Искусство игры в дочки-матери
Шрифт:
По крайней мере, раньше любили.
– Ты действительно этого хочешь? – спросил он.
Вопрос вызвал в ней прилив гнева. Как будто вся эта ситуация была ее виной и ее решением.
– Нет, – произнесла она. – Не хочу. Я ничего этого не хотела. Но кто-то не оставил мне выбора, верно?
Он кивнул.
– Да, – сказал он. – Мне жаль.
Она невольно смягчилась, когда взглянула в его глаза, и на секунду ей захотелось простить его. Но она не могла. И дело было не только в деньгах, которые он снимал с их совместных счетов. И не в долгах, накопившихся на них обоих. И даже не в тайных перезакладах, которые могли стоить им дома.
И за все это время он так и не признался ей. Ни разу. Как она могла быть такой наивной и не замечать всего, что происходило у нее под носом? Может, поэтому он так благодушно воспринял ее повышение. Не потому, что радовался ее достижениям, а потому, что нуждался в дополнительном источнике дохода.
От этой мысли ей стало дурно, и она погнала ее прочь, после чего заговорила, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.
– Нам нужно продать дом. И это не мое решение, это решение банка. – Она сделала паузу. – Доверия тебе больше нет. Этот поезд ушел. Будет лучше, если мы поживем отдельно. По крайней мере, первое время, пока не решим, что делать дальше.
– Да, но я… – Он осекся. Возможно, он собирался сказать, что любит ее, подумалось Амелии. Он давно этого не говорил. – Хорошо, – сказал он вместо этого.
– Хорошо, – повторила Амелия, стараясь скрыть разочарование.
– У Шарлотты были факультативы после уроков, но с минуты на минуту она будет дома. Тогда и сообщим ей.
Амелия жалела, что из этой ситуации нельзя выйти так, чтобы не травмировать дочь. Но она должна быть с ней честной. Она не могла утаить от Шарлотты правду.
– Что именно ты хочешь ей рассказать? – спросил Том.
Услышав в его голосе беспокойство, Амелия взглянула на мужа.
– Ровно столько, чтобы она поняла. – Она попыталась выдавить улыбку, но судя по выражению его лица, ей это не вполне удалось. – Ты ее отец, – добавила она. – Она должна знать, что ты совершил ошибку и что ты все еще любишь ее.
– Конечно люблю, – сказал он. Амелия посмотрела на него, снова понадеявшись на слова любви и в свой адрес.
Они так и не прозвучали.
Амелия размешала банку томатного соуса в вегетарианском фарше, жарившемся на сковородке. Фарш успокаивающе зашипел, но оставался неаппетитного серого цвета, заставляя ее усомниться в правильности своих действий.
На самом деле, она знала, что делает неправильно. Она откладывала разговор, которого все равно было не избежать. Пожалуй, хватит.
– Шарлотта, Том, подойдите сюда, пожалуйста, – позвала она.
– Одну минуту, я почти доделала домашку, – отозвалась Шарлотта, и Амелию чуть не захлестнуло волной любви к своей добросовестной дочери.
Том вошел на кухню и достал из холодильника банку пива. Амелия скосила на него взгляд, но промолчала. Она и сама не отказалась бы от алкоголя.
Пришла Шарлотта и заглянула в сковородку.
– Он без мяса, – сказала Амелия, демонстрируя упаковку в качестве доказательства.
– Спасибо. – Шарлотта поочередно посмотрела на обоих родителей. – Вы рано вернулись домой, – отметила она с подозрением в голосе. – А ты готовишь мое любимое блюдо.
– Присядь, пожалуйста, – попросила Амелия. – Нам нужно тебе кое-что сказать.
Она набрала воздуха в грудь и посмотрела на Тома. Тот сосредоточенно вперился в банку, как будто читал не список ингредиентов, а остросюжетный триллер.
–
Что такое? – спросила Шарлотта. – Это насчет щенка?От разбитого сердца Амелии откололся еще один кусочек.
– Нет, – сказала она. – Это насчет меня и твоего папы. И тебя. И того, как нам всем быть дальше.
– Ладно, давай звонить бабушке.
Шарлотта вскинула на маму полный удивления взгляд; не часто можно было услышать от нее подобное предложение. Но вот они сидели в своем изрядно опустевшем доме и не знали, чем себя занять в отсутствие телевизора. И трех недель не прошло с тех пор, как Шарлотта нашла то злополучное письмо, но вся ее жизнь уже перевернулась вверх дном. Часть их имущества перевезли в хранилище на складе, но телевизоры и компьютер забрал какой-то татуированный здоровяк. Когда он приехал, мама Шарлотты велела ей сидеть в своей комнате и не высовываться. В компании палочников она слушала, как мужчина, насвистывая себе под нос, выносил их вещи, и мир Шарлотты рушился до основания, пока ее насекомые молча жевали листья бирючины.
– Почему у тебя остался телефон, а у меня нет? – спросила Шарлотта.
– Мы сокращаем необязательные траты, и твой абонемент как раз подходил к концу, – ответила мама. – Я уже объясняла. А мой телефон нужен мне для работы.
– Мне мой тоже нужен. Мои друзья…
– Ты можешь видеться с ними лично. Мы не так далеко уезжаем.
– Тогда почему я не могу остаться в своей школе?
Амелия вздохнула.
– С оплатой обучения возникла проблема, – сказала она. – Твой папа… допустил ошибку. Мы это уже обсуждали.
– Я все равно не понимаю…
Шарлотта обвела взглядом дом. Без мебели он выглядел огромным и пыльным, а на стенах, там, где раньше висели картины, теперь выделялись большие светлые пятна, и яркие прямоугольные участки – на коврах, там, где раньше стояла мебель. Она жила в этом доме с самого рождения, и мысль о том, чтобы покинуть его, заставляла слезы наворачиваться на глаза.
Мама обняла ее.
– Представляю, как тебе тяжело. Но ты должна быть храброй.
– Мне было бы легче быть храброй, если бы у меня был телефон.
– Вот у меня в твоем возрасте не было мобильного телефона, – сказала Амелия, крепче стискивая ее в объятиях. – И ничего, выжила как-то.
– Я скучаю по папе, – пожаловалась Шарлотта. Папа точно позволил бы ей оставить телефон. Она в этом ни капли не сомневалась. – Когда я теперь его увижу?
– Я уже говорила. У него сейчас очень много работы, так что какое-то время он поживет отдельно от нас.
– Ты его больше не любишь? – Шарлотта безуспешно пыталась осмыслить происходящее. Папа что-то напутал с деньгами, и мама разозлилась. Шарлотта тоже злилась; она не хотела покидать родной дом и уж точно не школу, где знала всех ребят большую часть жизни. Но она все равно любила своего папу. Если они собирались переезжать, папа должен был переезжать вместе с ними.
– Все не так просто, – ответила мама. – Нам нужно какое-то время провести порознь.
– Как долго? – Шарлотта провела пальцем по линии на стене, в том месте, где раньше висела свадебная фотография ее родителей, на которой они оба смеялись над чем-то, но никогда не могли объяснить Шарлотте над чем. – Он сможет и дальше помогать мне с домашкой по математике?
– Я разбираюсь в математике лучше твоего папы. Я сама тебе помогу.
– Я знаю, но…
– Так, – остановила ее мама, хватаясь за телефон. – Давай звонить бабушке.