Искушение богини

– А я знаю, зачем ты пришла, – зашептала она. – Ты пришла к прекрасной госпоже, правда?

Хатшепсут взглянула в большие, невинные глаза ребенка и с трудом подавила желание взяться за амулет. Она кивнула:

– Да. Ты можешь отвести меня к ней?

Девочка протянула пыльную ладошку, и пальцы Хатшепсут сомкнулись вокруг нее. Рука об руку они вышли во внешний двор. Девочка уверенно прокладывала путь через груды камней и кустарник, пока не остановилась в углу, где уцелела часть стены и два вертикально стоящих камня подпирали друг Друга.

– Вот она, – пролепетала девочка и кинулась назад, к друзьям.

Хатшепсут в изумлении наклонилась. У ее ног лежала неуклюжая корзинка с остатками подношения богине: сухая лепешка, сморщенный фрукт, увядший цветок лотоса. У стены, невидимая за обвалившейся кладкой, стояла сама богиня в синих, красных и желтых одеждах, застывшей улыбкой она приветствовала пораженную Хатшепсут, над ее головой, как два жезла, круглились коровьи рога. На одном даже сохранилась позолота. Хатшепсут стремительно обернулась, но дети уже убежали. Она упала на землю и припала губами к ногам Хатор, с приязнью думая о неизвестной женщине, которая одна все еще приходила поклониться и оставить свои бедные подношения доброй, улыбчивой богине. Она выпрямила спину и начала молиться, с трудом подбирая нужные слова, ибо не обращалась к Хатор с детства, когда сомневалась в том, что вырастет высокой и красивой. Она просила богиню ниспослать ей терпения и благословить ее царствование. Задумчивая коровья улыбка Хатор, казалось, гнала прочь все заботы и тревоги.

– Сделай меня столь же прекрасной, как ты сама, и я подниму то, что упало, приведу жрецов и зажгу благовония в твою честь, – пообещала Хатшепсут.

Она поднялась, еще раз поцеловав ступни богини, и, быстро шагая, покинула двор.

За внешними воротами жались, поджидая ее, ребятишки, и она, повинуясь неведомо откуда взявшемуся желанию, остановилась.

– Хотите увидеть фараона? – спросила она.

Онемев, они вытаращились на нее. Потом заговорил все тот же мальчик.

– Ты смеешься над нами! – сказал он. – Что здесь делать фараону, без трона и без венца?

– Тем не менее он здесь, – парировала она и, протянув руку, схватила мальчишку за плечо. – Пошли со мной.

С сомнением переглядываясь и перешептываясь, они пошли за ней. Через пару минут Тутмос увидел дочь, которая, торопливо шагая, приближалась к нему в окружении стайки крестьянских ребятишек. Крякнув, он слез с носилок.

– Отец, – крикнула она, – вот дети Куса, они пришли поклониться фараону! – Улыбаясь и с трудом переводя дух после быстрой ходьбы, она подошла к нему, волосы ее были растрепаны, юбка в пятнах. Дети, держась позади нее, чуть поодаль, внимательно разглядывали невысокого коренастого человека со сверкающими черными глазами, пока не увидели поверх его кожаного шлема пламенеющего урея – символ царской власти.

– Кланяйтесь! Кланяйтесь! – яростно зашипел остальным самый смелый мальчишка. – Это правда он!

Они упали на колени, как в игре, только не совсем уверенно, не зная, что делать дальше.

Хатшепсут наклонилась и потрепала их макушки.

– Встаньте. Это фараон. Сегодня вечером вам будет о чем рассказать родителям!

Она была возбуждена, ее щеки горели.

Глядя на нее, Тутмосу поневоле стало смешно.

– Я послал тебя на поиски богини, а ты привела мне стайку гусят с Нила! – проворчал он. – Ну, ребятня, что скажете? А ну-ка, мальчик, дай мне твой лук.

Широко шагнув, он надвинулся на* мальчишку и вырвал игрушку у него из рук.

– Сам сделал?

Ребенок испуганно сглотнул.

– Да, великий.

– Хм. А он стреляет?

– Плохо. У меня нет подходящего дерева, и стрела не летит далеко.

Тутмос швырнул лук на землю.

– Кенамун! – рявкнул он. Капитан его стражи отделился от кучки улыбающихся солдат и с поклоном приблизился. – Отдай этому мальчику твой лук и стрелы.

Указанные предметы были переданы из рук в руки, глаза мальчика раскрылись еще шире, когда его дрожащие от нетерпения пальцы прикоснулись к оружию. Лук был почти с него ростом, но он натянул тетиву, и она загудела.

– О, благодарю вас, ваше величество, могучий Гор! – выдавил он.

Тутмос улыбнулся.

– Запомни этот день, – произнес он, – а когда подрастешь, может статься, будешь стрелять из этого лука на моей службе. А теперь обедать, – сказал он, и носильщики тут же выскочили вперед. – Пошли, Хатшепсут, пока все жители этой деревни не сбежались сюда клянчить у моих солдат их пожитки.

Они забрались в носилки и тронулись в обратный путь. Когда несколько минут спустя Хатшепсут оглянулась, то увидела детей на том же месте, где они их оставили, – четыре крохотные точки на фоне необъятного горизонта, а за ними сияющие белизной колонны храма Хатор.

– Сегодня мы прибываем в Долину пирамид, – сказал Тутмос, когда они вместе стояли на носу.

Две недели неспешного плавания остались позади. Хатшепсут эта поездка все больше и больше казалась похожей на приятный сон: днем она загорала, ела, перебрасывалась несвязными фразами с отцом, все это происходило на фоне проплывающего мимо пейзажа; ночью девушка крепко спала, убаюканная плеском волн в какой-нибудь скрытой от глаз пустынной гавани. Он и впрямь оказался прекрасен, ее Египет, точно свеже распустившийся ароматный цветок или драгоценный камень, чья красота превзошла все ее ожидания. Поверни они сейчас домой, она бы не расстроилась.

Тутмос продолжал:

– Я больше хочу, чтобы ты увидела именно эту долину, чем все остальные чудеса Египта, Хатшепсут, ибо только там ты ощутишь свое предназначение. Ты будешь поражена. Твои предки строили в этой долине, вот все, что я хочу сказать. Следи за западным берегом и увидишь, как холмы отодвигаются и становятся невидимыми.

Утро близилось к концу, и Хатшепсут хотелось пойти в тень и присесть, но ее отец оставался неподвижен, его лицо странно застыло, он смотрел прямо перед собой, на запад.

Наконец она потеряла терпение и уже хотела попросить его приказать, чтобы принесли кресла, как вдруг один из матросов закричал.

Тутмос со свистом втянул воздух.

– Смотри, вон там, далеко на западе, у самого горизонта. Первая!

Она взглянула. Вдалеке возник и замаячил, приближаясь, треугольный силуэт; несмотря на срезанную вершину, он поразительно выделялся на фоне равнины, которая разворачивалась перед ними. Вокруг не было ни растительности, ни домов; только узкая полоска тростника разделяла песок и реку. Пирамида походила на упавший с неба булыжник. Принесли кресла и зонтики, фараон и его дочь сели, не говоря ни слова; матросы и слуги тоже молчали. Силуэт приближался, становясь все отчетливее, пока наконец совершенно не заслонил собой все остальное. Хатшепсут увидела, что множество других таких же построек, еще неясных вдали, встают позади первой, и ее сердце преисполнилось восторгом. Они поравнялись с пирамидой, и девушка увидела, что сооружение окружают остатки дорог и каменные обломки, а его плоская вершина и массивное основание продолжают бросать вызов хаосу, сотворенному природой и человеком.

– Она не всегда была такой, – сказал Тутмос, когда они медленно проплывали мимо. – Когда-то она была одета в белый песчаник и сияла, точно само солнце во всей его славе. Сегодня никто не знает наверняка, что за бог похоронен в ней, но говорят, там лежит Сенефру.

Им навстречу скользнула другая пирамида, ее вершина упиралась в небо, точно наконечник копья. Хатшепсут затаила дыхание. Она представить не могла, что люди способны построить такое, и сознание того, что она происходит от этих людей, которые были больше, чем просто людьми, глубоко ее взволновало. Ей вспомнилась крохотная пирамидка Ментухотепа-хапет-Ра, рядом с которой эти были гигантами, мощными и бесконечно сильными.