Искусство и его жертвы

Вслед за ним выступил директор Василий Малиновский; речь его была длинна и скучна, в зале начали откровенно зевать.

Но зато третий оратор — профессор политических наук Александр Куницын, говоривший бодро, страстно и без бумажки, взбудоражил всех программой воспитать лицеистов настоящими патриотами России, сыновьями Отечества, цель которых — благо Родины, за которую готовы жизнь отдать. Многие отметили, что, в отличие от Мартынова с Малиновским, тот ни разу не упомянул государя (как потом говорили, это императору очень понравилось, молодой монарх не любил словоблудий и явной лести; за свою речь на открытии Лицея педагог Куницын был в дальнейшем награжден Владимирским крестом).

После выступлений стали вызывать лицеистов по одному: каждый, выйдя перед столом, молча кланялся самодержцу.

Наконец ответное слово взял Александр I. Он был краток: поблагодарил всех, начиная с Разумовского, и затем пригласил обеих императриц осмотреть помещения Лицея. Вслед за царской семьей потянулась публика, а воспитанников отправили в столовую на обед. Угощали супом и пирогом. Вскоре в столовой оказалось и царское семейство. Император шел, о чем-то беседуя с министром. А Мария Федоровна с ходу отведала лицейское угощение. Неожиданно она подошла к одному из отроков, оперлась на его плечи, чтобы он не вставал, и спросила с явным немецким акцентом: "Корош ли суп?" С перепугу тот ответил ей по-французски и почему-то в мужском роде: "Уи, мсье!" Вдовствующая императрица только улыбнулась и пошла дальше; а беднягу сокурсники называли с тех пор ехидно "мсье".

Константин Павлович, стоя у окна с Анной Павловной, щекотал ее и щипал за ушко; девушка отмахивалась веером; подозвав своего крестника, лицеиста Гурьева, брат царя стиснул двумя пальцами его щеки, а третьим вздернул нос и сказал сестре: "Вот, рекомендую тебе эту моську. Ты смотри, Костя, занимайся прилежно". — Молодой человек сконфуженно кивал.

Царская семья удалилась. Разумовский в одном из залов угощал обедом высших сановников, а в другом зале педагогов из Петербурга и чиновников Лицея потчевал Малиновский. Все закончилось уже при свечах.

Между тем за окном шел обильный снег. Лицеисты в свете иллюминации выскочили на улицу и со смехом стали играть в снежки. На балконе горел щит с венцом императора. А на ужин дали сладкий десерт.

Пушкин и Пущин поднялись по одной из лестниц на четвертый этаж, где располагались дортуары (комнаты лицеистов), общим числом 50. Пущин жил в номере 13, Пушкин — в 14-м.

— Ты доволен? — обратился Иван к другу.

Сашка ответил с вялой улыбкой:

— Да, конечно… Но устал чертовски. Кажется, усну прямо на ходу.

— Спать, спать! В шесть уже подъем.

— Знаю, помню. Праздники кончились. Начинаются будни…

— Лишь от нас зависит, чтобы будни стали, как праздники.

И они на прощанье обнялись по-братски.

17.

Дорогой мой Серж. Наконец-то могу я порадовать тебя совершившимся фактом: сын твой Александр — лицеист, приступил к занятиям, я его изредка навещаю, и дела у него идут своим чередом. Словом, ответственную миссию, возложенную на меня тобою и бесценной Надеждой Осиповной, я осуществил с честью — Саша был доставлен к месту учебы благополучно, поступил и устроен теперь лучшим образом. Слава Богу!

Должен тебе в двух словах описать местопребывание твоего отпрыска. Под Лицей отведен внушительный четырехэтажный флигель дворца, где ранее проживали великие княжны, но теперь они выданы замуж и разъехались, кроме Анны Павловны, пребывающей со своими фрейлинами тут же, но, конечно, в иных палатах. Нижний этаж занимает хозяйственная часть и квартиры инспекторов, гувернеров и иных чиновников при Лицее. На втором — столовая, медицинский пункт, аптека и больничные койки, если кто-то из воспитанников занедужит, а еще конференц-зал с канцелярией. Далее, на третьем этаже, классы для занятий и перемен, библиотека, комната для газет и журналов; из библиотеки можно через хоры придворной церкви выйти в главное здание дворца. На четвертом этаже — дортуары и квартира одного из гувернеров. В комнате Александра (думаю, в остальных тож) стол для умывания, зеркало, стул, железная кровать и комод для белья, а в углу — конторка с чернильницей и подсвечником со щипцами. Освещение в Лицее ламповое, мебель штофная. На ночь в коридоре четвертого этажа ставят ночники во всех арках, и дежурный дядька ходит взад-вперед. Смена нижнего белья два раза в неделю, а столового и постельного — раз в неделю (чистотой заведует особая кастелянша).

Распорядок дня таков:

в 6 часов подъем, утренняя молитва в церкви;

от 7 до 9 — классы;

в 9 —утренний чай и прогулка во всякую погоду до 10 часов;

от 10 до 12 — классы;

от 12 и до 1 часа пополудни — прогулка, в час — обед;

от 2 до 3 часов — чистописание или рисование;

от 3 до 5 — классы;

в 5 часов — чай и прогулка до 6;

далее — повтор выученных уроков;

в половине девятого — ужин, а затем разрешается побегать и поиграть в мяч;

в 10 вечера — молитва и сон.

Утром к чаю — белая крупитчатая булка, а к вечернему чаю — половина ея; на обед три блюда, а на ужин — два. Объявляют меню в понедельник на целую неделю, и по вкусу блюда можно поменять. Сашка говорит, что к обеду дают даже полстакана портера.

Ходят за лицеистами несколько дядек (чистка формы, сапог и уборка в комнатах)…

В целом впечатление мое более чем удовлетворительное, за племянника я спокоен. Он и сам обещал написать вам в самое ближайшее время.

Я веду жизнь настоящего петербуржца — деловые и дружеские встречи, посещение редакций и литературных салонов, званых обедов и театров. Думаю вернуться в Москву после Рождества Христова (Анне Николаевне предстоит разрешиться от бремени в марте, и она желает быть в это время в Первопрестольной, у родных пенатов; и Марго еще подрастет, так что после крещенских морозов думаю отправиться).

Низкий поклон драгоценной Надежде Осиповне, Лёле, Левушке и, конечно, Марии Алексеевне. Дай вам Бог счастья и здоровья.

Любящий вас всех Василий П.".

"Дорогой Базиль, здравствуй. С нетерпением ждал твоего письма, непрестанно думал о вас в Петербурге, как вы там справляетесь с Александром, и проч.; но теперь, слава Богу, в полном ведении обо всем. Преисполнен благодарности, дорогой брат, за твои благодеяния — что бы я без тебя делал! Ты наш ангел-хранитель. Право, никто бы не помог моему сыну, как ты, с истинно отеческой любовью и заботой. Я в долгу пред тобою. И уверен, что Сашка тоже не забудет до конца жизни, как устроил ты его судьбу.

А у нас, увы, печальная новость. Наденька в конце октября разрешилась от бремени замечательным мальчикам, окрещенным 4 ноября Михаилом, но прожил он только 17 дён и преставился вскоре после крещения. Царствие ему небесное! Как ты знаешь, это седьмой наш ребенок, из которых выжили только трое. Видимо, Бог не даст нам больше детей, да и то: Наденьке уже 36, и рожать с каждым годом все трудней и трудней. Пребывает она в постоянной депрессии, плачет, молится, кушает с большой неохотой, и Марии Алексеевне стоит немалых трудов потчевать ея. Лёля и Левушка, слава Богу, здравы, кланяются вам и мечтают следующим летом посетить Петербург, чтобы навестить брата. Я держусь из последних сил, думами только о своих здравствующих детках. Поцелуй от меня Анну Николаевну и Марго.