Искупление Гибели

7. Так он ещё пролежал неделю. Однажды, когда я зашёл к нему, он обмолвился. Голос его был тяжёлым, а слова – густыми, словно смола.

– Воды, – прошептал он. – Воды .

Я протянул ему стакан; он сделал глоток и открыл глаза. Уставший взгляд, тяжёлые веки – похоже, он долго шёл, но устал не физически. Его, как будто, терзало что-то изнутри. Я знаю эти ощущения – такие же были у меня во времена депрессии, когда я много работал, чтобы прокормить себя, и не мог уделить даже минимальное время отдыху. Мысли роились в моей голове, жужжание их слышно было всегда – перед сном и после пробуждения.

– Как тебя зовут? – спросил я. – И откуда пришёл?

Может, там есть и другие; узнать бы хоть что-то о мире за пределами этих мест.

– Отец звал меня Зорян, – сказал он. – Ты тоже можешь так меня звать, кхм, хоть какая-то память о доме будет.

8. Я его прекрасно понимаю: все мы потеряли дом и хотели бы вернуться в то время, полное трудностей, но тихое и безмятежное, когда родные были живы. Хотя, конечно, мои меня никогда не понимали. Я был им словно не родным; их помощь была похожа на обязанность, но не на чистое намерение от сердца. Я всегда хотел обрести настоящую семью, где могли бы выслушать и понять, где бы научили состраданию и никогда не осуждали. Где любовь была бы сильнее мирских благ, а душа не была бы пустым звуком.

9. – Пришёл я с востока. Там пустыня, людей совсем нет – только грешники, которым одна участь: вечные муки, слёзы и скрежет зубов, – промолвил он неторопливо, взглянул на меня и продолжил. – А ты кто, кто мой спаситель? Кто так добр к незнакомому в такое тяжёлое и тёмное время?

– Меня зовут Илья, – сказал я с грустью.

Грусть сковала моё сердце. Неужели никого не осталось и все мертвы, а грешники эти – подвергшиеся болезням и мутациям люди, у которых последние отблески разума рассеялись на войне? Как же больно на сердце, что так сложилась история человечества. Возможно, так моё радио никто и не услышит. Тогда зачем всё это – опять мимо? Как всегда. Отец, почему ты покинул меня?

10. Отперев замок, я дал полную волю действиям своему гостю. Теперь уже не важно – всё тщетно. Мои попытки что-то сделать никто не оценит; лучше бы я не спасал его: иллюзии слаще горькой правды. Теперь не важно, украдёт он что-либо или убьёт меня – это всяко лучше этой боли в груди.

11. – Вижу, ты опечален, – спросил меня Зорян, выйдя из дома на улицу. – Я сказал что-то не так?

– Нет, ты не виноват, это всё я. Мой призрачный замок опять рушится на моих глазах. В чём смысл жизни, если всё, что бы ты ни сделал, было напрасно?– сквозь комок в горле выдавил я эти слова. – Я спас тебя, но ты бы не стал жить, если бы не имел смысла.

– Проделав такую работу, вложив столько сил и не дав мне умереть, ты говоришь, что всё, что ты делаешь, бессмысленно? – в голосе Зоряна не было ни капли осуждения, как будто он чувствовал меня и с состраданием отвечал на мой вопрос. – Я живу, чтобы вернуться домой. Ты даже не представляешь, как долго я этого ждал – можно сказать, вечность.

– Ты надеешься, что твой дом ещё стоит и тебя там ждут? – спросил я его. – Да, спасти тебя был огромный смысл, ведь ты единственный человек, которого я видел за последний год. Но ты принёс мне больше боли, чем я думал.

– Эта боль сидит в тебе; она была всегда – и до войны, и сейчас. Мой дом всегда будет стоять, ведь его построил Отец, и братья всегда будут его защищать. – Его взгляд буквально видел мою боль внутри. – Там и тебя примут, но мы не сможем туда попасть с такими помыслами, как у тебя – нам просто не дойти до туда.

12. Он, конечно же, прав, и я всегда это знал, но никак не мог избавиться от плохих мыслей в голове, которые поедали меня изнутри. Я так хочу полюбить Бога, открыть своё сердце для Него. Почему же так сложно это сделать? Как мне удалось так сильно его закрыть, что теперь и утреннему солнцу в него не попасть? Я буквально разрываюсь на куски, лишь бы хотя бы капля света дошла до моего сердца. Уныние – страшный грех, но не гордыня ли душит меня, вводя в заблуждение, что я в принципе достоин этого света?

13. – А что за чудесная музыка у тебя играет? – с интересом спросил Зорян, стараясь отвлечь меня. – Да, хочу заметить, ты чудно готовишь. Я хоть и был почти всегда без сознания, но вкус твоего угощения я ощущал.

– Это радио у меня здесь, – ответил я, опустив голову. – Решил включить музыку для всех, кто услышит, и иногда читаю проповеди, в которые, похоже, и сам не верю. А за бульон отдельная благодарность! Я как-то пару раз лежал в больнице и знаю, что такое диета номер ноль. В таком состоянии твёрдая пища была противопоказана.

14. Интересный факт из моей жизни, который всегда удивлял меня, заключается в том, что я быстро отходил от грусти, как будто кто-то поднимал меня каждый раз, когда я падал. Не знаю, зачем я всё это делаю; остаётся только праздный интерес: а что же в конце? Но жизнь происходит сейчас, и нужно приспосабливаться.

4 глава.

1. Зорян сказал, что там только грешники. Однако сам он выглядит вполне неплохо. Может, таких, как он, много, и я смогу спасти их души. Звучит как хороший план – подстегнутый синдромом спасателя, сочетающийся с моей концепцией жизни. Такова моя роль? Роль пророка в пустом мире, где остались лишь грешники, готовые меня сожрать. Правда, это довольно странная затея – играть в спасателя.

2.Появление моего гостя как раз кстати; теперь есть с кем поразмышлять о человеческом бытии. Но я всё же не уверен. Нужно подумать, с каким отношением выходить в такое путешествие.

3. – Я в большом долгу перед тобой, – послышался голос позади. – Скажи, чем помочь, и я помогу. Я давно живу и общался с многими деятелями. Все работы хороши, сделаем вместе от души. Направляй.

– Да, было бы славно, – обмолвился я, – надо подготовить дрова на зиму. И надо бы заготовить пропитание. Возьми удочку и сходи на реку.

– Как скажешь, я теперь твой помощник на вечно, – задорно ответил он, как будто под – вечностью он имел в виду буквально вечность. – Такие этому миру нужны, такие нужны и мне. Жить становится легче. Мы горы с тобой свернем.

Я огляделся и попытался понять, что лежит за его словами. Его уверенность казалась искренней, но вместе с тем в ней скрывался намек на что-то более глубокое. Почему я замечаю в его тоне нотки радости в сочетании с этой бравурной присягой служения? Моя роль в его жизни – это больше, чем просто дружба, это какая-то связь, которую я не до конца осознаю.

Я почувствовал, как в груди начинает пролетать легкое волнение. Зорян не только обещает помочь, он внушает мне надежду, без которой я бы никогда не решился идти дальше. Мы действительно могли бы свернуть горы, если будем работать сообща. Но цена этого обещания кажется мне слишком высокой – что, если он ждёт чего-то взамен?

– Зорян, – осторожно начал я, – а тебе не кажется, что вся эта помощь может загнать нас в ловушку? Мы можем слишком увлечься, забыв про собственные желания и цели. Что если мы станем просто результатом того, что необходимо этому миру?