Искушение чародея (сборник)

— Его, может, еще на опыты сдать надо… — взорвался Минц. — Ты понимаешь, что ты наделал?

— Не надо меня на опыты, — испугался Корнелий Иванович. — Просто сделайте меня, как раньше, а?

— Тихо! — одновременно приказали Саша и Минц. И Удалов послушно замолк.

— Я тебе говорил, что без образования в науке делать нечего? Говорил… что ж ты наделал? — укоризненно посмотрел на друга Минц. — Он желания исполняет собственными руками! Чужие желания — своими руками.

— Но ведь, Лев Христофорович, вы это сможете исправить?

— Смогу, — просто согласился Минц. — Смогу. А ты заодно посмотришь, как работают настоящие профессионалы. Корнелий Иванович, мне у вас кровь взять нужно. И хорошенько подумать…

Удалов молча протянул руку, отчаянно моргая глазами.

— Ох, боже мой. Говорите, Корнелий Иванович, говорите, — сообразил Минц. — Нужно быть осторожнее при вас, а то так что-нибудь брякнешь… идите домой, отоспитесь. Как только будет готово, я дам знать.

— Я завтра зайду, узнаю, как дела? — жалобно, с надеждой спросил Удалов.

— Да. Нет! Завтра у меня гости, — вспомнил Минц, — будет сам Орехов, артист, кумир женщин в возрасте от 18 до 100, мне будет некогда.

— А как же я? — позволил себе напомнить Удалов. — Кирпич же…

— Я знаю. Послезавтра приходите, оба, — решил Минц. — К этому времени все сделаю.

* * *

Через два дня гордый Минц продемонстрировал Удалову и Грубину маленькую пробирочку с голубоватой жидкостью.

— Здесь антидот, так сказать, — довольным голосом пояснил он.

— Что? — не понял Удалов. — Антидот? Из чего?

— Не из чего, а из кого! Из комара, — и Минц радостно захихикал. — Подумать только — из комара. Я перепробовал все. Человека — себя то есть. А что делать? Наука требует жертв. Собаку, кошку, рыбку, даже мух. Ни-че-го… И вдруг — смотрю, комар летает. Вот его, думаю, еще не пробовал. Кинулся ловить, Орехов сначала перепугался, думал, я умом тронулся. Пришлось объяснять — без подробностей, конечно, — что это для опыта. Проводил его и взялся за дело. И вот он — результат.

— Выжимка из комара? — уточнил Удалов.

— Не совсем, конечно, но мысль верная. Теперь это нужно выпить и дело в шляпе. Пейте! — он протянул Корнелию Ивановичу пробирку. — Не бойтесь, не ядовитая. Смелее!

Дрожащими руками Удалов поднес пробирку к губам и одним глотком опустошил.

— Ну… попросите у меня что-нибудь? — умоляюще поглядел он на Минца.

— А проползите-ка под столом, уважаемый Корнелий Иванович, — развязно предложил Грубин.

Удалов поддернул штаны, присогнул колени, а затем резко выпрямился.

— Да что вы себе позволяете?! Сами там ползите!

— Работает! Лев Христофорович, работает! — в восторге заорал Саша. — Вы — гений!

— Ну, я всегда это знал, — немного смущаясь, согласился Минц. — Я столько лет этому учился. Ну, любезный, теперь можете смело идти в контору и посылать вашего дельца куда подальше.

— Да, да. Теперь могу, — Удалов сиял, как начищенный самовар. — Спасибо вам, дорогой вы мой! Спасибо! Я пойду.

— Но если вдруг что, вы приходите, — Минц проводил гостя до двери.

— Если — что? — перепугался Корнелий Иванович.

— Ну, это просто образное выражение такое.

— А-а-а, — протянул Удалов, — тогда, если что — обращусь, — пожав хозяину руку и махнув Саше, вышел.

Он шел под дождем, не замечая его. Все казалось Корнелию Ивановичу особенно прекрасным сегодня. И дети, прыгающие по лужам, и машины, несущиеся по улицам, и улыбающиеся ему женщины, идущие навстречу… все улыбающиеся женщины, идущие навстречу. Они улыбались, строили глазки, а одна особо активная молодая особа лет двадцати пяти даже прижалась к нему в автобусе. Правда, справедливости ради стоит заметить, в автобусе было много народу, поэтому Корнелий Иванович справедливо не придал этому значения. Единственно, что немного удивило, — почти все женщины из автобуса вышли вместе с ним и пошли следом. Но Удалов шагал слишком быстро, и скоро женщины остались позади. В остальном же день ничем не отличался от всех предыдущих.

Елена Анатольевна, как обычно, принесла бумаги на подпись. Как всегда, подавала их начальнику через стол, но чем больше она находилась в кабинете, тем необычнее себя вела. Сначала она просто поправляла прическу, и без того идеальную, затем стала одергивать юбку-карандаш, потом расстегнула верхнюю пуговку блузки. А потом произошло вообще нечто невообразимое, отчего Корнелия Ивановича сначала обдало жаром, а потом резко — холодом.

Елена Анатольевна обошла стол и встала за спиной шефа. Подавая бумаги, она склонилась вперед, отчего бок ее прижался к плечу начальника, и стала по одной выкладывать бумаги на стол перед Удаловым. Корнелий Иванович сдвинулся влево, бок Елены Анатольевны проследовал следом. Удалов подвинулся еще немного, Елена Анатольевна не отставала. В конце концов отступать стало некуда — колено Удалова уперлось в боковую стенку стола.

— Елена Анатольевна, с вами все в порядке? — смущаясь, спросил он верную секретаршу.

— Ах, Корнелий Иванович… — прошептала та, заливаясь краской, собрала бумаги и, кокетливо виляя бедрами, стремительно вышла из кабинета.

Удалов на секунду завис в раздумьях. Явно что-то происходило. Но он никак не мог нащупать ниточку, которая привела бы его к решению проблемы. А тут еще Елена Анатольевна, томно вздыхая, сообщила по селектору, что к нему посетительница.

Посетительница влетела в кабинет раскрасневшаяся, явно настроенная на эмоциональный разговор, решительно пробежала до самого стола начальника стройконторы, не забыв от порога представиться: «Надежда Синевратова, председатель ТСЖ № 3» и вдруг стушевалась. Лицо ее резко побледнело, а затем щеки внезапно залились свекольным румянцем. Она поправила прическу (при этом движении Удалов замер), одернула юбку (Удалов затаил дыхание) и разгладила складочки на блузке на груди (тут Удалов непроизвольно повернул стол одним боком ближе к стене, а сам повернулся спиной в другую сторону, облокотился о столешницу).

— Я вас слушаю.

— Ах, — выдохнула посетительница, — прошу меня извинить… Я совсем не хотела вас беспокоить, Корнелий…

— Иванович, — подсказал Удалов.

— Корнелий Иванович, — кокетливо повела глазами дама. — Ах, можно я буду называть вас просто — Корнелий?

— Я это… того… — Корнелий Иванович повернул стул еще сильнее, пытаясь перекрыть посетительнице пути к собственному телу, так как стало понятно — сейчас она подойдет к нему, вон, уже подбирается.

— Корнелий, у вас такое мужественное лицо!

Удалов искоса глянул на себя в зеркало. Лицо как лицо, обыкновенное, залысины вон намечаются. Хотя чего уж — намечаются, наметились. А дама подбиралась все ближе. Когда незнакомка достигла стола, Корнелий Иванович резко отодвинул придвинутую часть стола и позорно отступил из кабинета.

— Корнелий Иванович, — в голосе Елены Анатольевны послышались знакомые вибрации, услышанные у незнакомки. С потемневшими глазами она шагнула к Корнелию, тот обреченно всхрюкнув, ломанулся наружу, стремительно проскочил через группу женщин, стоящих у входа, — одна из них показалась похожей на темпераментную двадцатипятилетнюю особу, прижимавшуюся к нему в транспорте, — торпедой пронесся по улице и влетел в первый же подошедший к остановке автобус.