Искупление Гибели

38. Каждый обыденный поступок, даже самый агрессивный, может быть лишь отражением внутренней борьбы, о которой лица, совершающие эти поступки, не подозревают. Их действия, даже самые жестокие, зачастую вызваны глубокими эмоциональными ранениями, которые они не умеют или не хотят признавать.

39. И вот тут мы сталкиваемся с важным упущением: каждый из нас, если заглянет вглубь собственного сердца и признает свои страхи, может обнаружить в себе зерно любви – той самой любви, о которой все говорят, но которая порой оказывается незамеченной из-за накрывающих её страхов.

40. – Зорян отвёл глаза, но я успел увидеть в них грусть. Казалось, у него есть что-то скрытое. Такую боль не так просто скрыть. Чем ярче эмоции, тем яснее становится, с какой стороны рождается первопричина: из любви или страха.

41. Это большая проблема, если в человеке доминирует страх – тогда, как бы сильно он ни стремился проявить любовь, он не сможет избежать страха потерять эту любовь или, что ещё хуже, не быть любимым. Например, мать, срываясь на свою дочери и не позволяя ей гулять, может искренне хотеть проявить любовь. Однако страх диктует ей правила, и в результате она срывается именно на дочери.

42. Мы часто путаем, от какого побудителя исходят наши намерения, и зачастую сами этого не осознаём. Отсюда возникают недоразумения и страдания – как наши собственные, так и тех, кто нас окружает. Важно уметь осознавать и различать свои эмоции, ведь это первый шаг к пониманию себя и к искреннему взаимодействию с другими.

43. – А если один человек, обидев другого, уходит, ничего не сказав и отстранился, это тоже страх?– в его вопросе явно прослеживался личный интерес к моему ответу. – Какой может быть страх, если это он меня отверг и больше не проявляет никакого интереса ко мне?

– Да, Зорян, это тоже страх. Ты думаешь, что если к тебе так отнеслись, значит, отныне тебе не проявят больше любви. Но это не так. Этот страх мешает тебе обратиться к тем ноткам любви, которые подсказывают тебе, что ты на самом деле хочешь прощения.– Мне было больно об этом говорить, ведь однажды я сам прошёл через это. – Вспомни, чего бы тебе больше всего хотелось. Не позволяй страху мешать тебе. Дай этому выход, любовь поможет тебе, а Господь поведёт по правильному пути.

– Я хочу домой,– прошептал Зорян. – Но там меня уже никто не ждёт. Они не ценили меня и бросили в самую глубокую и тёмную яму.

– Наш Отец небесный любит тебя, ведь ты Его дитя. Он укажет тебе путь и приведёт домой,– обняв его, я тихо прошептал это ему на ухо.

– Нет, я не верю,– оттолкнув меня, сказал Зорян. – Теперь это мой дом, и Отец оставил меня навсегда.

44. Убежав с территории, он оставил меня одного с размышлениями. Неужели Отец, оставив нас в таком ужасном месте, не проявил сострадания? А может, проявил, и это просто экзамен – проверка на то, способны ли мы на любовь даже в столь тёмные времена?

45. Всю оставшуюся неделю я размышлял над словами Зоряна, ведь с тех пор я его не видел. Куда он мог пойти? Я был знаком с ним меньше года, но за это время он стал мне близким человеком. В мире, где в принципе никого нет, это не сложно – ведь Господь свёл нас вместе. Я всё думал о его словах: можно ли ещё всё вернуть и обрести любовь в сердце? Мне кажется, это невозможно – так сложно избавиться от страха. Как можно доверять миру, если теперь такой дефицит всего: надежды, тепла, понимания?

46. Каждый час тянулся как вечность, и в тишине моих размышлений я искал ответы, которые светились в глубине моей души, но оставались недосягаемыми. Я осознавал, что страх может быть парализующим, но как научиться надеяться, когда вокруг лишь темнота? В такие моменты, когда повисшая тишина наполняла пространство, мне казалось, что даже во тьме есть искорка света – ту надежду, которую Зорян пытался найти в себе.

47. Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Если хоть где-то существует любовь, она определённо должна быть способна преодолеть тьму. Возможно, я просто не замечал её рядом, запутался в собственных страхах. Надо было сделать шаг навстречу свету.

48. Так прошёл месяц, кажется. Я давно оставил затею помечать дни. Какая разница, прошёл день или неделя, если они все похожи друг на друга? Зорян так и не вернулся, и мне всё больше казалось, что я его обидел тогда, не разделив его страдания. В эфирах радио я не упоминал его имени, но извинялся перед ним, надеясь, что он увидит чувства, вложенные в мои слова.

49. Совсем оставив надежду, я раскрыл своё местоположение, заявив, что все, кто хочет, могут написать мне письмо и бросить его в почтовый ящик у меня на воротах.

50. Уже на следующее утро я увидел запечатанное письмо в ящике. Его, похоже, принесли ночью, пока я спал. Я медленно достал его, чувствуя, как сердце бьётся в ожидании. Это было письмо от Адама. Я осторожно вскрыл конверт, и меня охватило волнение.

51. Я прочитал письмо Адама несколько раз, погружаясь в его слова, словно в бурное море воспоминаний. Его история звучала как жуткий и печальный рассказ из другого мира, где надежда была лишь отголоском прошлого.

– Меня призвали на службу в возрасте тридцати шести лет, как и всех мужчин, кто был полезен на войне, – начиналось его письмо. Он описывал смутные времена, полные страха и неопределенности. Конфликт, который разразился из-за новой технологии, стал катастрофой целого поколения. Я слышал отголоски этих событий на радио, но никогда не задумывался о том, как это отражается на простых людях. Адам, видимо, был одним из тех, кто оказался пожертвованным в этом безумии.

Письмо адама

52. Я представлял, как его забрали, не сказав ни слова, оставив его семью в тревоге и ожидании. Четыре года в армии, несколько месяцев, проведенных в тумане под воздействием жестокой войны, и все это время он сохранял твёрдую веру в правоту своих действий. Как же трудно было бы мне в такой ситуации!

53. Адам описывал операцию, на которой всё пошло не так, как планировалось. Я чувствовал, как его слова, полные страха и отчаяния, заставляют меня содрогаться. Взрыв, который поглотил всё вокруг, визуализировался в моем воображении, как разрушительная волна, сметающая все на своём пути. Я мог только представить, что значит потерять всё, что когда-либо любил.

54. В его рассказе было то, что пронзило меня до глубины души: возвращение домой, где его ждали родные, а на деле его ожидали лишь разрушения. Остаться в живых после всего этого – это не дар, а проклятие. Это то, что определяло жизнь Адама теперь: неизвестность, память о семье и вина за то, что он выжил. Я понимал, с каким бременем он теперь должен жить.

55. – Когда агенты Вавилона меня нашли, предложили работу, – продолжал он. Я почувствовал, как в письме увеличивается напряжение. Адам, казалось, потерял всякую надежду. Работая на тех, кто использует людей в своих интересах, он забыл о смысле жизни, выбрав путь самоуничтожения в безжалостном круговороте. Его страдания были невыносимыми, и он словно стал тенью самого себя, живя в бесконечном цикле запоя и заданий, где не оставалось места для мечты о будущем.