Искатель
Шрифт:
— Как же рад тебя видеть, сестрёнка. Ты не представляешь, как сильно по тебе скучал. Всё-таки пятнадцать зим не виделись. Красивая, стройная, ну и повезло же тебе, Каджи, такую шикарную женщину отхватил. Причём совершенно бесплатно, — расхохотался брат матери, а после хитро подмигнул Каджи.
— А помнишь, она ведь могла достаться совсем другому… — Рауль вновь хлопнул Каджи по плечу. Отчего отец слегка поморщился.
— Отец, а о чём это дядя Рауль толкует? — Я с любопытством уставился на отца.
— Ни о чём, — отмахнулся от меня отец. — Как-нибудь в другой раз расскажу. И вообще,
Отца явно раздражало пришедшее воспоминание, из-за чего моё любопытство только усилилось.
— Не переживай, Каджи,
того гада лет пять назад пришлые в кабаке зарезали, — Рауль хлопнул Каджи по плечу. Лицо отца тут же просветлело, и он вновь смог расслабиться.
«Да чего он постоянно хлопает отца? У него рука сама как кувалда, он так и плечо ему сломать может», — видимо, эта же мысль пришла и отцу в голову. Он сделал небольшой шаг в сторону от дяди Рауля.
— Всё понимаю, вам там весело, но вы ничего не забыли? У вас вроде как ещё и дочь есть? — раздался голос из-под пледа, в который укуталась Вилиара.
— Это кто у нас там такой голосистый? — Рауль отодвинул от себя сестрёнку и в два шага оказался возле телеги. Подойдя к ней, схватил говорящий комок пледа со всем, что было внутри, и поставил на землю.
Убрав плед, перед ним очутилась точная копия Алары в молодости. Девочка десяти зим с белоснежными волосами, зелёными глазами и острым носиком.
— Какая прелесть. А ты у нас кто такая будешь? — Рауль склонился к её лицу почти вплотную.
— Вилиара, дочь Каджи, и, попрошу вас, любезный, не могли бы вы отодвинуться от меня шагов так на двадцать? — Вилиара демонстративно зажала нос. — От вас очень плохо пахнет. Вам бы следовало помыться. — Прогундосила моя сестрёнка.
Громкий смех Рауля раздался на всю улицу, мне показалось, что даже птицы застыли в небе в эту секунду, забыв, как махать крыльями, а проходящие мимо прохожие ускорили шаг.
— Алара, да она твоё зеркало, правда, с характером Каджи, — говорил Рауль, рассматривая Вилиару ещё с минуту.
— Нет, ну ты точно один в один Алара в твоём возрасте. Ну что могу сказать, красотка. Эх-хе-хе, сколько сердец ты разобьёшь, милая.
— Так, Алара, подождите нас с детьми здесь, а мы с Каджи загоним телегу во двор кузни. Потом отправимся ко мне домой. Вы, наверное, не прочь поесть, да и умыться нам всем не мешало бы, — вновь раздался гогот дяди. Он хитро подмигнул Вилиаре, отчего та сразу начала к себе принюхиваться. При виде того, как она тщательно себя обнюхивала, Рауль вновь довольный собой взял лошадь под уздцы.
Как я погляжу, мой дядя — весёлый человек. Интересно, а отец ему успел рассказать, почему мы здесь, и будет ли он после этого такой же весёлый?
***
Примерно те же дни.
Город «Лимо», находившийся на границе с пустыней «Орташ», стоит на рубеже западной империи. Имеет крепкие стены и гарнизон из трёх тысяч солдат. Грозная сила по местным меркам. Но без этого никак, ибо частые набеги пустынников, разорявшие ближайшие города и деревни, так достали жителей, что они дошли аж до самого императора. Вот он и посадил сюда воинов, лишь бы они
перестали ему докучать. И теперь город Лимо считался одним из самых безопасных в округе.Здесь делали последнюю остановку караваны, перед тем как совершить многонедельный переход через пустыню, следуя в город «Сенмет», входящий в восточную империю.
Последний шанс найти место в караване можно только в этом городе, ведь ближайший город пустыни находится почти в трёхнедельном переходе. Но это ладно. Большинство караванов просто-напросто не ходят в города пустыни, потому как путь к ним знают единицы. Да и опасно это. А нанимать дополнительный отряд охраны лишит части выручки, торговцы на такое шли крайне охотно.
Довольный собой Унлак вышел из таверны. Наконец-то ему удалось договориться с караван-баши одного из последних караванов, уходящего в этом году, чтобы тот взял их с сыном и женой. Более переходов не будет, наступает время «великих бурь».
Унлак зашёл на постоялый двор «Хрустящий варан» и поднялся на третий этаж, где он с семьёй снимал комнату. Открыв дверь и войдя в комнату, он радостным голосом сообщил семейству: «Мои дорогие, время ожидания закончилось. Завтра утром отправляемся». И в этот момент кто-то закрыл за ним дверь, вставая за его спиной. Только сейчас он заметил бледные лица жены и сына, сидящих за столом.
Резко развернувшись, он увидел перед собой двоих крепких парней, в лицах которых он сразу узнал сыновей Хрона «Когтистого». Попятившись назад от двери, он судорожно пытался придумать, как ему поступить во избежание проблем. У него одна надежда — убедить их в том, что во всём виноват кузнец.
— Приветствую вас, сыновья Хрона «Когтистого», — Унлак низко поклонился Химану по прозвищу «Крепкий молот», а после Ширану. Второго имени Ширана, как это было принято со знатными людьми, он не озвучил. Отлично помня, как тот ненавидит это имя и разбивает лица всем, кто так назовёт парня.
В раннем возрасте Ширан переболел болезнью, из-за чего с детства всё лицо мальчика было испещрено шрамами. За это народ прозвал сына Хрона Шираном «Рубец». Ведь болезнь прошлась не только по лицу, но и по всему телу. Правда, за глаза часто добавляли пару слов: Ширан «Рубец — кривой конец». Последний, кто осмелился назвать его так вслух, лишился головы.
— И тебе здравствуй, Унлак, садись на табурет, говорят, в ногах правды нет.
— Так в заднице-то её вроде тоже как нет. Попытался разрядить обстановку Унлак, но на лицах сыновей Хрона не промелькнуло ни намёка на улыбку. Сев на табурет у стола, староста опустил глаза в пол, боясь посмотреть в глаза сыновьям Хрона.
— Слушаю тебя, Унлак, не тяни с рассказом, ты же знаешь, зачем мы здесь.
Староста кивнул.
— Ну так начинай. Мы хотим знать, что случилось у подгорья? Ширан подошёл и встал у двери, а Химан, взяв свободный стул, сел напротив старосты. Достав из-за пояса нож, он принялся ковыряться им у себя в ногтях.
— Так, а чего рассказывать-то? — развёл руками староста. — Я же в доме записку оставил, где подробно всё обрисовал.
— А мы с братом хотим от тебя услышать. Вдруг чего забыл написать, ты уже не молод, Унлак, — оскалился старший сын владетеля.