Искры гнева (сборник)

— А в том, что нужно снять с меня клятву, — ответил Кононых. — Снять же её может лишь тот, кто имеет крест и причастен к священству.

— Я имею только пистоль. Но и к священству немного причастен, — улыбнулся Головатый. — Пил водку с атаманом отряда булавинцев — монахом Филимоном. А ятаган мой немного похож на крест.

Кононых задумался. Поскрёб затылок и вдруг решительно заявил:

— Снимай!

— Снимаю! — махнул рукой Головатый. — А теперь бери, Касьян, вон под дубком оружие и иди в отряд.

Касьян натянул шапку и схватил бердыш.

— А, святоша…

— Давай сюда!

— Бросил Грименковых кобылок.

— Да не торчи столбом.

— Ложись! А то мушкетёры испортят тебе папаху и шубу! — зашумели повстанцы.

— А мне не привыкать быть под пулями, — заявил спокойно Касьян, — я стреляный и смаленный панами. А теперь хочу сам их смалить…

Наступал вечер. После дневной работы Савка Забара замкнул ворота, запер на засов калитку, по привычке, перед тем как идти на ночной отдых, постоял немного во дворе, прислушался. В хуторе и вокруг, в степи, тихо. С вышки, что едва маячит вдали на холме, дозорные никаких знаков не подают. Значит, татары не приближаются и можно спокойно отдыхать.

Забара пошёл к дому. Вдруг он уловил еле слышимое грохотание колёс, цокот лошадиных копыт. Звуки нарастали, приближались. Вот они уже начали доноситься из хутора, а вскоре зазвучали на его, Савкиной, улице. И сразу оборвались. Какое-то время было тихо. Потом раздались приглушённые голоса, а через минуту-другую кто-то легко постучал в Савкины ворота. Забара посмотрел в щель частокола: на улице стояло несколько запряжённых возов, толпились люди.

Стук повторился, на этот раз громче.

— Кто там? — спросил Савка.

— Свои, — услышал он в ответ.

— Кто именно? — переспросил Забара.

— Работные люди.

— Копатели угля.

— У нас важное дело.

— К кузнецу…

— К Даниле… — послышались приглушённые голоса.

Забара удивился. Он знал многих углекопов, так как часто бывал за околицей хутора, там, где лежит в земле горючий камень. Он чинил им коловороты, бадьи. Да и сюда, в кузницу, нередко по своим делам наведывались углекопы. Но они всегда приходили днём. А эти… Нет, надо быть поосторожней.

Савка сказал, что впустит для переговоров только одною человека, и открыл калитку.

— Зинько!

— Зинь, иди ты!

— Иди поговори! — раздались голоса.

Во двор вошёл небольшого роста, в чёрной, наверное запорошенной угольной сажей, одежде человек.

— Мы копатели угля, — начал он медленно низким грудным голосом. — Направляемся сейчас к городку Бахмуту. Там наши побратимы солевары в беде…

— В беде? В какой беде?.. — спросил Савка.

— Их неволят!.. — ответил коротко, с нажимом Зинько и, помолчав немного, добавил: — Соляной бахмутский управляющий набрасывает на них аркан.

— Закрепощает!

— Да-да! Закрепощает!

— Надо бороться!

— Отбить охоту!

— Руки укоротить!.. — послышались грозные голоса с улицы.

— А чем укоротишь?

— Идём без оружия.

— Оружия нет!

— Хотя бы какие-нибудь пики!..

— Так что помоги нам, Данило! — произнёс твёрдым голосом Зинько.

— Железо у нас есть.

— Привезли с собой.

— Нужно только заострить.

— Пики!..

— Ножи!.. — снова послышались голоса с улицы.

На шумный, многоголосый разговор из хаты вышла Оксана с детьми. Они стояли на пороге встревоженные, испуганные.

— Я, конечно, вам помогу, — проговорил Савка. — Но только сейчас ночь… Так что давайте завтра, по видному…

— Нет! Завтра будет поздно! — сказал всё так же твёрдым голосом Зинько. — "Поспешите и имейте при себе оружие!" — так просил нас через своего посланца Головатый из Бахмута.

— Головатый? Гордей?! — почти одновременно воскликнули удивлённо Савка и Оксана.

— Да. Головатый. Он собирает людей — беглецов, солеваров — против угнетателей…

Но Савка и Оксана уже не прислушивались к рассказу Зинька о происшествии в Бахмуте, о том, кто такой Головатый… Они кинулись быстрее открывать ворота.

Всю ночь в кузнице кипела работа. А утром, едва начало рассветать, несколько десятков вооружённых отточенными пиками, саблями, ножами углекопов отправились в дорогу на помощь бахмутским повстанцам.

Среди них был и кузнец Савка Забара.

На другой день, под вечер, к бахмутцам прибыло подкрепление: солевары из Тора, углекопы из хутора Зелёного, поселенцы, крепостные из Ясенева и из окрестных хуторов. Прибыли кто с чем, кто с пикой, кто с дробовиком, а кто и просто с вилами. Кроме холодного оружия у повстанцев было ещё и восемнадцать мушкетов, которые они отобрали у охранников.

Когда совсем стемнело, несколько человек с мушкетами залегли неподалёку от ворот усадьбы управляющего и начали их обстреливать. Сюда, к воротам, стянулись почти все охранники и тоже начали стрелять по "смутьянам". А в это время бахмутцы с противоположной стороны усадьбы проломили большую брешь в частоколе и ринулись во двор. Завязался короткий бой. Стражников здесь было мало, и они не смогли оказать хорошего сопротивления. Многие охранники побросали оружие и перешли на сторону повстанцев.

Дом запылал. Повстанцы взломали двери, которые вели в покои управляющего и в подземелье, где находились захваченные Недзиевским солевары.

Головатый решил разыскать эту проклятую грамоту о земле и подсоседниках, узнать, что именно в ней написано, и уничтожить, чтоб и следа от неё не осталось. Но где её искать? Гордей ходил по наполненным дымом комнатам от стола к столу, от шкафа к шкафу и нигде не находил этой бумаги.

Почти следом за понизовцем шнырял и Кастусь Недзиевский. Он тоже искал грамоту, привезённую Фонькой Сутугиным из Петербурга. Заглядывая в потайные места, Недзиевский натолкнулся на мёртвого Грименко. Обшарил его карманы, взял кошелёк, оторвал от чумарки медные пуговицы, вытряхнул из бокового кармана мелкие монеты и ушёл потайным ходом, который вёл из дома за частокол в густой орешник. Оттуда можно было легко добраться до ивовых зарослей у воды.

…Восстание разгоралось всё сильнее. В отряды повстанцев вливались работные люди, крепостные, подсоседники из сёл по Северскому Донцу, Айдару, Осколу, беглецы с Дона. Вскоре повстанцы разгромили Торскую крепость и освободили из неё всех узников.

К Шагрию пришла Хрыстя, — увидев в избе Головатого, она упала перед ним на колени:

— Отец родной, помогите узнать, что случилось с Семёном…

— Встань! — возмутился понизовец. — Встань, тогда и говори.

Хрыстя поднялась.