Исключительно моя

Раздеваюсь и захожу. Никольский сидит на диване с пультом в руках. Рубашка вытянула из брюк и расстегнута нараспашку. Выражение лица — ох, это смерч с катастрофическим исходом.

— Ну, и где ты была?

— Как ты тут оказался?

— У меня есть ключи. Почему тебя это удивляет?

Мог бы озвучить, не очень приятно, когда в твое жилье у кого-то есть беспрепятственный доступ, а ты этого даже не знаешь.

— Действительно, почему? Кто платит, у того и ключ.

— Умнеешь на глазах. Я задал вопрос, Яна!

— Тетка ногу сломала, пришлось везти ее на приемный покой, потом снимки, гипс и домой отвезла. Я не могла ее бросить, Вадим, не надо так смотреть.

— А трубку можно взять, просто сказать, где ты и куда пропала?! — взрывается он. — Это, бл*дь, сложно или ты решила, что меня можно в х*р не ставить?!

Я стопорюсь, о чем он? Мне никто не звонил.

— Ты видела количество пропущенных на своем телефоне?

— Нет…

Срываюсь в коридор, вынимаю мобильный и получаю шок. Двенадцать пропущенных, два от Леры, остальные от Вадима. Поворачиваю аппарат, сдвинута кнопка звука. Даже руки трястись начинают. И так сложный день, еще и за это оправдываться.

Нет сил. Что за наказание?

Возвращаюсь с телефоном обратно.

— Звук отключился, не видела, извини.

— Бл*дь, Яна, тебе что, двенадцать?! Нужно посерьезнее относится к некоторым вещам! Звук у нее отключился. Ты знала, что я приеду. А если бы у меня не было ключа, мне под дверью сидеть?! Полтора часа! Я что пацан или лох, типа Кириенко?!

— Хватит орать! Так получилось. А если что-то не устраивает, найди себе серьезную. Мухину нужно было на дачу свозить, ее ждать не нужно, сама в трусы запрыгнет.

Карие глаза обдают меня молнией, он делает ко мне два шага. Кажется, я перегнула.

Его пятерня ложится сзади на мою шею и резко притягивает к себе.

— Ты как разговариваешь, девочка? Тебе напомнить твои права? А после и обязанности!

— Я помню, — шепчу со страхом.

Его жесткий захват вмиг сбивает с меня спесь. Мне страшно. На его лице неподдельная ярость.

— Тогда выполняй.

— Что ты хочешь?

— Минет сделай.

Сглатываю. Мелкая дрожь пробирает тело. Я и так напряжена до предела, да и какая из меня любовница. Мой секс с Костей был эпизодическим, он постоянно уезжал, приезжал, мог по три недели не появляться. Опыта, прямо скажем, у меня в этом деле едва на единицу. Господи, сейчас еще тут облажаюсь, и это будет полный крах.

— Яна, очнись! Раздевайся!

Начинаю судорожно расстегивать молнию платья на спине, но она, как назло, не поддается. Не знаю, что заклинило, молния или дрожащие руки, но мне всего пару шагов до истерики.

Никольский не выдерживает, разворачивает меня, дергает молнию. В этом порывистом движении ощущается не просто сила, скорее, грубое подчинение своей воле, и я замираю. Но замок не расстегивается до конца, и правда, заклинил.

— Твою мать!

Он дергает края ткани с такой силой, что она трещит и разрывается, а потом еще. Разорванное почти надвое платье опадает к ногам, Вадим снова поворачивает меня к себе.

— Раздевайся, — уже спокойнее, но в словах я четко слышу сигнал опасности.

Под его пристальным взглядом снимаю белье и опускаюсь на колени.

Жар приливает к лицу, дышать становится трудно.

Все еще дрожащими руками расстегиваю пуговицу на его брюках, тяну за молнию и спускаю штаны вместе с бельем. Беру в руку эрегированный член, когда он так успел возбудиться, когда рвал платье?

Вбираю головку в рот, он шумно втягивает воздух. Выдавая обратно негромкий выдох наслаждения.

Меня колотит, он это видит, но даже не пытается помочь или остановить. Насаживаюсь сильнее и начинаю двигать головой.

У Никольского вырывается стон, мимо воли, надрывно. Я продолжаю, он зарывается мне в волосы, сильнее прижимает к себе, еще несколько движений и он уже не сдерживается.

— Да, продолжай, — хрипит, не отрывая глаз от моих действий.

Его рука все крепче удерживает мою голову, почти не остается пространства для движения, он начинает двигаться навстречу, сначала незначительно, а затем жестче, еще жестче и еще.

Задыхаюсь, он заполняет мой рот и таранит, не оставляя возможности дышать. Чувствую, как подкатывается чувство тошноты.

Боже, нет!

Мне реально плохо, я пытаюсь его оттолкнуть, но он не дает.

И тогда из глаз брызгают слезы, скатываются по щекам густыми бороздами и капают на пол.

Никольский останавливается, выходит.

— Что случилось? — дышит тяжело, возбужден до предела.

— Я так не умею, — как же мерзко сейчас вот так стоять перед ним на коленях и реветь.

Он рывком поднимает меня на ноги.

— Что ты не умеешь? С таким дерзким языком, нужно и сосать виртуозно, Яна. Иначе нах*р он нужен? Или ты думала, мы только разговаривать с тобой будем, по душам?

Плачу, не могу остановиться, тошнота ушла, а на смену пришло чувство униженности. Он, не задумываясь, ударил по моей самооценке и поставил на место. А я что хотела? Играть с Никольским в игры небезопасно, он предупреждал.

Он поворачивает меня на сто восемьдесят градусов, ставит на диван, на колени. Одной рукой снимает остатки одежды, другой резко надавливает на спину, заставляя максимально прогнуться и так же резко вонзается.

Быстрые, жесткие толчки сначала просто ошеломляют, отдаются дикой пульсацией в животе, а потом обжигают безрассудным, отчаянным желанием.

Я не понимаю свою реакцию: мне неприятно, болезненное чувство унижения давит на мозг, но тело заводится от его действий.

Держусь из последних сил, не могу себе позволить показать ему, что поплыла. Но он нещадно трахает, дико возбужден и не скрывая, получает кайф.

И я срываюсь. Огненная пульсация внизу живота нарастает, трубит фанфарами, что подступает оргазм.

Мои громкие стоны, перерастают в крики, смешиваются с его. Необузданные мужские движения превращают меня в сгусток нервных окончаний, которые реагируют так остро, что мне становится страшно, кажется, сейчас отключусь от накрывших ощущений.

Выпадаю из реальности. Меня затягивает в воронку. Глубже, яростнее, с головой.

— Ааа, Вадииик!

Он кончает в меня, и я забиваюсь в конвульсиях от нахлынувшего экстаза.

Никольский отпускает мои бедра, я обмякаю и падаю на диван.