Искушение чародея (сборник)

— Куда? — растерялся Гриша. — Я ему только что звонил, он ничего не сказал!

Тот, что помоложе, он был в кепке, скривил рот:

— Тебя, фраера, не спросили, да? Ты че завелся, да?

С кухни выглянула Таня, а Жорик подумал, что самое время хватать камень и тикать.

Но до камня было три шага и кот. Потому он поднялся и спросил высоким голосом:

— Вы что себе позволяете? Это нарушение неприкосновенности чужого жилища! Я полицию вызову!

— Молчи, дядя! — скомандовал «Кепка».

— Таня, беги, зови полицию! — шепнул Гриша, снимая очки. — Я их задержу!

Таня стремительно проскочила через прихожую на лестничную площадку.

— Эй, куда! — взревел лысый, рванув следом.

В дверях он столкнулся с Горошкиным: доцент сгрыз ногти до локтей, пока ждал подельников, ушедших в разведку. Не дождался, отправился следом.

Сначала из квартиры выскочила знакомая девчонка. Затем — лоб в лоб, один из пропавших «партнеров». От столкновения Горошкин чуть не потерял сознание. Однако не успел он закатить глаза, как из квартиры донесся страшный визг и грохот. Голос визжавшего показался Антону Савельевичу знакомым, и он рванул на звук.

Визжал Жорик. В руке его светился вожделенный камень, а на руке, вцепившись всеми лапами и зубами, висел шестикилограммовый Ярд и рычал не по-кошачьи.

Одновременно второй «партнер» наседал на Гришу, который пытался собой загородить швейную машинку «Зингер». У журналиста Корецкого глаз наливался свежим фингалом, а в руках он сжимал старинную чернильницу на медной подставке. У обладателя кепки был расквашен нос и порезана щека.

Увидев Жорика с камнем в руках, Горошкин завопил, словно подстреленный, и повис на свободной руке аптекаря. Оба покатились по полу, сбили с ног «кепку», тот стукнулся башкой о буфет. Стукнулся, но сознание не потерял, а начал материться так виртуозно, что Грише захотелось немедленно записать.

Именно в этот момент вновь хлопнула входная дверь, и в квартире появился Станислав Аркадьевич.

Он печально осмотрел поле битвы и вдруг рявкнул: «Всем встать!»

Командной силы в его голосе было столько, что участники безобразия немедленно поднялись с пола.

— Вот, — сказал виновато Жорик, протягивая хозяину отвоеванный у кота камень. — На полу валялось. Я подумал, может, нужное чего… извините.

Станислав Аркадьевич посмотрел на Гришу и тот виновато опустил глаза. Ведь это по его вине случились безобразия. На его присмотр была оставлена квартира. И вот. У буфета стекло треснуло, весь пол в грязных следах. Непорядок.

— Извините, — пробормотал Гриша, — я не смог их остановить…

— В холодильнике есть лед. Приложи к глазу; а вы, Антон Савельевич? Что это вы устроили? Что за безобразие?

— Я… я услышал шум… хотел пресечь… все-таки могло пострадать такое… все же живая вода, которую вы производите, представляет научную ценность… а вдруг бы что случилось… — он сбился.

— Вы же ученый. Какая живая вода? Это ненаучно, сами говорили.

— А параллельные миры? А… а карп?

— Какие параллельные миры? Подумайте сами. Где вы их видите?

— Но машинка… я бы смог доказать…

Поняв, что проболтался, Антон Савельевич смолк.

— Машинка? «Зингер» двадцать третьего года выпуска, рабочая модель. Неплохо, кстати, шьет. И вы собирались с этим изделием предстать перед коллегами? И рассказывать про живую воду? Ну посмотрите на ситуацию со стороны. В лучшем случае, ученые покрутят пальцем у виска. В худшем — вызовут «неотложку».

Горошкин представил себя со стороны и чуть не заплакал. Хорош бы он был — со швейной машинкой на ученом совете.

— А вы? — взгляд хозяина переместился на исцарапанного в кровь аптекаря. Жорик шмыгнул носом на манер первоклассника. Ему было плохо и больно. И очень, очень неудобно.

— Я? Просто зашел. Поговорить. Я много про вас слышал…

— Врет он! — обрадованно воскликнул Горошкин. — Он себе все хотел захапать, и Машинку, и камни. И производить живую воду в промышленных количествах!

— Глупости, — смутился Жорик. — Вот, спросите у молодого человека.

Гриша как раз вернулся в комнату.

— Да, он, кажется, хотел с вами поговорить.

— Ну-ну. — Взгляд Станислава Аркадьевича стал еще более печальным. — А зачем же вы у кота игрушку отняли?

— Я думал, может, это нужное что-то…

Щеки Жорика залились краской.

«Кепка», не дожидаясь, когда его начнут расспрашивать, заговорил сам:

— А че сразу я? Это вот он! — толстый палец уперся в побитого Горошкина. — Он нас нанял, чтобы, значит, Машинку… эту вот… забрать и к нему перевезти…

— Кругом предатели, — прошептал Горошкин.

Тихо, но все услышали.

— Ох, — побледнел вдруг Гриша, — а Танюшка-то! Она за полицией побежала, а за ней их второй выскочил…

Оба, и журналист, и хозяин квартиры, сорвались в коридор, но никуда бежать уже было не надо. Дверь открылась, за ней стояла гордая Таня и два человека в форме.

Она представила:

— Познакомьтесь, это мой отчим, дядя Слава. А это его друг дядя Иван. Они в полиции работают!.. Эх, жалко, лысый сбежал.

— Сбежал? — удивился Станислав Аркадьевич.

— Ну, да. Я его на выходе дверью приложила, он в снег бухнулся. Грохот был! Но пока домой бегала, он, наверное, очухался и уполз.

— Ну проходите. — Станислав Аркадьевич впустил новых знакомых в комнату.

И тут все увидели, что Горошкин стоит возле машинки и злорадно улыбается.

— Сейчас крутану! — крикнул он. — Я псих, отойдите на безопасное расстояние!

— Отойдите, — обеспокоился Станислав Аркадьевич. — Не ровен час, крутанет. Я не могу предположить последствия.

— Почему? — удивился Гриша. — Сами же говорили, проницаемость — односторонняя. Ну, напустит воды… так пол-то все равно мыть.

— Эй, — быстро заговорил изобретатель. — Отпусти ручку! Я эту штуку перенастроил. Слышишь? Она недоделана! Можешь ведь пропасть, дурья твоя голова!

— Это блеф! — азартно воскликнул Горошкин и все же сделал то, что собирался. Машинка застрочила, аккуратно, стежок к стежку сшивая миры. Силуэт Горошкина замерцал, начал таять. А на его месте, в луже мутной воды стало проявляться нечто крупное и серое.