Искатель. 1993. Выпуск №1

Дюжину швейцарцев раздавило копытами, еще дюжину смело с обрыва — они теперь находились на полпути в долину. Оставшиеся попытались обороняться, ибо убедились воочию, что нападавших действительно всего лишь шестеро. В ход пошли алебарды, и на узкой тропе разгорелось жаркое сражение. Звенела сталь, хрипели лошади, кричали раненые и изувеченные.

Оказавшись впереди, граф Аквильский крушил на своем пути всех подряд. Он орудовал не только мечом, а еще и заставил лошадь подняться на задние ноги и, поворачивая ее из стороны в сторону, с размаху опускал на передние, поражая очередного латника. Напрасно швейцарцы пытались остановить его пиками. Меч графа разил молниеносно и без промаха.

Он смело прокладывал себе путь, ему сопутствовала удача, оружие врага его щадило. Наконец на его пути осталось всего трое наемников. Вновь граф заставил лошадь подняться на дыбы, взмахнул мечом, и двое из троицы исчезли, точно их сдуло ветром, третий же, оказавшись похрабрее, опустился на колено и упер пику в землю, нацелив ее острие прямо в живот лошади. Франческо предпринял отчаянную попытку спасти коня, сослужившего ему добрую службу, но не успел. Лошадь наткнулась на пику, жалобно застонала и завалилась на бок, придавив своею убийцу, а всадника сбросила на землю. Франческо тут же вскочил, оглушенный падением и ослабевший от потери крови: в пылу боя он не заметил, что ранен в левое плечо. На него надвигались двое наемников, которых он только что чуть было не раздавил лошадью. Но граф так и не успел скрестить с ними меч, ибо налетевший как вихрь Фапфулла дельи Арчипретти смел обоих противников с тропы. Он натянул поводья и протянул графу руку.

— Садитесь позади меня, ваша светлость.

— Нет времени, — возразил Франческо, видя приближающихся к ним человек шесть оставшихся в строю швейцарцев. — Я буду бежать, держась за ваше стремя. Вперед!

Фанфулла повиновался, ударил лошадь плоской стороной меча, и та рванула с места. Так они и спускались — Фанфулла в седле, граф — где бегом, где повиснув на стремени. Через полмили, когда спуск сделался более пологим, они остановились. Граф взобрался на лошадь позади Фанфуллы, и они неспешно двинулись дальше. Франческо к тому времени уже понял, что спаслись только они двое. Сложил голову и храбрый Феррабраччио, герой многих сражений. Оказавшись на краю пропасти, лошадь оступилась и вместе с всадником свалилась вниз. Фанфулла видел, что Америни убили, а еще двоих спешили, и теперь они, без сомнения, очутились в плену.

В трех милях от Сан-Анджело уставшая лошадь Фанфуллы перешла вброд через реку Метауро, и во втором часу ночи они ступили на территорию Урбино, где могли не опасаться преследования.

Глава 3. Власяница и шутовской колпак

Шут и монах поспорили. Предметом разногласий, к стыду монаха и забаве шута, оказалась женщина. Толстый и бесформенный монах, проиграв шуту в споре, стащил с ноги сандалию и хотел огреть ею шута. Худой и костлявый шут постыдно бежал с поля боя, петляя меж деревьев.

Как всякий дурак, он на бегу оглядывался назад, дабы убедиться, что святой отец не гонится за ним. Вот и не увидел лежащего на земле человека и так бы и пробежал мимо, кабы не споткнулся о чье-то тело и не грохнулся оземь, отчаянно звеня пришитыми к капюшону колокольчиками.

Шут со стоном сел и тут же услышал брань человека, о которого только что споткнулся. Мужчины изумленно уставились друг на друга. Один испытывал гнев, второй — страх.

— С добрым пробуждением вас, благородный господин, — первым подал голос шут, полагая, что в данной ситуации вежливость — лучший союзник.

Гнев благородного господина тем временем утих, и он уже с интересом разглядывал сидящую перед ним весьма забавную личность.

Маленького роста, горбатый, с крохотными руками и ногами, наполовину черных, наполовину алых, в камзоле, рейтузах и с уродливой физиономией, выглядывающей из капюшона, с которого на плечи ниспадала цветастая пелерина, также унизанная серебряными колокольчиками, сверкающими в лучах солнца и звякавшими при малейшем движении. Из-под выступающих надбровий смотрели два блестящих глаза, посаженных широко, словно у совы, большой рот постоянно кривила усмешка.

— Будь проклят и ты сам, и тот, кто тебя послал, — услышал шут, но в голосе говорившего уже не было гнева. Лицо уродца скривила гримаса неподдельного страха, и мужчина рассмеялся.

— Смиренно приношу мои извинения, ваше сиятельство, — залебезил шут, опасаясь получить пару оплеух. — За мной гнались.

— Гнались? — сразу обеспокоился его собеседник. — И кто же?

— Сам дьявол в образе и подобии доминиканского монаха.

— Ты что, смеешься надо мной? — вскипел незнакомец.

— Смеюсь? Кабы вы, как я, получили сандалией между лопаток, у вас бы сразу отпала всякая охота смеяться.

— Тогда ответь на простой вопрос, надеюсь, для этого у тебя достанет ума: монах что, где-то поблизости?

— Да, шныряет между кустов. Он слишком толст, чтобы бегать, иначе не отстал бы от меня, видя во мне исчадие ада.

— Веди его сюда, — последовал короткий приказ.

— О Боже! — в ужасе воскликнул шут. — Да я не посмею и близко подойти к нему, покуда он не остынет. Если, конечно, вы не избавите меня от горба и не посулите в награду наследство святого Петра.

Незнакомец отвернулся от шута и громко крикнул:

— Фанфулла! Эй, Фанфулла!

— Я здесь, мой господин, — донеслось из-аа кустов справа. Спавший там юноша поднялся на ноги, удивленно уставившись на шута, тоже пялившегося на него во все глаза. Конечно, одеяние Фанфуллы в немалой степени пострадало как в бою, так и от проведенной в лесу ночи, но шут отметил и отменный бархат камзола, и украшенную драгоценной цепочкой шапочку. Не ускользнуло от его внимания и то почтение, с которым этот богато одетый дворянин обращается к разбуженному им мужчине с волосами, забранными в золотую сеточку, который все еще сидел на земле, бережно поддерживая левую руку. Простой люд так не одевается. Маленькие глазки шута, всматривавшиеся в лицо мужчины, вдруг широко раскрылись — шут его узнал.

— Господин мой граф Аквильский! — воскликнул оп.

Но едва он договорил последнее слово, как сильная рука Фанфуллы вцепилась ему в плечо, а над головой сверкнул кинжал.

— Клянись на кресте, что никому не скажешь о пребывании здесь его светлости, не то этот кинжал поразит твое сердце.

— Клянусь! Клянусь! — торопливо выкрикнул бедолага.

— А теперь, добрый шут, веди сюда монаха, — вновь велел граф и улыбнулся. — Нас тебе бояться нечего.

А когда шут оставил их, повернулся к дельи Арчипретти:

— Фанфулла, ты слишком осторожничаешь. Ну и что, если меня узнают?

— Я бы не хотел, чтобы это случилось в столь опасной близости от Сан-Анджело. Да, мы, шестеро, обречены, во всяком случае, те, кто еще жив. Для меня и да Лоди, если только он не попал в лапы Мазаччо, единственное спасение — в бегстве. Отныне я не смогу ступить ногой на землю Баббьяно, пока у власти находится Джан Мария, — мне пока еще не надоела жизнь. Что же касается вас… Вы слышали, да Лоди поклялся, что все по-прежнему остается в тайне. Однако стоит его высочеству узнать о вашем появлении в здешних краях, к тому же в моей компании, у него могут зародиться подозрения, которые выведут его на путь истины.