов, мне важно, чтобы вы правильно поняли меня… Ты все еще здесь?

— Ухожу, начальник…

— Вас прервали, — сказал я. — Что следует понять?

— Не то… Речь пойдет не о магазине. С ним более или менее ясно, и я склонен вам верить. По крайней мере, до будущего вторника.

— Какой мне смысл врать? Нет ничего хуже, чем идти до половины.

— Что вы имеете в виду?

— Мои отчеты. После них дорога назад заказана.

Петков остановился, словно споткнувшись о бугорок.

— Демагогия, Багрянов! Знаете, слушая вас, я иногда ловлю себя на мысли, что это вы, а не я работаете в ДС. Уж до того вы лояльны, что просто страшно делается…

— Не желаете верить?

— А разве я обязан? Разве вы дали мне хоть какую-нибудь гарантию, что слово изреченное не есть ложь?

— Обратитесь в «Униас».

— Это еще что?

— Страховое общество. Контора на углу Аксакова, и вас застрахуют от потерь в случае обмана со стороны деловых партнеров.

Петков сощурился и поскреб пальцем подбородок.

— Мы ушли в сторону… Записка!.. Не считайте наш разговор о записке окончательным. Она существует и, образно говоря, буквально вопиет о том, что не хочет кануть в Лету. Кто дал ее вам, когда и где?

— Не в курсе. Не представляю. Не знаю.

— Хорошо! Тогда другой вопрос: вы убеждены, что Искра непричастна к записке? Вы что, онемели, Багрянов?

— Нисколько, — сказал я и присел. — Просто тема старая и, на мой взгляд, исчерпала себя. Неужели вы не поймете, что я не брат вашей Искре, не сват и так далее? И именно поэтому могу взять грех на душу и сказать: «Да, это она!» У меня нет оснований быть благодарным Искре за ловушку на бульваре Дондукова, и посему, если она, а не я, попадет в оборот к Цыпленку, то меня это вполне устроит… Хотите услышать «да»?

— В придачу к доказательствам!

— Чего нет, того нет. О доказательствах заботьтесь сами.

— Следовательно, нет?

— Вот именно. И не ходите вокруг да около. Что я должен сделать?

— Забыть о подвале.

— Еще?

— И о нашем разговоре по поводу Искры и Гешева.

— А об этом?

Я не рассчитал и слишком энергично ткнул пальцем в шишку. Боль раскаленной железкой ожгла висок и проткнула барабанную перепонку. На мгновение я оглох.