Искатель. 1987. Выпуск №6

В тропиках в короткие промежутки между светом и тьмой что-то происходит с психикой, ужас обволакивает душу, и порой требуется усилие воли, чтобы не закричать, не броситься бежать…

Наскоро сполоснувшись, я пошел в деревню, стараясь не оглядываться, чувствуя спиной влажное дыхание озера.

Костер шипел, выстреливая дымные искры. Юсуф приволок откуда-то пень — получился стол. На него он торжественно поставил большую сковородку, накрытую чистой тряпицей. Булькала в походном чайнике вода. Я присел у костра, протянул к огню руки. Меня бил нервный озноб.

— Может, нам пригласить на ужин Амабагу?

— Его нет, бвана. Он уплыл с воинами на лодке.

— Тогда Анугу.

— Анугу не посмеет приблизиться к костру вазунгу. Садитесь ужинать, бвана.

Юсуф снял с блюда тряпицу и восхищенно поцокал языком.

— О, бвана останется доволен.

— Что это?

На глиняной сковороде ровными рядами лежала крупная саранча. В пляшущем свете костра казалось, что саранча еще шевелится. Судя по сияющей физиономии Юсуфа, в это аппетитное блюдо он вложил не только все свое кулинарное искусство, но и душу

Меня едва не стошнило Так и надо дураку. Нечего строить из себя тропического гурмана. Подавайте ему блинчики «по-сайгонски»! Потребовалось немало сил, чтобы непринужденным голосом пояснить Юсуфу, что наш закон запрещает есть саранчу после захода солнца. Не бог весть какая удачная выдумка. А что, если он мне поджарит саранчу после восхода? И, чтобы укрепить свои позиции, я сказал великому кулинару, что в походе никогда не балую себя такими изысканными блюдами. Расслабляет. Не лучше ли подождать, когда мы вернемся в Омо?

— Хорошо, бвана, — покорно согласился Юсуф, — но как быть с едой? — он указал своей клешней на глиняную сковородку.

— Если тебе нравится, съешь, пожалуйста. Кстати, где ты раздобыл этих милых кузнечиков?

— Пока вы ходили с Амабагой, прилетела целая туча… Я наловил полный мешок.

У меня снова ком подкатил к горлу. И я жалобно попросил:

— Может, мы лучше выпьем кофе?

— Как прикажете, бвана.

Звезды висели над головой. Дымный след прочертил Млечный Путь. Золотые точки созвездия Плеяды зависли у самого горизонта — верный признак скорого окончания сезона дождей.

Юсуф вздохнул.

— Мадам Кристина рассказывала, что на небе светятся другие земли. Но почему же тогда они падают? Разве может падать земля с неба? Нет, это глаза бога Ньябинги. У него много глаз. И когда человек умирает, Ньябинги плачет, и мы видим, как падают слезы. Ньябинги много плакал, когда умер молодой бвана Руди. Я очень любил Руди, он был мне, как сын, — Юсуф опустил голову. — Я научил его всему, что знает мой народ. Зачем он поехал в страну, где, говорят, в холодный сезон вода становится тверже дерева и идет сухой дождь? Кому нужен сухой дождь? И разве нельзя учиться на большого бвану в Найроби или Дар-эс-Саламе? Если бы Руди остался жив, я не был бы теперь одинок, как старый слон…

Ночь заполнена звуками и шорохами. Где-то совсем рядом возится, взвизгивает и постанывает обезьяна, равномерно гудит лес, точно работает таинственный механизм. Но вот гул нарушается мощным рыком. Леопард? Ночные птицы и цикады объединены страстным желанием перекричать друг друга.

В тростниковой хижине стоит одуряющая духота, пропитанная сладким запахом тростника. Под накомарником дышать совсем нечем. Рядом со мной на ложе единственное оружие — мощный аккумуляторный фонарь. Когда станет совсем невмоготу, можно нажать на кнопку, и голубоватый луч вспорет спрессованную темноту

В детстве, помню, меня потрясла книга «Янки при дворе короля Артура», где герой вдруг проваливается в средневековье Мои ощущения похожи на чувства человека, вдруг оказавшегося в каменном веке.

Общество проделало путь от нейлона до искусственного меха, который трудно отличить от натурального, а здесь люди носят набедренные повязки и накидки, сплетенные из волокон сизаля. Здесь деньги не имеют цены, и популярностью пользуются не доллары, а монетки с дыркой. Во времена изящных зажигалок «рансон» огонь добывают трутом…

Нужно отдать должное Амабаге, он превосходный режиссер — сцена у Дерева духов поставлена профессионально. Пустая коробка из-под фансидара сыграла роль тотема.

Неплохой ход. Мне стало жаль гачига. Их бог демократично живет в дупле, ему не нужен Руанский собор. И вековые предрассудки гачига выглядят, думается мне, естественней, чем суеверие интеллектуалов.

У меня в Москве есть знакомый физик, кандидат наук, который серьезно занимается спиритизмом Да что там спирит-любитель! В Англии функционирует официальное общество спиритов.

А знахарство, черная магия и прочая галиматья? Волны интереса к оккультным наукам периодически захлестывают человечество. Расщепили ядро, заглянули в ген, а к бабкам-ворожеям и всякого рода знахарям и по сей день паломничество. Отчасти это объясняется извечной верой человека в сказку. Но согласитесь, одно дело знахарь-туземец, другое — кудесник, который лечил все болезни настоем из требухи. Причем никаких ритуалов, все, как в винном магазине: платишь деньги, получаешь бутылку зелья.

В первобытном знахарстве, по крайней мере, есть нечто поэтическое. Однажды в небольшой деревушке на берегу Красного моря я наблюдал, как священнодействует знахарь-бедуин. Меня, неверного, укрыли за занавеской в палатке знахаря, чтобы я в щелку мог ознакомиться с его методами работы. Бог мой, если бы у нашего задерганного поликлинического врача была хоть треть времени, которое знахарь тратит на прием больного!

Это не прием, а настоящее ритуальное действо В нем и пение сур из Корана, и письменное обращение к аллаху. Причем записка с просьбой закладывается в раковину моллюска, а раковину кладут на тлеющие угли.

Чтобы слова прошения точно попали к адресату, больной должен вдыхать дым и читать молитвы. После чего знахарь несколько раз ударяет страдальца по голове куриным яйцом, воплями изгоняя злой дух…

Перед глазами вновь замелькали картины из сегодняшнего шоу. Шоу для меня и Амабаги, но люди, дергающиеся в конвульсиях под Деревом духов, верили и в бога Бакама, и в мое божественное предназначение. Верили искренне и готовы были умереть за веру.

Среди писка и шелеста джунглей возник вдруг чужеродный звук. Я с удивлением прислушался. Так и есть, пианист на другом континенте исполнял мелодию Джорджа Гершвина. Ясно. Великий колдун Амабага включил транзистор. Батарейки, что я привез, пригодились.

Утром меня разбудил крик Юсуфа.

— Бвана, проснитесь! Бвана!

Влажная темнота хижины насквозь прошита упругим пучком света — свет падает из круглого отверстия. Любопытно, как я вчера пролез в эту дырку?

— Заходи, Юсуф.