ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №1
Шрифт:
А что тут удчвительного? Если подумать, то непременно можно найти объяснение. А раз так, то и думать неинтересно. Думать интересно тогда, когда заранее не ясно, есть объяснение или нег. Если заранее ясно, что объяснение есть, то оно и без всяких дум появится. Сейчас зайдет кто-нибудь, а с ним и объяснение. И незачем голову ломать. Никогда не любил ломать голову, если можно обойтись без этого. И потому никогда не любил решать задачи из учебника — зачем решать, если в конце книги есть ответ? А составлять задачи я не любил по другой причинег не то чтобы я не смог, скорее всего смог бы, но делать надо не просто то, что можешь, а только то, что можешь сделать лучше всех, или то, чего никто, кроме тебя, не сделает. Не всегда так
...А это, оказывается, очень приятно — посидеть на постели. Задачи решать, в конце концов, тоже оказалось приятно. И на палату на мою посмотреть тоже очень приятно. Хорошая палата, и хорошая больница. С удовольствием можно поболеть здесь с недельку, особенно если ты совершенно здоров.
Ага, за мной, оказывается, наблюдали, потому что стоило мне усесться и оглядеться, как тут же дверь отворилась и в палату вошел очень приятный человек. Правда, сначала я увидел не то, что он приятный, а то, что он без белого халата. А он тем временем прошел к моей кровати, уселся на ней у меня в ногах, улыбнулся и сказал:
Доброе утро!
Привет! — помахал я ему в ответ рукой.
Помолчали, поулыбались. Потом я спросил:
49
Вы врач?
Никак нет.
Так кто же вы? Медбрат?
Ни боже мой!
И тогда я слегка удивился — не тому, что посетитель оказался просто посетителем, а последнему его восклицанию — ведь так выражались в нашей компании. Не спрашивайте, почему я не накинулся, на гостя с вопросами, — я знал, что все равно он мне все скажет, никуда не денется, И гость заговорил первым:
Пора знакомиться. Я Олег.
Я тоже, — кивнул я головой, — но вы ведь это знаете, не
так ли?
—' Разумеется! И еще я знаю кучу всяких вещей, которые п вам было бы весьма пользительно и приятно узнать, поэтому я, собственно, и пришел, но спешить мы не будем, ладно?
Ладно, — согласился я, но он, очевидно, не вполне мне по
верил, потому что стал объяснять:
Видите ли. объем сведений, которые я должен буду вам
сообщить, столь велик и столь необычен, что вряд ли вам удаст
ся задавать вопросы по делу. Это вовсе не значит, что вам
возбраняется задавать вопросы, спрашивайте на здоровье, но
отвечать я буду далеко не всегда, и пусть это вас не обижа
ет — я буду поступать так отнюдь не из желания что-либо
скрыть, а просто...
Понимаю, — перебил я его, — просто узнавать надо по
порядку, а мои беспорядочные вопросы не всегда будут удов
летворены, так?
Именно! — восхитился Олег. — Впрочем, кому, как не нам
с вами, понимать друг друга с полуслова? На это есть причи
ны, и довольно веские, вы вскоре узнаете, а пока поверьте, что
нам следовало бы уже перейти на «ты».
Верю" и согласен.
Вот и прекрасно, — сказал Олег и полез в карман за си
гаретами. Оказались мои любимые, тбилисский «Люкс», но я, и
в начале-то не очень склонный к удивлению, сейчас и вовсе вос
принимал все как должное —
у приятного человека и сигаретыдолжны быть приятными. Без лишних раздумий я потянулся к
пачке. Олег пододвинул ее мне, а потом вдруг спросил: —
Разве ты куришь натощак?
Я действительно не курю натощак, просто сейчас я забыл об этом, а тут сразу вспомнил, и ужасно захотелось есть. И тогда Олег, ни слова не говоря, сунул свою сигарету обратно в пачку, пачку положил мне на тумбочку, а сам вышел за дверь и мгновение спустя вернулся, толк,ая перед собой столик на колесах. На столике дымил кофейник и стояла кастрюлька. Олег поднял крышку, и я увидел сосиски с тушеной капустой. Недолго думая, я ткнул в сосиску вилкой, обмакнул в горчицу, поднес ко рту, откусил половину и спросил жуя:
А вы что же?..
Благодарствуйте, — отвечал Олег, — я никогда не заку
сываю. — И тут мы уже не улыбнулись, а рассмеялись — мы
вполне понимали друг друга.
Ели молча, стараясь побыстрее управиться с завтраком, чтобы
50
возобновить беседу. Когда с сосисками было покончено, явзялся за кофейник, но Олег опередил меня, разлил кофе по чашкам. Я схватил чашку, обжигаясь, проглотил кофе и поставил чашку на блюдце. Одновременно со мной звякнул о блюдце своей чашкой Олег. Я откинулся на подушку, прислонив ее к спинке кровати. Олег откинулся к противоположной стенке, мы глянули друг на друга и хором произнесли:
— Ну-с, а теперь закурим.
На этот раз я уже не рассмеялся. Я внимательно посмотрел на Олега, протянул ему пачку с тумбочки, и он стал перебирать в ней пальцами, пока не выбрал себе сигарету. Я последовал его примеру, выбирая сигарету с плотно приклеенным фильтром: бывает у моего любимого «Люкса» такой недостаток — плохо приклеенный фильтр; затем я стал разминать сигарету в пальцах и продолжал смотреть, как то же самое делает Олег, потом я бессознательно потянулся туда, где обычно в правом кармане пиджака держу спички, а Олег тем временем вытащил из правого кармана своего пиджака коробок, зажег спичку, дал мне прикурить, прикурил сам и погасил спичку, помахав ею в воздухе.
Все его жесты были мне очень знакомы.
Сейчас Олег курил, выпуская дым через как-то странно искривленные тснкие губы.
Я выпустил дым, опустив левый уголок рта, и подумал, что ничего странного в его искривленных губах нет; я и сам их искривляю точно так же. Вот именно точно так же.
Тогда я спросил:
Кто... вы?
На этот вопрос мне придется ответить, хоть он и не в оче
реди, — улыбнулся Олег и продолжил цитатой из моей любимой
книги: — «Дабы не дать твоему изумлению развиться до степени
болезненной...»
Цитата подействовала на меня успокоительно, но Олег тут же продолжил:
— Я — это ты.
«Готово дело, — мелькнуло у меня в голове, — я в больнице!»
Вот откуда отдельная палата и май за окном! У меня была ам
незия, и я ничего не помню. А это либо псих из соседней палаты,
либо врач с каким-то диким методом лечения, либо... либо моя
галлюцинация».
Нестерпимо захотелось проверить последнее предположение — надавить на глаз, но сделать это было как-то неудобно. Однако Олег, по-прежнему улыбаясь, кивнул, и я надавил, подумав при этом: «Плевать! Не хватало еще стесняться психов, врачей, а тем более собственных галлюцинаций!» Олег раздвоился, но никуда не исчез. Оставалась первая альтернатива.