Искусство острова Пасхи
Шрифт:
Еще одна важнейшая перемена, знаменующая переход от Раннего к Среднему периоду, — замена солнечного культа культом птицечеловека. На ровных поверхностях скал, часто поверх личин Макемаке Раннего периода, высекали человеческие фигуры с птичьей головой; их даже добавляли к солнечным символам главного божества Раннего периода, перенесенного теперь в одну из каменных построек Оронго. Религиозный центр Оронго в основном был посвящен культу птицечеловека. В исторические времена культ этот включал ежегодные состязания, участники которых плыли на маленьких остроконечных камышовых поплавках к прибрежным островкам за первыми в году яйцами черной крачки. Поплавки были того же типа, что на побережье Южной Америки. А пошедший на них камыш тотора был как раз завезен на Пасху из Южной Америки в Раннем периоде. Художники Среднего периода рисовали на плитах культовых построек большие серповидные суда из камыша. И эти суда тоже, вместе с двойным веслом и «плачущим глазом» на росписях — неполинезийские элементы, типичные для доинкских культур Южной Америки. В частности, весло ао, занимавшее столь видное место в религиозных мотивах и ритуалах острова Пасхи, со всеми присущими ему особенностями находят в областях культур Мочика и Чиму доинкского Перу, — убедительное свидетельство контакта. Некоторые данные говорят о том, что между Ранним и Средним периодами был большой интервал; по-видимому, речь идет о двух последовательных волнах пришельцев из Южной Америки. Но в Среднем периоде на остров, кроме того, прибыли полинезийцы, которые постепенно составили важную часть местного населения. Кое-какие обстоятельства, связанные с их прибытием, позволяют предположить, что либо их вначале было слишком мало, чтобы они могли тотчас начать борьбу, либо их намеренно привезли откуда-то пасхальцы Среднего периода как рабочую силу, необходимую для осуществления все более грандиозных
Гражданские войны начались с межплеменной усобицы, которая внезапно положила конец цветущей культуре Среднего периода. Катастрофа произошла около 1680 года; дата эта установлена независимо как радиокарбонной датировкой наших находок, так и ранее проведенными вычислениями Энглерта на основе местных генеалогий. Как уже говорилось, для последовавшего затем декадентного Позднего периода характерно преобладание полинезийского населения с преимущественно неполинезийской культурой; этот период завершился уже в исторические времена. Остров изобилует следами пагубных усобиц. Ничто не было свято, кроме общепасхальского ритуального поселения Оронго с базальтовым кумиром, изображающим бога солнца, бога-творца. Работы в карьерах оборвались, множество статуй было оставлено на разных стадиях изготовления, другие брошены в ходе транспортировки по древним островным дорогам. Во время усобиц низвергались монументы, воздвигнутые на родовых аху, но и то многие из них еще стояли в исторические времена. Каменные селения сравнивались с землей, остались только следы сообщающихся фундаментов и неполинезийские пятиугольные каменные печи. Лодковидные камышовые постройки сжигали; при этом великолепные обтесанные камни фундаментов потрескались от огня. В это смутное время, которое сами островитяне называют Хури-моаи — время опрокидывания статуй, — жить общиной в прежних, сообщающихся постройках стало невозможно, семьи укрывались порознь в пещерах.
В раскопках Раннего и Среднего периодов оружие вовсе не найдено, зато с началом гражданских войн вдруг появляется неполинезийский обсидиановый копейный наконечник или режущий инструмент матаа, преобладающий в инвентаре Позднего периода. И то же оружие было разбросано по поверхности острова.
Доискиваясь причины внезапной войны и последующего упадка, стоит обратиться к устным преданиям пасхальцев, прямых потомков тех островитян, которые уцелели после кровавых усобиц. Начиная с самых первых опросов, проводившихся через переводчиков ранними европейскими мореплавателями, пасхальцы неизменно сообщают, что все они, за редкими исключениями, — потомки местного племени «Короткоухих», вышедших победителями из опустошительной гражданской войны. Однако некоторые островитяне, в том числе предки нынешних Атанов, утверждали, что происходят от единственного уцелевшего представителя побежденного и истребленного племени «Длинноухих». Такое название племя получило за обычай искусственно растягивать мочки ушей, как это показано на статуях для аху и на деревянных фигурках моаи кавакава. Будто бы «Длинноухие» и «Короткоухие» говорили на разных языках и у них были разные обычаи. По преданию, «Длинноухие» прибыли на остров после двухмесячного плавания с востока (со стороны Южной Америки) под предводительством Хоту Матуа, а «Короткоухих» позднее привел с запада (со стороны Полинезии) Туу-ко-иху. Люди Туу-ко-иху застали готовые каменные статуи и восприняли местную веру. Предание подчеркивает, что «Длинноухие» и «Короткоухие» мирно уживались карау-карау — то есть двести лет, и «Длинноухие» использовали «Короткоухих» на сооружении своих грандиозных построек и в карьерах, где создавались статуи. Но когда «Длинноухие» повелели очистить от камня восточный мыс, «Короткоухие», которым надоело повиноваться всем их прихотям, восстали. Легенды подробно описывают, как «Длинноухие» зажгли огромный костер в оборонительном рве, отсекающем мыс от острова, но их погубило предательство женщины из племени «Короткоухих», которая помогла своим сородичам зайти с тыла и загнать «Длинноухих» в их собственный костер. Раскопки и карбонная датировка показали, что от той поры, когда был создан ров, огражденный сверху валами, до того дня, когда в нем запылал костер, прошел немалый срок, ветер успел наполовину засыпать выемки мелким песком.
После крушения культуры Среднего периода географические особенности острова определили развитие культуры Позднего периода. Огонь уничтожил все остатки леса, голый остров можно было обозреть почти целиком с любой возвышенности, грабители в несколько часов могли добраться до любой точки. Бежать некуда, ведь до ближайшей пригодной для обитания суши около двух тысяч миль, а после развала общины строительство достаточно больших камышовых судов для такого плавания было непосильной задачей. Зато остров пронизан множеством вулканических туннелей и пещер. Некоторые пещеры достигают внушительных размеров и могли вместить изрядное количество людей. Вход, как правило, либо помещается на отвесной скале над морем, либо представляет собой узкое отверстие на поверхности острова, которое можно сделать еще уже, выложив камнями изнутри. И большую часть Позднего периода семьи жили в таких укрытиях, причем искусственно суженные, изогнутые в несколько колен ходы позволяли протискиваться внутрь только по одному, что делало невозможной прямую атаку. Статуи на аху были слишком велики, чтобы брать их с собой, но все, что поддавалось переноске, как утварь, так и изделия искусства, в период гражданских войн уносили под землю. Что оставишь на поверхности — либо украдут, либо уничтожат. Еще и нынешние жители помнят яркие рассказы дедов о поре свирепых усобиц и каннибальских ритуалов, когда голодающие островитяне только ночью отваживались выходить из укрытий, чтобы ловить рыбу среди береговых скал или выращивать батат, нередко достававшийся врагу.
Когда на Пасху впервые прибыли голландские и испанские мореплаватели, они застали смешанное население, говорившее на языке, который сочетал полинезийские и неполинезийские слова. Хотя в это время на острове как будто установился непрочный мир, гости видели только одно произведение искусства — огромные статуи, да и то многие из них были сброшены с аху. Однако до визита капитана Кука остров был опустошен еще одной из многочисленных войн Позднего периода, и он застал сильно поредевшее, голодающее население явно полинезийского происхождения. Как и прежние гости, англичане пришли к выводу, что часть населения — во всяком случае, почти все женщины — укрывалась под землей. На этот раз нужда впервые заставила островитян предложить гостям для обмена разнообразные изделия из дерева. Все источники той поры рисуют пасхальцев как очень ловких воров. Они обкрадывали даже друг друга и прятали добычу под землей.
Во второй половине девятнадцатого века, после набегов перуанских работорговцев, которые увезли около тысячи островитян, на Пасхе снова установился относительный мир, и в 1864 году на острове поселился первый иноземец — миссионер Эйро. В это время пасхальцы жили в камышовых хижинах, и в каждой из них было множество каменных и деревянных фигурок, изображавших людей,
животных, чудовищ; были и дощечки с письменами. Потрясенный видом этих языческих изделий, миссионер велел их уничтожить; немало поделок и впрямь погибло в огне. И хотя островитяне затем изгнали Эйро с Пасхи, а его вещи спрятали в своих подземных тайниках, миссионер успел их напугать настолько, что, когда он вскоре вернулся, сопровождаемый еще тремя миссионерами, на поверхности острова, совсем как в пору племенных войн, не оставалось ни одного мобильного изделия искусства. Коллеги Эйро даже и не подозревали о существовании дощечек с письменами, пока одному из них не попался на глаза поврежденный образец, найденный ребенком среди скал. Епископ Таити заинтересовался дощечками, и миссионерам удалось раздобыть и отправить ему несколько дощечек и фигурок, которые хранились в тайниках. Пасхальцы боялись, что апостолы новой веры уничтожат их священное наследие, поэтому число предметов, полученных миссионерами, не шло ни в какое сравнение с тем, что прежде видел Эйро. В последующие десятилетия только мирским посетителям удалось приобрести изрядное количество деревянных и каменных поделок, причем многие были повреждены эрозией. Разойдясь по всему свету, эти изделия осели в музеях и частных коллекциях вместе с предметами, которые были вывезены с Пасхи до прихода миссионеров ранними путешественниками.Очистив поверхность острова от мелкой скульптуры, миссионеры не менее успешно расправились с исконным языком малочисленного смешанного населения. Свое учение святые отцы устно и письменно преподавали немногим уцелевшим пасхальцам на таитянском диалекте. Уже через два года после того, как миссионеры утвердились на острове, французский врач Палмер отметил, что невозможно определить, каким был первоначально пасхальский язык, настолько он изменен. Вот почему бессмысленны все попытки на основе современных словарей реконструировать древнюю историю острова посредством глоттохронологии. Палмер сообщает далее, что ему показывали самые разнообразные гротескные фигурки из дерева, в том числе весьма старинные, и добавляет, что у островитян были также каменные фигурки, но их ему не пришлось увидеть. Объяснением, почему пасхальцы не хотели показывать свои каменные изделия, мы обязаны Гейзелеру, начальнику этнографической экспедиции на «Гиене». Гейзелер записал, что верховный пасхальский бог Макемаке не был предметом прямого поклонения, но во время различных празднеств островитяне носили в честь него небольшие деревянные поделки, объединенные под названием моаи торомиро, то есть фигурки из древесины торомиро. Были еще мелкие каменные скульптуры, но их не выносили на всеобщее обозрение. Назывались они моаи маэа, то есть фигурки из камня, и выполняли роль духов-покровителей. У каждой семьи был такой талисман, а то и несколько. Деревянные фигурки и танцевальные атрибуты приобрести было несложно, а вот с каменными скульптурами пасхальцы расставались крайне неохотно, и все же немцам удалось привезти в Европу кое-какие образцы. Дополнительные сведения были получены американскими учеными, прибывшими на Пасху на «Могикане» через четыре года после немецкой экспедиции. Томсон записал, что все большие статуи на аху — монументальные изображения знатных лиц, призванные увековечить их память. Они не считались идолами, им не поклонялись. Кроме того, у островитян были маленькие домашние божки из дерева и камня, своего рода духи-покровители, не имеющие ничего общего с водруженными на аху исполинами. Домашние божки воплощали определенных духов, они не относились к разряду собственно богов, хотя и были наделены некоторыми божественными атрибутами. Они занимали видное место в каждом жилище, через них пасхальцы общались с духами, но сами они не были предметом поклонения. Гости острова отмечали, что маленькие домашние божки были вырезаны когда из красного вулканического шлака, когда из белого туфа, когда из твердого базальта. Были тут и фигуры в рост, и торсы, и одни головы; подчас на поверхности камня просто гравировали грубые личины. Какие-то божки были женскими, какие-то были призваны обеспечить хороший урожай, увеличивать плодовитость кур или полезных представителей морской фауны, какие-то охраняли жилище от посторонних. Главное различие между каменными фигурками моаи маэа и деревянными моаи торомиро заключалось в том, что первым приписывали магические свойства, приносящие благо только владельцу, вторые же были общеизвестными портретными изображениями, эмблемами ранга или танцевальными атрибутами, из которых не делали тайны.
Большую роль в дальнейшем развитии пасхальского искусства сыграло прибытие на остров в 1877 году Александра II. Салмона, наполовину таитянина. К этому времени миссионеров опять изгнали, а единственного иностранного поселенца из мирян убили. Владея утвердившимся на Пасхе таитянским диалектом, Салмон, естественно, стал гидом и переводчиком сперва для немецкой экспедиции на «Гиене», затем для американцев на «Могикане». Он помог гостям приобрести деревянные резные изделия, включая вновь появившиеся из тайников дощечки с письменами. Видя, что иноземцев больше всего привлекают великолепно отделанные деревянные фигурки, изображающие длинноухих изможденных людей, а также некоторые другие портретные фигурки и атрибуты, известные внешнему миру еще со времен короткого визита капитана Кука, Салмон научил обнищавших островитян наладить коммерческое производство тех деревянных поделок, которые пользовались наибольшим спросом. В 1888 году остров был аннексирован Чили, установились более регулярные связи с внешним миром, и коммерческая продукция стала расти. Поскольку те самые люди, которые раньше вырезывали фигурки для себя, теперь начали изготовлять их в больших количествах для продажи, в переходный период, начавшийся около 1888 года, не видно почти никакой разницы между функциональными и коммерческими изделиями искусства. Однако влияние миссионеров побуждало пасхальцев, занятых художественным промыслом, опускать такую деталь, как гениталии, а отсутствие личного интереса обычно вело к тому, что изделия становились грубее, шлифовка хуже, к тому же часто приходилось пользоваться привозным материалом, так как на острове становилось все меньше торомиро. Поэтому почти всегда можно различить вещи, созданные до и после начала этого важного переходного периода.
Массовое производство нескольких хорошо известных стандартных деревянных фигурок и тот факт, что остров изобилует большими статуями одного-единственного типа, вместе породили совершенно неверное представление, будто искусство Пасхи однообразно, стилизовано и напрочь лишено индивидуального творческого воображения. Старинные разнородные фигурки из дерева и камня, вывезенные до начала массового производства, стали считать нетипичными для острова, и все внимание сосредоточилось на растущем количестве стандартных изделий, которые ценились как этнографические диковинки в лавках древностей и занимали почетное место в музейных экспозициях. Спрос на нестандартные фигурки был невелик, они часто оседали в запасниках, и даже исследователи полинезийского искусства обходили их своим вниманием.
С началом коммерциализации вырезывание функциональных фигурок из дерева прекратилось, ведь плясовые атрибуты и эмблемы ранга вышли из употребления. Однако втайне изготовлялись, как и до миссионеров, мелкие каменные фигурки, собственные божки отдельных лиц и семей. До изгнания с острова миссионеры успели дать всем пасхальцам христианские имена и внести их в церковные книги. Успели изменить язык, вынудили спрятать в подземных тайниках языческое наследие. Но им не удалось искоренить культ предков и восхищение их долами, столь наглядно воплощенными в каменных исполинах, господствующих над голым островом. Миссионеры почитали эти монументы творением дьявола, даже иноземцам было невдомек, как переносили и воздвигали каменных великанов; мудрено ли, что для островитян волшебное могущество кровных предков было не менее реальным, чем любые учения о каком-то распятом на кресте неизвестном иноземце и его девственной матери. Даже после того, как христианство утвердилось в сознании пасхальцев прочнее, чем в умах большинства прихожан на материке, магическое наследие в тайниках сохраняло свою власть над островитянами. После отъезда миссионеров в 1871 году вплоть до учреждения постоянной миссии в 1935 году, когда прибыл патер Себастиан Энглерт, всеми церковными службами ведал учитель-полинезиец. И только естественно, что пасхальцы делили свою душу между официальной верой и родовыми тайниками. Сам учитель однажды написал епископу Таити письмо, в котором просил разъяснить, считать ли одного из пасхальских духов богом или демоном. Иноземные гости этой поры, включая Британскую экспедицию Раутледж в 1914 году и Франко-Бельгийскую экспедицию Лавашери и Метро в 1934 году, отмечали поразительную силу суеверий, владевших пасхальцами. Островитяне верили, что в каждой пещере, в каждом закоулке обитают аку-аку — духи, которые вмешиваются во все людские дела, открыто общаясь с каждым, кто наделен хотя бы толикой волшебной силы мана.
Каждому посетителю Пасхи рассказывали про родовые подземные тайники, где под защитой духов хранилось ценное старинное наследство. Соблазняемые высоким вознаграждением, многие пасхальцы, казалось, были готовы провести гостей в свои тайники, но в последнюю минуту страх перед карой сверхъестественных сил неизменно брал верх, и тайна оставалась тайной. В двадцатом веке цепы повысились, искушение становилось все сильнее, и некоторые моаи маэа, извлеченные из хранилищ, покидали остров. Правда, в большинстве случаев пасхальцы так боялись аку-аку своих предков, что предпочитали красть изделия из чужих пещер, особенно тех, которые принадлежали вымершим родам. Многие гости Пасхи писали, что главное времяпрепровождение островитян — поиски скрытых пещер на обрывах и среди каменистых равнин.