Искушение Модильяни
Шрифт:
Дотоле молчавший Корнев уважительно крякнул.
– У него, знаете ли, опыт большой был, его взяли даже несмотря на то, что бывший чекист, – со скрытой гордостью продолжила Вика. – Сначала все ругался, говорил, уезжать отсюда надо, но денег не было – он коллекцию продавать не хотел. А потом сказал – нет, никуда мы не поедем, теперь здесь жить можно не хуже, чем там. Он ведь патриотом был.
Вообще, дед был замечательным, хотя и с причудами. Викиных друзей в квартиру приводить запрещал, домой требовал являться не позднее десяти вечера, это летом, а зимой – и вовсе в семь, сразу после занятий в университете. По воскресеньям обязательно водил утром – в музей, вечером – в театр или на концерт, разумеется, на классику. И читать лишь классику разрешал. По словам Вики, только после его смерти она в первый раз решилась принести в дом фантастику, до этого читала тайно, только в библиотеке. Зато дед много рассказывал про свои картины. А когда заболел, уже перед самой смертью, показал эти рисунки.
– И
– А чем тебе близок авангард? Как ты понимаешь искусство? – решила поспрашивать Вику Наталья.
Вика уверенно и утвердительно выдала:
– Пушкин еще в 1830 году по поводу Альфреда Мюссе писал: «Поэзия – вымысел и ничего с прозаической истиной жизни общего не имеет». И древние говорили: «Там, где начинается иллюзия, – кончается искусство». Искусство – не констатация видимого. Фотография прекрасно справляется с этим. Задача художника – вытащить на холст чувственное, короче, это квинтэссенция видимого и чувствуемого. Вот, к примеру, Ван Гог из куска жизни творит легенду…
18
Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена.
– В таком случае ты наверняка знаешь, какой живописный портрет Ахматовой считается лучшим? – перебила ее Наташа.
Но Вика молчала. Она не знала.
– Портрет работы Натана Альтмана. Тысяча девятьсот пятнадцатого года, – сообщила Наталья. – Искусствоведы полагают, что Альтман наиболее глубоко раскрыл духовный облик Ахматовой, и сама она отмечала: «Музы наши дружны». А вообще, ты мыслящая девушка, из тебя получится хороший специалист!
– Спасибо, – скромно ответила Вика и снова вернулась к началу разговора: – У дедушки ведь почти все собрание того времени. Хотите посмотреть?
Еще бы! У Натальи загорелись глаза.
Они прошли в большую просторную комнату. В ней не было почти ничего – несколько невысоких книжных шкафов, три кресла вокруг низкого столика, а на стенах – картины… Десятки картин. Корнев, похоже, не очень заинтересовался коллекцией. Мельком скользнул взглядом по стенам и равнодушно уселся в кресло и прикрыл глаза.
Наталья медленно пошла вдоль стен, изучая никогда не виденные полотна. Тишину нарушало лишь мерное жужжание кондиционера. Как объяснила Вика, дед не пожалел средств на установку в квартире самой современной системы «Умный дом». В основном, она предназначалась для того, чтобы поддерживать оптимальный климатический режим для картин, а заодно – хотя и назвал это новомодным излишеством – обеспечить максимальный жизненный комфорт, который очень ценил.
Что ж, картины этого вполне заслуживали.
Вот это, похоже, Бродский [19] , но без подписи. Чупятов и Голубятников [20] , Чашник [21] , Порет [22] . Не самые-самые, конечно, но почти великие, по крайней мере ученики великих.
Потрясающее впечатление.
Фогель был прав, собрание было небогатым – на аукционе и при удаче не больше двухсот тысяч долларов за все, – но продуманным. Широкая, практически всеохватная панорама советского искусства тридцатых годов. Многие музеи позавидовали бы, были бы счастливы иметь хотя бы половину этих сокровищ, не говоря о частных коллекционерах. – Твой дед никогда эту коллекцию не выставлял? – поинтересовалась Наталья, разглядывая небольшую композицию Адливанкина [23] .
19
Исаак Бродский (1882—1939 гг.) – советский художник и график, «придворный» живописец Кремля.
20
Леонид Чупятов (1890—1941 гг.), Павел Голубятников (1892—1942 гг.) – советские художники, ученики Кузьмы Петрова-Водкина.
21
Илья Чашник (1902—1929 гг.) – советский художник, ученик Марка Шагала и Лазаря Лисицкого.
22
Алла (Алиса) Порет (1902—1984 гг.) – советская художница, ученица Павла Филонова.
23
Самуил Адливанкин (1900—1942 гг.) – советский художник, ученик Владимира Татлина.
– Да что вы! Он даже не показывал никому. Про нее вообще мало кто знал. Только те, наверно, через кого он картины покупал. А это на моей памяти всего-то раза два было. Вот, Алекс, например…
Последних слов Наташа не услышала, точнее – не обратила на них внимания, потому что ее взгляд
натолкнулся на нечто удивительное.Ого! А это уже высший пилотаж. Родченко! [24]
– А вот еще и Серафим Павловский [25] – интересный мастер, многогранный, интеллигентный. – Она подошла ближе. – Его стиль всегда узнаваем. Видишь эту почти воздушную прозрачность?.. Да, достойная коллекция, ничего не скажешь.
24
Александр Родченко (1891—1956 гг.) – советский живописец, скульптор, график, родоначальник дизайна и рекламы в СССР, основоположник конструктивизма.
25
Серафим Павловский (1903—1989 гг.) – советский график, живописец, монументалист. Учился у Куприна, Фонвизина, а также во Вхутемасе-Вхутеине у Бруни, Кузнецова, Фаворского, Чернышова. В 1975 году издана его книга «Материалы и техника монументально-декоративного искусства». Создал много монументально-декоративных произведений в разных городах России. В Москве, в метро «Ботанический сад», «Добрынинская» его мозаика, барельеф. Он писал: «Все явления жизни неповторимы, художник, изображая, находит уникальные средства выражения на языке изобразительного искусства».
В большой комнате не было почти ничего – несколько невысоких книжных шкафов, три кресла вокруг низкого столика, а на стенах – картины… Десятки картин. Наталья медленно пошла вдоль стен, изучая никогда не виденные полотна…
Наталья готова была смотреть бесконечно, но за рукав уже теребила Вика:
– Модильяни еще раз увидеть хотите?
– Рисунки у тебя?!
– А где же им еще быть?
Вика подошла к шкафу, отворила дверцу и вытащила папку. Ту самую, которую уже однажды видела Наталья. Положила ее на столик.
Наталья быстро подошла к столу, дрожащими руками развязала тесемки, открыла и отпрянула…
Рисунки были не те!
Вернее – тоже копии. Подделки.
– Я просто не могу в это поверить, – жалобно простонала Вика. – Я его знаю уже больше двух лет. Алекс к дедушке приходил, когда они о новой картине договаривались. Дед, кажется, Степанову [26] купить хотел. Но что-то там не заладилось, то ли цена слишком высокая, то ли продавец передумал. Так мы с Алексом и познакомились. А потом – уже после дедушкиной смерти – он мне позвонил, спросил, как дела. Кроме него никто не интересовался. Я его пригласила, он и стал захаживать.
26
Варвара Степанова (1894—1958 гг.) – советская художница и дизайнер, ученица Константина Юона.
Они снова сидели в кухне, и Наталья слушала Викину историю. Корнев, то ли из вежливости, то ли от полного равнодушия к происходящему остался дремать в кресле.
А история была самая обычная.
Сначала Алекс просто приходил, пил кофе, слушал рассказы про Викину учебу, сочувствовал, давал советы. Потом начал приглашать – то в театр, то в ресторан. В выходные иногда приезжал, хотя очень редко, он же женат, возил за город – кататься на сноуборде, на залив – ходить на яхте между Петровских фортов. Один раз вместе плавали на экскурсию в Кижи и на Валаам. И вот в один прекрасный день Вика обнаружила, что влюбилась!
Но самое замечательное было впереди, потому что оказалось, что любовь взаимная.
И началась счастливая безумная круговерть. Наталья горько усмехнулась: он не засыпал ее цветами и подарками, не водил по дорогим ювелирным магазинам и не обвешивал красивыми блестящими побрякушками. Не таскал по эксклюзивным бутикам, и не одевал там как куклу. Они не бывали на престижных презентациях и выставках Северной столицы, не гуляли в самых модных ночных клубах. Но он обещал столько всего! Париж и Ниццу, Милан и Флоренцию, Мадрид и Барселону, Канары и Монако… Рассказывал об удивительных друзьях, которые непременно станут и ее друзьями, полюбят и оценят, какая она замечательная. Надо только немного подождать, а потом целую вечность вместе, вдвоем, навсегда. И она уже мечтала, как и где они будут жить, уже и мысли не допускала, как без него сможет хоть день провести.
Но проводить в одиночестве приходилось не день и не два – недели, а иногда и целый месяц. И его «немного» растягивалось и растягивалось. Потому что, как объяснял Алекс, быстро развестись ему не давала стерва-жена, и нужно чего-то ждать. Объяснения эти были особенно мучительны, так как Алекс на самом деле ничего толком не говорил, все было как-то туманно и загадочно. Но что стоит обмануть влюбленную девушку, особенно, если она готова быть обманутой, только бы не потерять надежду на счастливый конец? Тем более, такую непутевую и непрактичную оптимистку, как Вика.