Искушение винодела
Шрифт:
— С тех пор как я сошел с ума, я не различаю цветов. Единственное, что сохранило для меня яркость посреди серости, — это блеск влаги. Потому мне нравится смотреть, как идет дождь. — Он коснулся влажной щеки ангела.
Зас посмотрел в ответ на Собрана — хоть он и плакал, взгляд его был чист. Ангел сложил крылья и перекатился на спину. Он дышал мелко, неглубоко, грудь его часто вздымалась.
— Будь по-твоему, — сказал Зас.
Собран неожиданно даже для самого себя опустился на колени и взял ангела на руки. Старые мускулы затрепетали, но тут молодость вновь зажглась в старике — там,
Собран постарался не упустить ни одного мгновения из того, что происходило, впитать и запомнить всю плотность, нежность ласкаемых губ, чистую и свежую, будто живица, влагу на губах — нестареющих, нечеловеческих губах, к которым он сейчас прижимался своими. Во второй раз в жизни он чуть не изошел семенем от одного только прикосновения, в том же месте — там, где его касался Батист Кальман, когда Собрану было только четырнадцать.
Руки ангела легли ему на лицо, сползли на шею. Собрана тоже целовали — и то был не тревожный поцелуй, не поцелуй скрещенных шпаг, но взаимного обуздания. Настоящее вдруг стало прошлым: Собран вспомнил Батиста, как от него пахло табаком и бренди, а еще жнивьем — как будто жнивьем, сухой соломой, проглядывающей сквозь ледяную корку и первый снег, что выпадал и оставался каждый год, напоминая виноделу о погибшем друге, заставляя тосковать по нему и хотеть видеть тот образ, слышать тот голос. Поцелуй ангела, будто волна, унес в прошлое, вернув затем на прежнее место. О эти уста, чья влага невинна, не знает следов пищи, вина, не знает даже касания голода!
Оба отстранились друг от друга одновременно. Собран лег рядом с ангелом щека к щеке и обнял его.
— Больше не целуй меня, — сказал Зас. — Мне не нравится то, что случилось с тобой.
— Ты мой, я тобою владею, — прошептал Собран.
Ему хватало просто держать ангела, и то — не из страха потери, а из нежности, которая быстро обернулась какой-то усталостью. Собран не разжимал объятий, чувствуя себя животным, чьи конечности онемели после многих часов борьбы со смертью в зыбучих песках.
— У тебя кровь идет носом, — заметил Зас.
Так и есть — Собран отодвинулся и увидел кровь на лице ангела. А еще — отражение бледной кожицы предрассветного неба в больших темных глазах.
— Они ушли, — сказал Зас. — Как только ты перестал смотреть на них, они поднялись и убежали. Сначала крадучись, затем во всю прыть. Я их больше не чувствую, но в доме кто-то не спит. Точно так я говорил, когда ты прятался от меня, Собран. Я стоял на холме и говорил себе: «В доме кто-то не спит».
Кровь на лице высохла. Ангел смотрелся так, будто лежал в лиственном перегное.
Собран понял, что переступил некую границу и оказался так далеко, как не мечтал зайти даже двенадцать лет назад, когда желал видеть в Засе любовника. Впервые он понял, что в опасности не он, а ангел. Следует быть осторожным. Ангел не обладал такой уж большой силой — Собран ошибочно принял за силу гибкость. Он сказал Засу:
— За то, что случилось со мной, не беспокойся. Я всего лишь хрупкое создание со своими грубыми инстинктами.
На востоке показалось солнце, гребень холма заискрился —
виноградники окрасились золотым и задышали паром.— Не спящий в доме — это либо Батист, либо наша служанка. Если мой сын, то он еще до завтрака выйдет сюда с ружьем, станет стрелять, пугая птиц.
— Тогда я улетаю.
— Я кое о чем хотел тебе рассказать: об Аврориной болезни и об убийствах. Я ведь ни разу не рассказывал тебе об убийствах. И о том, что ты мне говорил, хочу спросить…
Собран замолчал, но разум продолжал судорожно цепляться за время — за упущенные шесть лет.
Пройдет еще год, прежде чем ангел прилетит снова. Убийство Алины не в счет, Собрана волновали предыдущие два. Почему он не поведал Засу о них? Наверное, по некой причине, из-за которой боялся думать, боялся, потому что не знал, куда заведет его виденное. Кто-то должен был просто заставить его не бежать от размышлений, а ясно обо всем поразмыслить.
Однако Собран преследовал лишь свои интересы. Он хотел оказаться рядом с ангелом в одном из тех мест, над которыми ангел приоткрыл покров тайны, — об остальном можно было только гадать, ошибаться. Собран спросил:
— Почему ты не пошел за Христом, когда Он спустился в ад проповедовать? Ты спрятался?
— Нет, никто от Него не прятался. Когда Христос пришел в ад проповедовать, мы только кружили вокруг Него, словно мотыльки вокруг свечи. Он проповедовал не телам, но душам и не сказал ничего такого, чего мы не слышали раньше. Сходство, однако, напугало меня. Ненавижу — и я говорил сегодня об этом дважды, — когда что-то беспокоит меня.
Возле дома раздался ружейный выстрел. Низко над землей вспорхнуло несколько дроздов и перелетело над головами Собрана и ангела.
— На кого же похож Господь?
Собран уже привык к таким потрясениям и даже получал от них удовольствие — удовольствие оттого, что его лишают мужества, как то проделали с виноделом страсть к другу Батисту, любовь к Селесте, потом к Засу, а после к Авроре; или военный поход, когда Собран видел дома с окнами, расположенными под самой крышей, и печными трубами, похожими на перевернутые лопаты.
— Расскажи, — попросил Собран.
— Мне пора.
Собран выпустил ангела, дал ему встать.
Зас осторожно присмотрелся к окнам дома, затем отошел за дерево. Собран ожидал, что ангел вот-вот запрыгает, подобно убегающей курице. Винодел подошел к нему и обнял одной рукой — легко и свободно.
— Христос напоминал меня, — ответил наконец Зас.
Собран, желая показать спокойствие и рассудительность, даже предположил, будто сходство происходит оттого, что оба — и Христос, и Зас — суть договоры. Сын Божий — договор между Богом и человеком, а Зас — между Богом и дьяволом.
— А это мысль… в некотором роде, — сказал приятно удивленный Зас. — Думаешь, будто у Бога имеется… — он на пальцах изобразил форму, — специальный слепок моего лица и лица Христа на случай, если придется заключать такой вот договор? Будто Бог забывчив или просто ленив и работает по одному образцу, как гончар?
— Если насчет сходства все правда, значит, оно — не просто так.
— Уста, целовавшие меня, говорят: «Если насчет сходства все правда», тогда как мои говорят: