Искатели сокровищ

Тут заговорила леди (и заговорила она тем самым голосом):

— Боже Всемогущий! Какие невоспитанные, закоснелые души! Неужели некому наставить их?

Тут Дора поднялась и говорит:

— Ничего подобного, и мы вовсе не такие, как вы сказали, и очень жаль, что мы пришли сюда, раз вы нас оскорбляете. Мы имеет такое же право зарабатывать деньги, как и мистер Мэллоу, только наши проповеди никто слушать не будет, так что нам нет смысла сидеть и переписывать их, как он.

По-моему, Дора здорово их срезала, пусть даже и грубовато.

Тут я сказал, что мы уходим, и леди сказала «Чем скорей, тем лучше», и мы хотели снова спрятать бутылку и стаканчик, но викарий сказал: «Нет, оставьте», — а мы растерялись, и оставили ему и стакан и бутылку, хотя вообще-то они были вовсе не его.

Домой мы шли очень быстро и молча, и девочки сразу убежали в свою комнату. Когда я зашел сказать им, что чай готов, и к чаю сегодня будет кекс, Дора вовсю плакала, а Алиса ее обнимала. Похоже, в этой главе все только и делают, что плачут, но что же делать, девочкам надо иногда поплакать, так уж они устроены, а нам остается только пожалеть их.

— Никакого смысла, никакого смысла, — повторяла Дора, — вы все не любите меня, вы говорите, что я ханжа и вечно мешаю вам, но я ведь стараюсь как лучше, я стараюсь! Освальд уходи, уходи, нечего надо мной смеяться!

Я сказал ей:

— Я вовсе не смеюсь над тобой, сестрица, не надо плакать, старушенция.

Мама научила меня звать Дору сестрицей, когда мы были маленькие, а остальных еще не было, но теперь я почти не называю ее так, потому что мы уже большие. Я погладил ее по руке, и она уткнулась носом мне в рукав, по-прежнему цепляясь за Алису, и продолжала плакать. Она была как раз в том состоянии, когда люди говорят все, о чем в другое время они предпочли бы умолчать.

— Я так стараюсь, так стараюсь. Мама просила меня, она говорила: «Дора, позаботься о малышах, чтобы они вели себя хорошо, постарайся уберечь их от беды, чтобы они были счастливы». Она сказала мне: «Дора, дорогая, ради меня постарайся уберечь их». И я старалась, а вы все ненавидите меня за это, и сегодня я решила не мешать вам, но я ведь с самого начала знала, как это глупо!

Только не принимайте меня за слюнтяя оттого, что я поцеловал Дору и даже несколько раз. Девочки ведь это любят. И я больше никогда не буду ей говорить, чтобы она не вела себя как старшая сестра из книжки. Я рассказал тут все это, хотя мне не так-то легко об этом рассказывать, но я решил, что должен это сделать, потому что плохо обращался с Дорой, но больше не буду. Она добрая старушка, и мы ведь не знали, что мама просила ее, а то бы не стали огрызаться. Мы не стали говорить об этом с малышами, но я велел Алисе, чтобы она поговорила с Дикки, а уж втроем мы сможем заткнуть малышей, если понадобиться.

Так мы вовсе забыли об этом хересе, но около восьми часов кто-то постучал в дверь, и Элайза пошла открывать. Мы увидели, что это бедняжка Джейн, если конечно ее и вправду звали Джейн. Она принесла какой-то коричневый сверток и письмо. Через три минуты папа уже позвал нас к себе в кабинет.

На столе лежал этот коричневый сверток. Он был уже вскрыт — там лежала наша бутылка и стакан. В руках у папы было письмо, он показал пальцем на бутылку, вздохнул и спросил:

— Что вы затеяли на этот раз?

Письмо это было написано на четырех больших страницах, черными чернилами и очень мелким почерком.

Дикки заговорил первым и рассказал папе все, что он знал (а не знал он только про леди из приюта для погибших моряков).

Когда он кончил, Алиса спросила:

— Мистер Мэллоу написал тебе, что он хочет заказать дюжину бутылок этого вина? Оно совсем неплохое, если натолкать туда сахару.

Папа сказал: нет, он думает, что священникам такое дорогое вино не по карману, а вот он бы не отказался его попробовать. Мы отдали ему все, что осталось в бутылке, потому что мы уже так и так решили, что не будем пытаться заработать свои два фунта в неделю на этом вине.

Папа попробовал вино и сделал точно то же, что сделал Г. О. после своей ложки вина, только папе, конечно, мы не стали делать замечание. А потом он расхохотался, да так, что я думал, он уже не остановится.

Я думаю, все дело в этом хересе, потому что я читал где-то, что «вино веселит сердце человеческое». Стало быть, это и в самом деле было очень хорошее вино, укрепляющее и все такое прочее, потому что он ведь попробовал совсем немного.

Отсмеявшись, он сказал:

— Ладно, ребятки, все хорошо, но только больше так не делайте. В винной торговле пробиться совсем не легко, и, кстати, вы обещали советоваться со мной прежде чем начать какое-либо дело.

— Я думал, ты имеешь в виду, если мы хотим купить партнерство, — ответил ему Дикки. — А тут речь шла только о комиссионных. — И папа снова расхохотался, так что в конечном счете это удачно, что мы купили это Кастилиан Аморозо, потому что оно и впрямь приободрило нашего папу, а этого не так-то легко добиться, даже если рассказывать ему анекдот или подсунуть ему комикс.

Глава двенадцатая, в которой Освальд совершает Благородный поступок

Сам Благородный Поступок произойдет только в конце этой главы, но если вы не будете читать эту главу с самого начала, то вы и конец не поймете. Как и все в те времена, это тоже произошло из-за поисков сокровища.

Как только мы пообещали папе, что будем советоваться с ним по поводу нашего бизнеса, нам, само собой, расхотелось заниматься каким-либо бизнесом. Не знаю, как это выходит, но только если надо о чем-то советоваться со взрослыми, пусть даже с самыми лучшими из взрослых, то уж и делать это что-то не хочется.

Мы не против, что Альбертов дядя иногда встревает в наши игры, когда дело уже на мази, но он, слава Богу, никогда не просил нас, чтобы мы о чем-либо советовались с ним. Конечно, Освальд понимал, что папа вполне прав, и к тому же, будь у нас, скажем, те сто фунтов, на которые мы хотели купить партнерство в выгодном деле, мы бы потом поняли, что могли истратить эти деньги гораздо лучше. Папа так и сказал, а он в этом деле понимает. У нас были кое-какие другие идеи, но ограниченные денежные ресурсы все время нам препятствовали. Например, Г. О. предложил устроить на нашей стороне парка состязания в метании кокосовых орехов, но зеленщик сказал, что он не продаст двенадцать дюжин кокосовых орехов иначе как за наличные или по письменному заказу мистера Бэстейбла. А поскольку мы не хотели советоваться по этому поводу с папой, мы решили оставить эту идею. Алиса как-то нарядила Пинчера в кукольное платье и предложила водить его по улицам с шарманкой, и чтобы он танцевал, но Дикки припомнил, что он где-то слышал, будто настоящая шарманка стоит целых семь сотен фунтов. Может быть, речь шла не о шарманке, а большом церковном органе, но даже обычную трехногую шарманку за шиллинг и семь пенсов не купишь, а это и составляло всю нашу наличность. Так что и эта идея погорела.

Однажды в пасмурный день на обед опять была баранина, очень жесткая и под каким-то бледным соусом, да еще с комочками. Наверное, все бы оставили добрую часть еды на тарелке, хотя потом нам бы пришлось об этом пожалеть, но Освальд сказал, что это первосортное жаркое из королевского оленя, которого подстрелил Эдвард. Все мы начали играть в детей из Нью-Фореста, и даже баранина показалась нам вкуснее. Никто из обитателей Нью-Фореста не возражал против жесткого мяса и бледного соуса.

После обеда мы позволили девочкам устроить чаепитие для кукол с тем условием, что нас не заставят мыть посуду, и как раз допивали лакричную воду из маленьких чашечек, когда Дикки сказал: