Искатель. 1987. Выпуск №2

Хватаю ружье и бросаюсь на крик. В одном из актов пьесы оно должно выстрелить. Действительность убеждает меня в том, что сейчас выполнить это условие не удастся. Ольга лежит на траве лицом вниз. Она без сознания. Сквозь ее волосы, как сквозь марлевую повязку, проступает кровь. На шоссе разворачивается серая «Волга», и какие-то люди выскакивают из зеленых «Жигулей». Короткого взгляда на этот десант достаточно, чтобы определить: они не соучастники.

— Идите сюда, — зову я пассажиров «Жигулей».

Их трое. По-видимому, это семья. Мужчина возглавляет команду. Женщина держится чуть поодаль, но в любую минуту готова прийти на помощь мужу. Девчонка лет тринадцати, оставшись на дороге, дрожит от возбуждения: ее гонит вперед любопытство и удерживает на месте страх.

Мое появление останавливает их продвижение вперед.

— Кто вы такой? — кричит мужчина.

Серая «Волга», ружье, какой-то подозрительный тип, возможно, труп: у него есть основания оставаться на месте…

Приходится терять драгоценные секунды и объяснять, кто я. Вместе с мужчиной мы переносим Ольгу в «Жигули». Женщина суетится рядом, открывает дверку, раскладывает сиденье и раздражающе бормочет:

— Какая красавица! Ах, какая красавица!..

Мы укладываем девушку в машину, и я объясняю мужчине, что ему делать дальше.

— Не беспокойся, товарищ дорогой! Все сделаем! — торжественно заверяет он.

«Жигули» увозят Ольгу. Бегом возвращаюсь к месту нашей последней стоянки и вскакиваю в кабину «Нивы». Переваливаясь всеми четырьмя колесами на каких-то колдобинах, машина движется в сторону трассы. На берегу остается брошенная палатка — сейчас не до нее.

Достигнув дороги, я позволяю себе единственную паузу и несколько секунд рассматриваю карту. «Волга» оторвалась километров на десять, по шоссе мне ее не достать. Зато в руках у меня вездеход, чья стихия — проселок. Значит, надо идти в обход. Вот и весь план, с тем небольшим уточнением, что какой-нибудь незадачливый водитель встречного грузовика а состоянии перечеркнуть его одним поворотом баранки.

На протяжении двадцати с лишним километров шоссе карабкается вверх. Прямых участков мало, «Волга» ушла слишком далеко — на протяжении всего подъема я ни разу ее не видел. Я спешу. Я очень спешу. Я еще никогда в жизни так не спешил. Помимо всего прочего, мне хочется первым перехватить этих мерзавцев, чтобы побеседовать на свой лад: слишком много всего у меня к ним накопилось. И то, что по независящим от меня обстоятельствам эта встреча откладывается на километр, на секунду, на вздох, заставляет меня скрежетать зубами от ярости. Спокойнее, говорю я себе, все равно никакой такой «нравоучительной» беседы у вас не получится. Делай свое дело так, как умеешь, — это сейчас все, что требуется.

Обнаружив подходящую гору, дорога обвивает ее стан и устремляется к морю. В этом месте я впервые замечаю своих противников: они двумя витками ниже, я отыграл у них километров шесть. Не сбавляя скорости, прицеливаюсь к местности, нахожу участок, подходящий для задуманного мной трюка: россыпь камней, два-три десятка деревьев. Съезжаю с трассы и, секунду помедлив, обрушиваю «Ниву» со склона. Спуск едва ли проще по сравнению с другим, в той гонке, когда я убегал, а меня догоняли. Но теперь я злее, а значит, спокойнее, и вторая попытка удачней первой. Пересекаю два витка серпантина за спинами преследуемых, и один уже перед ними, выкатываюсь на шоссе и останавливаюсь. Я достиг точки встречи.

Из-за поворота, сияя никелем и медью, поднимается пожарная машина. Судя по всему, пожарные возвращаются после успешного единоборства с огнем, ибо этот парад доблести и блеска сопровождает песня. Поспешно соображаю, как мне получше воспользоваться этой неожиданной встречей, и краем глаза вижу, как с подножки соскакивает какой-то великан в полной боевой амуниции и устремляется к «Ниве».

— Какими судьбами, дорогой?! — голосит он.

Я узнаю Автандила Руставели.

Для затейливого разговора времени нет. Выхожу из машины и в двух словах излагаю ему существо дела.

— Я понимаю, дорогой, что твоя просьба продиктована добрыми намерениями. Но все же… — мнется почтенный тамада. — Наш великий поэт по этому поводу сказал…

Вынимаю из кармана и протягиваю моему другу удостоверение, из которого он узнает, что человек, доселе ему известный как Олег Михайлович Никитин, носит совсем другое имя, а характер его деятельности связан отнюдь не с международными перевозками.

Тамада суровеет.

— Все понял, товарищ капитан! — кричит он и, повернувшись к пожарным, оглушительно кричит: — Тревога!

Предупредив, что пассажиры «Волги» вооружены и возможна стрельба, успеваю рассредоточить большую часть команды за скалами. Вовремя! Серый лимузин загнанным зверем выносится из-за поворота. Успеваю отметить, что в салоне один водитель. Такой поворот дела не был мною предусмотрен, но я не смог бы вмешаться, даже если бы предвидел его заранее.

Водитель «Волги» видит, что впереди, преграждая путь, стоит красная «Нива». Его замешательство длится лишь мгновение, но именно в это самое мгновение из-за скалы выезжает пожарная машина и отрезает путь назад. «Волга» в западне! Но она не останавливается. В отчаянной попытке спастись она рвется напролом, бодает «Ниву», отбрасывает ее в сторону, и я понимаю, что на дороге «Волге» не удержаться.

Она срывается в пропасть, падает на камни и взрывается. Мне остается подойти к самому краю пропасти и зафиксировать этот неожиданный и страшный финал.

Когда Руставели решается приблизиться ко мне, я все еще стою на том же месте и гляжу вниз. Туда, где покоятся останки столь нужного мне свидетеля.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Я сижу в одиночестве в своей холостяцкой квартире и вспоминаю. Воспоминания прерывисты, как знаки телеграфной азбуки. Они теснят друг друга, мешая сосредоточиться на главном. Главное — это то, что произошло в последние две недели Всё самое значительное из происшедшего уже изложено мною в докладе, прочитано, и завтра у нас по этому поводу разговор. Разговор, насколько я знаю моего шефа, пойдет как раз о том, что не вошло в доклад, и я, естественно, хочу подготовиться к нему как можно лучше. Иными словами, я намерен обосновать собственную защиту. Мне не по душе слово «защита», каковое прямо указывает на мою вину или, во всяком случае, ее предполагает. Как бы там ни было, дебют в этой партии не за нами, и, если я намерен и впредь участвовать в игре, я должен защититься. Таковы правила.

У себя дома я бываю редко, но всегда с удовольствием. Все, что находится здесь, соответствует моим вкусам и наклонностям. Я очень ценю постоянство в людях и предметах. Двум—трем знакомым девушкам, попытавшимся оживить интерьер с помощью различных перестановок, подобная инициатива стоила довольно дорого: в этой комнате они больше не появились. Все осталось на своих местах. Телефон под рукой. Груда газет и журналов, сваленных прямо на полу, у телевизора. Книжный шкаф в двух шагах и телевизор в трех. Книг немного, зато среди них нет ни одной непрочитанной. Некоторые сопровождали меня в моих поездках и могли бы удостоверить, что далеко не всегда наше возвращение в родные пенаты было столь же безрадостным.

За окном дождь. Он идет третий день подряд. Улицы серы, лица людей скучны. По-моему, дождь достиг такой стадии, когда стал противен самому себе, и давно бы закончил свое безотрадное существование, если бы у них там, наверху, что-то не разладилось с сантехникой. Даже не верится, что всего лишь в двух часах лета отсюда буйствует солнце, шалит волна и веселые свадьбы скликают под свои знамена жизнерадостных людей с эпическими именами.

Что с того, что стремительные перемещения из одной географической точки в другую стали в наши дни явлением обычным? Мысль, которую поэты наделяют свойствами молнии, расставшись с прошлым, плетется со скоростью черепахи. В этом смысле ничего не изменилось со времен фараонов. К черту несуразные разговоры о какой-то сомнительной способности человеческой натуры раздваиваться, растраиваться и даже расчетве-ряться! О чем бы я ни думал, чем бы ни занимался в эти дни, мыслями я в маленькой районной больнице, где до сих пор не пришла в сознание девушка Ольга.