Искушение богини

В день похорон они с Тутмосом бок о бок прошли через некрополь и вышли в пустынные холмы. В последнем приступе отчаяния Хатшепсут упала на гроб отца, рассыпая цветы, которые сама возложила на него перед этим. Когда хоронили мать, все было мирно, спокойно. Всю дорогу назад во дворец она держала руку отца. Но теперь, в полумраке могилы, в окружении хорошо знакомых вещей, каждая из которых была напоминанием о счастливых днях, она не выдержала. Даже Тутмос был невольно тронут. Неловко склонившись над ней, он помог ей подняться на ноги, и она не оттолкнула его, а оперлась на его пухлую руку. Но едва они вышли на свет, она забрала свою руку и, не сказав ни слова, пошла по извивающейся тропинке вниз, к плакальщикам, предоставив ему следовать за ней, точно тень.

Во дворце ей тоже не стало легче. Не с кем было разделить тихую трапезу, не было отца, хорошо понимавшего нужду молоденькой девушки в слове, шутке, игре, которые облегчили бы ей боль утраты и неотменимость смерти. Она прошла в свой покой, где царила тишина, и решительно захлопнула дверь.

«Позже я буду молиться тебе, о отец мой, – подумала она, одиноко стоя в бесприютном луче солнечного света и чувствуя, как входит в нее тишина. – Но сейчас мне хочется лишь одного – чтобы все было как прежде».

Она стряхнула с себя синий траурный плащ, сняла корону и легла на свое ложе. Хотя ей совсем этого не хотелось, она заснула.

Посреди ночи Сенмута разбудил посланец с Севера. Он был усталый, в измятой одежде, с измученным лицом. Когда Сенмут зажег лампу и надел набедренную повязку, то обнаружил, что ни свитка, ни письма у вестника нет.

– На столе хлеб и вино, – сказал ему Сенмут. – Сядь и поешь, потом расскажешь новость.

Но тот отказался.

– Я должен быть первым, кто придет с Дельты, – ответил он срывающимся от усталости голосом. – Новость моя коротка. Три недели назад Менена оставил свои поместья и теперь находится в покоях Тутмоса-младшего. Это все.

Сенмут присвистнул:

– И этого хватит. А ты уверен, что Менена уже сошел на берег и теперь пребывает во дворце?

Посланник выразительно кивнул:

– Я видел его собственными глазами.

– Тогда отправляйся немедленно к визирю Хапусенебу. Он ночует в доме одной милей ниже по течению. Я пошлю с тобой стражника и вот это.

Он сердито порылся в шкатулке из слоновой кости и вытащил оттуда печать Хапусенеба.

– Передай ему, пусть, не мешкая, отправляется к царице. Я буду ждать его в саду перед ее дверью.

Та-кха'ет уже не спала, а сидела на своем камышовом коврике и напряженно прислушивалась. Сенмут окликнул ее:

– Принеси мне плащ и сандалии, малышка.

Она встала, а кошка, зевая и потягиваясь, отошла в угол, села и уставилась на него желтыми немигающими глазами. Посланец поклонился и вышел, забрав печать, а Та-кха'ет робко положила руку на плечо Сенмута:

– Господин, что-то случилось? Нам грозит опасность? Он поцеловал ее сонные глаза, не переставая лихорадочно думать. Слишком поздно – и слишком рано. Слишком поздно – теперь уже ничего не успеть, царице остается только принять неизбежное, и слишком рано – за такой короткий срок она не успела собрать и укрепить правительство, которое сделало бы ее фараоном. Удар был тяжелый.

– Ложись в постель. – Он подтолкнул Та-кха'ет к кровати. – Поспи в тепле, я не вернусь до утра. Если меня будет искать Сенмен, дай ему вина и скажи, что я зайду к нему утром. Мы с ним должны были пойти посмотреть новую партию бычков. И не бойся! Тебе ничего не грозит, моя хорошая. Она уже забралась в постель, за ней прыгнула кошка.

То замирая в тени садовой ограды, то принимаясь мерить ее шагами, Сенмут ждал Хапусенеба. Ночь была чудная, луна стояла высоко, разбрасывая бледные тени среди деревьев, но сегодня Сенмуту было не до красот. Ему казалось, что старый верховный жрец со своими прихвостнями вот-вот появится из темноты, и у него сводило живот от страха. В ветвях сикоморов шелестели и отрывисто перекликались ночные птицы, рыбы в маленьком декоративном пруду то и дело поднимались к поверхности, чтобы подышать. Наконец между деревьев мелькнула чья-то темная тень. Хапусенеб подошел молча, его глаза под слепыми пальцами луны казались серее обычного, и Сенмут быстро передал ему слова посланца.

Хапусенеб выслушал его без удивления, не говоря ни слова. Потом пожал плечами.

– Тут ничего не поделаешь, – сказал он. – Время для нее еще не настало. Не думаю, чтобы Тутмос был по-настоящему честолюбив. Просто он хочет отомстить за неудачи, которые много лет подряд терпел в глазах отца, и, по-моему, титула фараона ему хватит, при условии, что кто-то другой возьмет на себя всю работу. Египет не пострадает. В конце концов, он умеет нравиться, этот молодой человек.

– Царица так не считает.

Хапусенеб негромко рассмеялся, его зубы сверкнули белизной. Он положил руку Сенмуту на плечи.

– В прекрасном теле юной царицы живет дух мужчины, поэтому она ни в ком не терпит слабости. Но Тутмос ее брат, и, как мне кажется, немного любви к нему в ней все же есть. Тем не менее он будет ей в тягость и скоро начнет ее раздражать.

Выйдя из сада, друзья подошли к входу в ее покои и стали ждать, пока стражник сообщит, что им позволено войти. Когда он пропустил их внутрь, они вошли и поклонились.

Хатшепсут сидела у ложа в своем любимом низком кресле, рядом с ней была Нофрет. Тонкий, словно паутина, плащ окутывал Хатшепсут с головы до ног.

– Должно быть, случилось что-то серьезное, – приветствовала их она, – ибо никогда еще двое ближайших друзей царицы не находили нужным беспокоить ее в часы отдыха. Говорите же. Я готова.

И она сложила на груди руки.

– Тутмос призвал назад Менену, – сказал Сенмут. – Сейчас они беседуют в покоях царевича.

Она кивнула:

– И что же?

Он поглядел на нее, не веря своим ушам.

– Ваше величество, вы знали?

– Имела некоторое представление. Мои шпионы ничем не хуже ваших. Что вы об этом думаете?

Хапусенеб с Сенмутом переглянулись; и последний заговорил:

– Думаю, что Тутмос хочет стать фараоном и что он предложил Менене возвращение из ссылки, если тот поддержит его притязания. Думаю, что жрецы встанут за него. Ваше величество правит еще так недавно, что народ не успел убедиться в том, что как правитель вы ни в чем не уступаете остальным.

– А ты, Хапусенеб? На чьей стороне армия?

– Ваше величество, если вы начнете войну, Египет захлебнется в крови. Генералы предпочитают Тутмоса, потому что он мужчина. Армии нужен главнокомандующий-мужчина, но простые солдаты любят вас за искусное обращение с луком и умение править колесницей. Простой народ тоже выберет Тутмоса. Они чтят вас как дочь бога и могущественную царицу, но на троне Гора хотят видеть мужчину.

– Хорошо сказано. Теперь я знаю правду.

Она так долго молчала, что мужчины подумали, уж не забыла ли она про них, но тут она встала и хлопнула в ладоши.