Искусство и кофе
Шрифт:
Лайзо, закрепив дверцы, перешагнул через какой-то неряшливый, грохочущий деревянный короб, придерживаясь за стенку для надежности, и сел — вернее сказать, прицельно упал — на скамью рядом с Эллисом.
— И что это значит? — поинтересовалась я, обводя широким жестом обшарпанное нутро фургона. — Особый транспорт для знатных леди?
— Конечно, — ухмыльнулся Эллис по-злодейски. — Карета подана к парадному крыльцу… чтоб тебя! — фургон подскочил особенно резко, Эллис подпрыгнул на скамье, прикусив язык, развернулся и замолотил кулаком в окошко: — Тише, тише иди, кретин! Куда несешься? А-а, он же не слышит, глухой на одно ухо, — детектив огорченно махнул
— И к чему же такие сложности? Нельзя было поехать в кэбе, как в прошлый раз? — резонно поинтересовалась я. Мне повезло больше — на ухабах меня кидало на спинку скамьи, и, внимательно следя за дорогой, можно было с горем пополам сохранять равновесие. — И где вы, скажите на милость, отыскали такого сумасшедшего возницу?
Лайзо опустил глаза.
— Вы на Бесника не сердитесь. Он, конечно, дурак дураком, но характер у него добрый, не подлый… Брат это мой, второй по старшинству у нас после Тома, — пояснил Лайзо, когда я поощрительно выгнула бровь.
— У него странные отметины на лице, — я нахмурилась, вспоминая смуглого возницу. — И на вас он не слишком-то похож.
— Так отцы-то у нас разные. У меня и у Тома — Джеймс, а у Бесника с Яном — Айрам. Еще сестры были, близняшечки, тоже Айрама, но в одну зиму простыли и померли. Мне тогда еще пять лет было, но я их помню — красавицы, черноглазые, в мать пошли. Я тоже болел, но выкарабкался вот, — криво улыбнулся он.
Я хотела сказать «соболезную», но вовремя сообразила, что это прозвучало бы как сожаление о том, что выжил сам Лайзо, а не о смерти его сестер, и вместо этого переспросила:
— Так что с отметинами на лице у вашего брата? Они очень необычные… Как будто решетка.
— Так решетка и есть, — помрачнел Лайзо и неохотно продолжил: — Бесник лет шесть назад по дури спутался с «небесной пылью», с чжанскими курильнями. А там если не платишь, то разговор короткий — за шкирку хвать да на каленое железо мордой. А потом, коли живой останешься, отрабатывать или воровать посылают. Мы своего дурака вытащили, конечно, да только пока суд да дело…
— Ну, неважно, что было, то прошло, — Эллис решительно перебил своего воспитанника, и я внезапно поняла, что эта тема не просто неприятна для Лайзо — болезненна.
И почему он тогда отвечал мне?
Так или иначе, извиняться теперь уже было бы глупо. Лучше попытаться перевести все в шутку.
— Действительно, Эллис прав, — согласилась я, всем своим видом показывая, что ничегошеньки не поняла из рассказа Лайзо. — Но если возница — ваш брат, то тогда понятно, почему мы так едем… Вот вспоминаю сейчас нашу с вами первую поездку на автомобиле, мистер Маноле. Сказать откровенно, я тогда даже испугалась немножко. Какая скорость была! Видимо, лихачество у семейства Маноле в крови.
— А то! — Лайзо оживился и повеселел. Глаза у него заблестели. — Матушка вон по молодости такие скачки на лошадях устраивала — куда там всяким жокеям! А отец, бывало, на крышах у поездов разъезжал, чтоб билета не покупать. Вот один раз…
Что там случилось с многоуважаемым мистером Маноле-старшим, дослушать не получилось — кто-то снаружи тоненько взвыл, заржала лошадь, фургон словно на стену налетел, меня дернуло со скамьи, как крюком…
…и бросило на колени к Эллису.
Воздух от удара выбило из легких, я сипло раскашлялась, Эллис взвыл тихонько —
кажется, он сам умудрился стукнуться головой о стенку. Один Лайзо чудом удержался на месте и никак не покалечился, а потому теперь смог обругать возницу за нас троих, колотя в «окошко» кулаком для внушительности.Причем — видимо, с оглядкой на присутствие леди — в исключительно пристойных выражениях. Ничего, крепче уже намертво приклеевшегося к Беснику «дурень», я так и не услышала.
— Виржиния, вы живы? — осипшим голосом спросил Эллис. Так и не сумев справиться с кашлем, я просто кивнула. Мне впервые было жаль, что корсеты давно вышли из моды. — Ох, ну и приложило же вас… У меня даже колени онемели от удара.
Лайзо, пригрозив напоследок вознице обращением к высшим инстанциям и всеми карами небесными («Вот ужо я матери расскажу, она тебе устроит — гром с молниями писком покажется, а чума — праздником!»), обернулся ко мне и помог подняться на ноги и сесть обратно на скамью…
Или, точнее сказать, просто поднял меня и усадил на место, бережно, как фарфоровую куклу.
— Простите, леди, — он неловко расправил мои замявшиеся юбки и тут же отдернул руки. — Там вроде как собака под ноги лошади шмыгнула, та и шарахнулась. Дальше мы в Смоки Халлоу съезжаем, там поспокойней будет, но все ж позвольте мне рядом с вами сесть. Если что — успею поймать, чтоб вы не покалечились. А то нынче у Бесника руки совсем кривые — он как ящик с углем везет, а не живых людей.
Я не слишком хорошо представляла, как один человек может удержать другого от падения, просто сидя рядом, но все же кивнула, поправив густую вуаль:
— Поступайте, как считаете нужным, мистер Маноле. Благодарю за заботу, — и, отчего-то смутившись, поспешила обратиться к Эллису: — И все же меня очень интересует вопрос — зачем нам ехать в фургоне? Разве не лучше было бы нанять кэб, если уж автомобиль брать неразумно?
Детектив сердито поддернул воротник, нахохлился, как воробей на морозе, и буркнул:
— Зачем, зачем… За вами следят, Виржиния, вот зачем.
Я похолодела:
— Кто? Неужели еще один сумасшедший, как тот парикмахер?
— Нет, к счастью, — поморщился Эллис. Тон у него, вопреки смыслу ответа, был безрадостный. — Полагаю, люди маркиза Рокпорта. В другой ситуации это меня только обрадовало бы, потому что я всей душой радею за вашу безопасность, Виржиния. Но сейчас мне совершенно не хочется, чтобы ваш ненаглядный маркиз узнал, что я таскаю хрупкую леди по сомнительным притонам…
— Никакой у моей матери не притон, хороший дом, чистый, — искренне возмутился Лайзо — аж глаза сердито засверкали, но Эллис не обратил на этот демарш ни малейшего внимания:
— … а значит — нужно провезти вас тайком. Мне уже намекали на то, что я позволяю себе… вольности. Не думаю, что в следующий раз маркиз ограничится одними намеками.
У меня челюсть свело от злости. Какое право имеет Рокпорт вмешиваться в мои дела?!
— Я поговорю с ним.
— Ох, а вот этого ни в коем случае делать не надо, — Эллис бросил на меня предупреждающий взгляд. — Виржиния, не беспокойтесь, я и не в такие переделки попадал. И, разумеется, я слишком дорожу вашим обществом, чтобы так просто поддаться на угрозы и отказаться от него. Мне нужно всего дней десять, чтобы закончить одно дельце, и потом… Впрочем, об этом после, — оборвал он себя и добавил, предупреждая расспросы: — Я все расскажу вам — в свой срок. В конце концов, это дело касается и вас.