Искупить кровью

– Пулеметики-то нам к делу, - заметил папаша.
– Только не пройдут.

Но пулеметчики отлежались, переждали огонь, потом рванули рысцой, вновь залегли, снова рванули и минут через пятнадцать достигли деревни. Лица белые, руки дрожат. Сбились возле избы и задымили.

– Ну, как дорожка?
– спросил Костик.

– Иди ты...
– проворчал пожилой усатый пулеметчик.

Костик и пошел, но не туда, разумеется, куда послал его усатый, а на другой край деревни. Кабы не так ответил пулеметчик, дал бы им Костя глотнуть трофейного шнапса, но раз послали, хрен-то им... По дороге наткнулся он на ребят, все так же сидящих у избы и смолящих махру. Сержант Сысоев стоял перед ними прямой, подтянутый, будто и не из боя. Подошел, остановился послушать разговор, который вели солдатики.

– Вот, разводили панихиду перед боем, - а живые, и деревню взяли, - это Сысоев выступал.

– Мы-то живые, а скольких положили, царствие им небесное...

– Опять, папаша, за религиозную пропаганду взялся? Предупреждаю, повысил голос на последнем слове сержант.

– А ты сам-то, сержант, неужто за весь бой ни разу о Боге не вспомнил?
– оставил папаша без внимания строгое "предупреждаю".

– А чего о нем вспоминать? Без него деревню взяли.

– Ох, сержант, не гневи Господа. Вот выбьют нас фрицы отсюдова, да порасстреляют всех на поле, как драпать будем.

– Я вам подрапаю! И думать забудьте. И чтоб я таких разговорчиков больше не слышал. Слыхал, Карцев, уже драпать приноровились? Ну и народ, воюй с такими.

– Танки пойдут, не устоим, сержант, - сказал Костик.

– И вы туда же!

– А почему сорокапяток нет?
– спросил кто-то.

– Будут, - уверенно заявил сержант.

– Ты, сержант, о Боге не думал, потому как сзади цепи шел, а нам-то пульки-то немецкие прямо в грудь летели, страхота страшная была.
– сказал кто-то из ребят.

– Позади шел, как ротный приказал, людей подтягивать. Но там не лучше. Вы впереди не видали, как ребят косило, а я видел...
– Опустил голову Сысоев и сжал кулаки.

Бойцы посмотрели на него с удивлением: неужто людей жалеет службист этот?

Папаша тоже оглядел сержанта, сказав:

– Это верно, в наступлении что впереди, что позади - все равно у фрица на виду. Но ты молодец, сержант, думал я, хвастал ты насчет Халхин-Гола. Значит, медалька твоя не зазря.

– Вы мне комплименты не делайте, скидки не будет.

– Мне твои скидки не нужны, я за Расею-матушку воюю. Понял?

– Не за Расею твою дремучую, а за Советский Союз. Понял?

– Да сколько Союзу твоему лет? Двадцати пяти не будет. А России сколько? Понял?
– Папаша довольно усмехнулся, решив, что уел сержанта.

Тот и вправду призадумался, но ненадолго:

– Старорежимный ты человек, папаша... А может, из хозяевов ты?

– Из них самых. Из крестьян, которые до тридцатого хозяевами были, а теперича...
– махнул он рукой.

– Но-но, поосторожней, отец, - прикрикнул сержант.

– А чего нам осторожничать? Все одно под смертью ходим. Чего нам бояться? А окромя прочего, ты, сержант, брось мной командовать, я воевать и без тебя научен, потому как империалистическую прошел и гражданскую, а ты хоть медальку и получил, но воевал-то сколько?

Сысоев сплюнул и. проворчав "разговорчики", отошел.

– Здорово ты его, папаша.
– сказал Костик Карцев и полез в карман. На, глотни.

Папаша не отказался, взболтнул бутыль и выпил до дна. Костя взял ее у него и кинул, но вместо ожидаемого звука разбитого стекла грохнул взрыв, словно гранату бросил. Все вздрогнули невольно, переглянулись с недоумением, пока кто-то не поднял голову вверх и не увидел "раму"... Видать, она и скинула небольшую бомбочку ради озорства.

– Ну вот, прилетела гадина, теперича жди бомбовозов, - в сердцах вырвалось у папаши.

И у всех засосало под ложечкой... По дороге на фронт бомбили их эшелон три раза, и хотя потерь было немного, страху натерпелись. И сейчас страшно сделалось, потому как ежели налетит штук пять, они от этой деревни ничего не оставят, да и от них тоже. Тогда фрицы заберут деревню обратно с легкостью.

С тоской уставились ребята в небо, где кружила рама, выглядывая, что они здесь, в этой занятой деревеньке делают. А что они делали? Связисты протянули связь в избу, которую заняли ротный и политрук, пулеметчики, появившиеся недавно, выбирали позиции на краю деревни, остальные бойцы тоже искали какую-нибудь лежку поудобнее да поукрытистей. Кто бродил по деревне, кто шарил по избам и блиндажам, а кто просто дремал с устатку, привалившись куда придется.

Костик тоскливо глядел на кружившуюся в небе раму и сожалел, что, наугощав других, себе ни капли не оставил, а выпить страсть как захотелось и от противного жужжания самолета, и от такого же противного ожидания бомбежки. Побрел он снова к офицерской избе и, открыв дверь, сразу же увидел Журкина, сидящего на полу с бутылкой в руках, с бессмысленными, затуманившимися глазами.

– Ты что опупенный такой? Фриц в блиндаже твоя работа?
– спросил Костик.

– Не спрашивай!
– взвизгнул Журкин.
– Сгоряча я. Раненый он был, рану свою перевязывал. Как я вбежал, он руки поднял, а я... с ходу ему в пузо. Понимаешь, ни за что человека убил. Знаешь, как он кричал...
– Журкин закрыл лицо руками.

– Неладно, конечно, получилось. Живым надо было фрица брать, хоть расспросили бы его. Не переживай, война же...

– Я никого сроду не убивал. Никого.

– Ты что, бутылку всю опрокинул!

– Всю.

– Придется пошуровать.
– И Карцев вышел в сени, где видел какие-то ящики.

Но не успел он их открыть, как вошел сержант и накинулся на Костика:

– Опять мародерством занялся? Отставить, Карцев! Выдь отсюда. Кто еще тут?
– Не дождавшись ответа, Сысоев плечом толкнул дверь в горницу...

Увидев сидящего на полу Журкина, сержант заорал:

– Встать! На пост шагом марш! Устроился, голубчик! Живо! Журкин! Во, бля, народ! Воюй с такими!

Журкин с трудом поднялся и побрел к выходу, Как не заметил сержант, что он пьяный, неизвестно. Просто, видать, в голову не ударило, что этот занюханный парикмахер, боец, на взгляд сержанта, никудышный, может такое позволить, А скорее всего мысли Сысоева были заняты Карцевым, который много о себе понимает и которого надо укоротить,.. Тем временем, пока сержант в избе был, Костик нашел две бутылки и, засунув их в карманы ватных брюк, быстро зашагал к ротному, чтоб угостить земляка-москвича шнапсом, ну и вообще он как связной должен при нем находиться.

По дороге встретил он бойца, к которому давно приглядывался, - знакомая вроде физика, да все как-то не выходило спросить, не встречались ли где? А сейчас попросил тот прикурить, при этом тоже трофейную сигаретку достал.

– Пошуровал, вижу, по избам?
– спросил Костик.

– Да нет, нашел в траншее пачку, - лениво ответил тот.

– Ты, случаем, не москвич?

– Москвич. А что?

– Лицо мне твое знакомо. Вроде встречались. Не в Марьиной ли роще?

– Нет. Там я сроду не бывал, в другом районе жил. А ты оттудова?