Искры на воде (сборник)
Шрифт:
Родион не знал, что всё было договорено, волновался, краснел, не знал, куда деть руки.
— Хорош герой, знаю, но подумать надо — нельзя просто так с налёту решать.
— Нам бы и вашу голубку посмотреть? — тихо сказал Евсей.
— За голубкой дело не станет. Аннушка, позови нашу голубку! — крикнул Илья Саввич.
Лиза влетела в комнату, улыбнулась Родиону и сказала:
— Вот и я. Смотрите не смотрите, но знайте — я согласна, и всё будет по-моему!
— Это мы ещё посмотрим, — буркнул Хрустов.
— Батюшка, это радость для тебя большая, наконец-то тебя никто не будет дергать, и ты будешь жить спокойно.
— Родион, предупреждаю,
Лиза бросилась на шею к жениху и спросила:
— Ты возьмёшь меня в жёны?
— Возьму.
— Назад батюшке возвращать не будешь?
— Не буду.
— Батюшка, он возвращать не будет, так что цену себе не набивай, — улыбнулась она, взяла жениха за руку и увела за собой.
— Вот, видел? Нынешняя молодёжь.
— Лизавета выросла как, давно ли девчонкой бегала, а сейчас глянь — барышня, статная, красивая. Хороша голубка, Илья Саввич, ой, хороша.
— Хороша, да только характер сложный. Может, и колючая она такая, что не даёт к себе приблизиться никому. Я и сам виноват: после смерти жены вёл себя недостойно, думал, что она маленькая, ничего не понимает. А когда спохватился — ужр было поздно: она мне такие концерты устраивала, что не приведи господь. Вот, может, ей и будет счастье с Родионом, и не будет такой колючей. А приданое? Денег хватит и ей, и внукам, давно уже хватит. Интерес у меня уже не в деньгах, а в делах. Вот и с тобой интересно работать, а не будь у нас совместных дел, приезжал бы ты сюда? То-то и оно. И ещё вот что скажу тебе, Евсей: забирайте вы Лизу сразу, через пару недель приеду, обвенчаем, и пусть она у вас живёт в деревне. Что, думаешь, пытаюсь избавиться поскорее? — увидел удивлённый взгляд Хрустов. — Нет. И даже хотел, чтобы они жили здесь, в этом доме, а я бы в Конторку подался, там за сыном пригляд нужен, да только тревожно стало в посёлке. Ты слышал: опять революция была, большаки власть взяли.
— Какие большаки?
— А кто их там разберёт? Баламутят державу — и только. Здесь, в Тайшете, тоже ходят с красными тряпками, на них намалёвано: «Вся власть народу». Ты подумай, Евсей, где власть, а где народ? Давешний учитель Лизаветы говорил мне разные страсти, я думал — сказки всё это, а выходит, что и не сказки. Здесь тоже какие-то советы собрали, правят бывшие ссыльные: ходят по селу, наганами машут да людей пугают. Кричат, что власть взяли в руки, даже урядник побаивается их. Только ты сам подумай, власть — это должность такая, а не нутро какого-нибудь горлопана. Чтобы занимать должность, надо и в голове иметь, а не только наган в руке. Вот будут голодранцы страной править, до чего же доживём? Придётся всем с протянутой рукой ходить. Белые и красные образовались — кто их там размалевал? Чёрт бы их всех подрал: и тех, и других. Вот почему прошу забрать Лизу сразу — страшно мне за неё. А когда всё успокоится, если захотят жить здесь, я перечить не стану.
— Наговорил ты страстей, Илья Саввич, просто оторопь берёт, — сказал Евсей. — А за дочь ты не переживай — жить есть где. У Родиона свой дом имеется.
— Вот и хорошо, на том и сговоримся.
33
На следующий день на трёх подводах братья направились в Конторку, рассудив, что с девушкой не стоит ехать по морозу сразу до Тальников. В Конторке Хрустов решил задержаться и проверить, чего там натворил Нестор. Иногда приходилось делать небольшие ревизии да вправлять мозги старшему сыну, не желавшему больше ничем заниматься, кроме как сидеть в лавке. Лиза
захотела забрать в деревне свои вещи, особенно дорогие для неё. Здесь же хранились её детские игрушки, их она пожелала подарить деревенским детям, с кем ей придётся жить по соседству. По приезде они сходили на кухню к Никитичне, почитаемой и любимой ими обоими.Никитична, услышав шум за спиной, не оборачиваясь, сказала:
— Нечего здесь толкаться, не готово ещё. Через полчаса заходите.
— Нам бы хлебушка, — попросила Лиза, улыбаясь.
Никитична обернулась и присела на скамейку.
— Боже мой, радости-то, радости какие, Лизанька, лапочка, сколько ты не была, я уже истосковалась. А это кто?
— Ты присмотрись, присмотрись, — расхохоталась девушка.
— Родька, ты, что ли? А-яй! Мужик уже, как времечко спешит.
Она протянула к нему руки:
— Дай-ка я тебя рассмотрю получше, сколько годов не видела. И герой ты у нас, вон крестов нацепил сколько! А сидел в уголочке да сухарями хрустел по вечерам, словечко, бывало, не выпросишь у него. Так вы вдвоём и грызли пряники, будто мышки, да молоко клянчили, — ворчала счастливая старушка. — Слава богу, тебе, Родион, довелось невредимым вернуться, а другим судьба так не улыбнулась. Много их ходит сейчас, подкармливаю по возможности.
Лиза с Родионом присели за стол, разглядывая кухню, пытаясь высмотреть что-нибудь новенькое.
— Ничего не изменилось, только я постарела, ходить тяжело стало, а так всё по-прежнему. Вам молочка принести холодненького или парного дождётесь?
— Мне холодного, — сказала Лиза.
— Мне тоже.
Никитична налила две глиняные кружки и подала по краюшке хлеба:
— Сегодня стряпала, свежий. — Она села напротив и стала любоваться ими, покачивала головой и молчала.
— А я замуж выхожу, — заявила Лиза, — за Родю.
Никитична привстала и тихо спросила:
— Верно, или ты над старухой подсмеиваешься?
— Ей-богу, уже еду с ними в деревню. — Лиза улыбалась, и было непонятно: шутит она или нет.
— Ну тебя. Ты всегда надо мной подшучивала, — махнула рукой кухарка.
Молодые переглянулись и засмеялись.
— Верно, что ли? — недоумённо переспросила она.
— Верно, — сказал вошедший Евсей. — Здравствуй, Никитична.
— Здравствуй.
— Родион, мы поедем к Лаврену, проведаем старика; говорят, опять приболел. Ты останешься или поедешь с нами?
Родион посмотрел на Лизу.
— Ты поезжай, только недолго; они там засидятся, а ты приходи пораньше, ладно? Я тоже пока свои дела поделаю — не буду же я свои платья при тебе перебирать.
— Я недолго, — сказал Родька и пошёл вслед за Евсеем.
— Он хороший. Не смотри, что крестьянского роду; душа у него добрая, я-то приметила его ещё маленьким, — сказала Никитична, когда Родион ушёл.
— Хороший, я знаю. Едва дождалась его с войны.
— Отец долго упирался?
— Нет, а я бы и слушать не стала, даже если бы и не благословил.
— Нельзя так, детонька, отец же, он любит тебя.
— Потому и не упирался, что отец.
— Рада я за вас, выросли на глазах, не избаловались, но никогда не подумала бы, что вы повенчаетесь. Эх, пути Господни…
Лиза обняла Никитичну, женщина растрогалась и смахнула платочком слёзы.
Лаврен сидел у окна и смотрел, как спускались сумерки. Вдруг увидел, что у ворот остановилась лошадь, из кошёвки вышли трое мужиков в полушубках и направились к калитке. Лаврен поднялся и поспешил к двери: в спине кольнуло, и он медленно присел на лавку.