Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
Шрифт:

Последняя фраза в этом донесении, обнаруженном в следственном деле А. В. Барченко, подчеркнута красным карандашом, а на полях — написано: «М. б. — ключ?» -

Вернувшись из экспедиции в Москву, агент Валеро-Грачев привез несколько старых скальпов ми-гё и составил подробный доклад о своих наблюдениях. В частности, он писал, что в одном монастыре он договорился с монахами о том, что доставит туда специальную железную клетку с разнообразными приманками для ми-гё, и они все вместе займутся охотой. Монахи согласились, но сказали, что надо получить разрешение на такую охоту в Лхасе, у самого Далай-ламы. Из Лхасы пришел строжайший запрет на ловлю «снежного человека».

Так и не сбылась мечта Александра Васильевича Барченко встретиться

со «снежным человеком» и вступить с ним в контакт для прояснения Истины. Он не знал, что в своем интуитивном прозрении был рядом с Ней. Если бы у нашего мистического ученого была в ту пору возможность встретиться с маэстро Гурджиевым, проживавшим тогда под Парижем, в Фонтенбло! Он бы узнал от Георгия Ивановича, что «снежные люди», или йети, или ми-гё — стражи башен — врат в подземелье Шамбалы-Агарти, которых в Тибете три…

В тридцатые годы при аресте Валеро-Грачева, который, конечно же, оказался «английским шпионом», была среди прочих «улик» изъята записная книжка с номерами телефонов. Против номера Александра Васильевича стояли три восклицательных знака.

Среди прочих поручений, полученных профессором Барченко от начальника спецотдела, было одно важное и ответственное, которое приближало членов «Единого трудового братства» к заветной цели — организации собственной экспедиции в Тибет на поиски Шамбалы.

С 1921 года в кулуарах Коминтерна муссировалась идея создания еще одного Интернационала, который объединил бы на базе борьбы с колониализмом все мистические конспиративные общества Азии и Африки. Началась подготовка большой операции по привлечению на сторону Советского Союза различных оккультных организаций Востока.

Выполняя задание руководства ОГПУ, прежде всего Дзержинского и Бокия, профессор Барченко составил проект воззвания Коминтерна к мистическим сектам и объединениям Востока: к хасидам, суфийским и дервишским орденам Саади Накшбенди, Халиди, к тибетским и монгольским ламам. Но особые надежды возлагались на мусульманскую секту исламистов и ее лидера Ага-хана, который был одной из наиболее влиятельных фигур во Всеиндийской лиге мусульман: привлечение его на сторону «революционных сил современности» могло иметь большие перспективы в борьбе с Англией в восточном регионе.

Кстати! В это время в ОГПУ и спецотделе, и об этом не был поставлен в известность Барченко, был в «игре» с Ага-ханом задействован Николай Константинович Рерих. Пока без комментариев (скоро, дамы и господа, нам предстоит погрузиться в перипетии судьбы и дела нашего главного героя) следует лишь упомянуть: по разработке Бокия еще летом 1923 года знаменитый русский живописец провел ряд консультаций с Ага-ханом в Париже, которые затем продолжались в декабре того же года во время недолгого пребывания Рериха в Бомбее — Николай Константинович тайно посетил резиденцию Ага-хана в Пуне. Переговоры конкретных результатов не дали. Для нас важен сам факт этих встреч. Разве у вас не возникает вопрос: «Как это прикажете понимать? Всемирно известный русский художник, мыслитель и философ, находящийся в эмиграции — и действует по заданию ОГПУ?..» Потерпите немного — мы найдем ответ на этот роковой для судьбы Рериха вопрос.

Такова в разных аспектах была деятельность профессора Барченко в нейроэнергетической лаборатории и «учреждении» Глеба Ивановича Бокия. Но уже с середины 1924 года без отрыва от всей этой многоплановой деятельности члены «Единого трудового братства» — Бокий, Барченко, Гоппиус, еще несколько посвященных из спецотдела — начали секретную подготовку проекта экспедиции в Тибет с единственной целью: достичь Шамбалы. Его главным вдохновителем был Александр Васильевич, и первое, что он сделал, это разработал подробный маршрут следования экспедиции, которая должна была отправиться в дальний путь под видом странствующих монахов-паломников. Итак, предположительно начало выступления экспедиции намечалось на конец лета 1925 года — «паломники» в поисках «истинной веры» выйдут из района Рушан, расположенного на территории советского Памира, преодолеют горные кряжи Гиндукуша в Афганистане, пройдут через китайскую

провинцию Синьцзян и попытаются выйти в заповедное место, находящееся в одном из каньонов Гималаев, где, по заверениям Барченко, скрывается мифическая страна Шамбала.

Руководителем секретного каравана спецотдела и «Единого трудового братства» был утвержден товарищ Барченко.

Наступило время вывести подготовку экспедиции из подполья и придать ей официальный статус. Первый, кто горячо поддержал заговорщиков, был Дзержинский: его захватила идея обладания «секретной наукой» Шамбалы, в существование которой Феликс Эдмундович — как это ни парадоксально! — сразу поверил. С ним Бокий быстро решил вопрос о финансировании экспедиции из фондов СНХ, «хозяином» которого, как известно, по совместительству с ОГПУ был «железный Феликс». На экспедицию спецотдела в Тибет было выделено 100 000 золотых рублей (600 тысяч долларов по тогдашнему курсу).

Была разработана и политико-стратегическая концепция предстоящего мероприятия — для коллегии органов государственной безопасности и главное — для Центрального Комитета Партии, Политбюро и «лично товарища Сталина» (это словосочетание уже входило в жизнь).

На этой стадии подготовки экспедиции у нее появился второй по рангу, а может быть, и первый руководитель.

Тринадцатого июля 1925 года в кабинете профессора Барченко зазвонил телефон внутренней связи. Подняв трубку, мистический ученый услышал голос своего шофера, звонившего с проходной Энергетического института:

— Добрый день, Александр Васильевич. Вас срочно просит прибыть товарищ Бокий. Машина у подъезда.

В кабинете начальника спецотдела профессора Барченко ждала неожиданная встреча: за столом сидел Глеб Иванович, а рядом стоял, широко улыбаясь и сверкая металлическими зубами, Константин Константинович Владимиров. Они не виделись два года. За это время покровитель, или «опекун», ученого заматерел, раздался в плечах; теперь он коротко стригся, что-то жестко-властное появилось не то в рисунке губ, не то в выражении глаз (впрочем, правильнее сказать, усилилось: это выражение всегда было написано на лице Якова Григорьевича Блюмкина, проявляясь то слабо, то внятно. Сейчас внятно).

— Знакомить мне вас не надо, — с плохо скрытым напряжением сказал Бокий. — Обозначаю должности: начальник экспедиции, — кивок в сторону Александра Васильевича. — Политический комиссар экспедиции, — кивок в сторону Блюмкина-Владимирова. — Пожмите, товарищи, друг другу руки. Вам предстоит трудная, ответственная работа. Подчеркиваю: совместная. Надеюсь, плодотворная.

Рукопожатие было крепким и дружественным.

— Я чрезвычайно рад, Александр Васильевич, что судьба свела нас вместе надолго и в интересном деле, — сказал комиссар предстоящей экспедиции.

— Я тоже рад, Константин Константинович, — ответил начальник будущей экспедиции. Однако на душе у него возник саднящий дискомфорт.

…Кто знает будет ли у Якова Григорьевича Блюмкина возможность дописать свою «краткую биографию» для следователя Агранова в камере Лубянской тюрьмы?..

Поэтому лишь пунктирно — о перипетиях нашего кровавого героя за минувшее время.

В первом полугодии 1924 года многоликий Янус, товарищ Блюмкин — резидент советской разведки в Палестине, которая тогда являлась подмандатной территорией Англии. При новом назначении учитывалось его великолепное владение как современным идиш, так и древним ивритом — еврейскими языками, а также глубокое знание нравов и обычаев иудеев. Жил и работал Блюмкин в Яффе — так в те давние времена назывался теперешний Тель-Авив. «Моисей Гурсефкель» (такова была «конспиративная» фамилия Блюмкина) владел прачечной, которая являлась штаб-квартирой советской резидентуры. Сведений о конкретных делах резидента в ту пору нет. (А если где-то и есть, то еще «не открыты».) Можно только предположить: Яков Григорьевич выполняет задание Лубянки, связанное с поддержкой национально-освободительного движения в странах Ближнего Востока, собирает информацию о планах Англии, Франции, Германии в этом взрывоопасном регионе, в котором, естественно, у советской России свои интересы.

Поделиться с друзьями: