Искусство татуировки

Кабри, которого также называли Кабрисом или Кабритом, соперник Робертса, родился в 1779 году в Бордо. В 14 лет прибился к пиратскому кораблю. Попав в английский плен, поначалу работал в порту Портсмута, после чего стал матросом на английском китобойном судне, получившем задание исследовать возможные районы ловли китов в Тихом океане. Этот корабль покинул Портсмут в 1795 году и после многомесячного плавания затонул у берегов острова Тахуата. Благодаря тому, что Кабри обладал редким для моряков того времени умением держаться на воде, он уцелел после катастрофы. Ему улыбнулось счастье и тогда, когда он столкнулся с миролюбиво настроенными туземцами, принявшими его в свое общество. За короткое время он добился полного расположения местных жителей, согласился на татуировку и женился на дочери одного из вождей племени.

В результате длительного проживания на острове Кабри настолько утратил навыки жить цивилизованно, что его с трудом можно было отличить по поведению от туземцев. По описанию Лангсдорфа, «все тело Кабри, не исключая и лица, было покрыто татуировкой. Я удивлялся, глядя, как ловко он передвигается в воде. Он плавал столь же хорошо, как и островитяне... Кабри до такой степени потерял навыки пользоваться родным языком, что поздоровался со мной, совершив при этом грамматические ошибки... Он производил впечатление сильно одичавшего человека».

Hеизвестно, был ли Кабри тайно похищен по приказу Крузенштерна или же по собственному желанию покинул остров, но 18 мая 1804 года на острове его не стало.

Познакомимся с рассказом самого Кабри: «На пятнадцатый день своего пребывания у берегов острова Крузенштерн пригласил меня на обед. Я отправился на борт судна один, как это было и в предыдущие дни. Во время обеда в мой бокал постоянно подливали алкоголь, в результате чего я сильно опьянел. Я заснул и, воспользовавшись этим, адмирал смог оторвать меня от моей новой родины, от моей жены и моих детей». Между тем в отчете о ходе экспедиции адмирал излагает следующую версию случившегося: «Отвратительная погода заставила меня как можно скорее отплыть от побережья. Я был вынужден взять с собой и француза. Кабри, который прибыл на борт судна очень поздно и не показывался на глаза, выглядел скорее довольным, нежели огорченным случившимся».

На российском судне Кабри доплыл до побережья Камчатки, откуда в 1805 году сумел добраться до Петербурга, где своим внешним видом произвел сенсацию и был представлен царю Александру I. Кабри прекрасно разбирался в навигации и его пригласили преподавать в Морскую школу в Кронштадте.

Кабри жил в России вплоть до окончания наполеоновских войн. В 1817 году он возвратился во Францию, где узнал о том, что король Франции Людовик XVIII и король Пруссии Фридрих Вильгельм III желают с ним познакомиться лично. Вскоре состоялось представление Кабри обоим монархам. Людовику XVIII он был представлен как «Джозеф Кабрис, родом из Бордо, вице-король и великий судья островов де Мендока». Поскольку назначенная Кабри во Франции компенсация оказалась слишком незначительной, чтобы покрыть расходы, связанные с возвращением на Маркизы, он решил публично демонстрировать свое вытатуированное тело в надежде, что сумеет таким образом собрать необходимую для оплаты путешествия сумму. Поначалу он показывал татуировку в небольшом театрике в Бордо, но быстро убедился, что эти сеансы не приносят ожидаемых доходов. Тогда Кабри начал выступать на ярмарках в небольших городках. Один швейцарский журналист, который наблюдал за Кабри во время одного из таких показов в Женеве, описал его следующим образом: «Татуировка покрывает его тело полностью, включая размещенные на груди знаки собственного достоинства. Он носит большую шляпу с перьями. Ему 40 лет, он хорошо говорит по-французски и на диалекте Нуку-Хива. Он высок ростом, хорошо сложен, внешне очень привлекательный». Во время этих скитаний по стране он попал в Валансьен, где умер в сентябре 1822 года. Hо и тут его подстерегала не лучшая участь. Музей в городе Дуэ, куда пришло известие о смерти Кабри, начал активные действия с целью заполучить его останки, чтобы, соответствующим образом препарировав и законсервировав, выставить их на обозрение. Прах Кабри спас ксендз из Валансьена, который распорядился похоронить Кабри в одном гробу вместе с умершим в тот же день человеком.

В 1835 году на остров Нуку-Хива высадился французский барон Шарль де Тьерри, пожелавший стать сувереном местных вождей. Переводчиком и проводником стал для заморских гостей живший там с 1829 года англичанин Моррисон, который не отличался от островитян ни одеждой, ни татуировкой. У Моррисона, пишет очевидец, все тело было покрыто татуировкой настолько густо, особенно на спине и груди, что на расстоянии он выглядел как негр. Моррисон легко завоевал расположение обитателей Нуку-Хива и даже добился статуса одного из вождей.

Hадо полагать, что на островах, рассеянных на пространствах Южных морей, в период европейской экспансии в данной части света проживало большое количество как «беглых» и «выброшенных на берег». Большинству из них счастье не улыбнулось в том смысле, что их имена не остались в истории, как, скажем, имена Робертса, Кабри. Xотя понятия «счастья» и «несчастья» в их сложных и запутанных судьбах относительны: прибытие корабля из Европы для кого-то из них могло обещать, например, виселицу за совершенные преступления. И тем не менее, кому-то не повезло: на острова, где они обитали, не добрался ни один европейский корабль. Если корабль добирался до острова, встрече могли помешать и туземцы. Во всяком случае возвращение в Европу «беглых» и «выброшенных на берег» не было зафиксировано ни в одном из документов. Первый документ, сообщающий о прибытии на остров Нуку-Хива корабля из Европы, датирован 1825 годом. В то же время записки английского миссионера Эллиса, проживавшего в начале XIX века на Гавайях, свидетельствуют, что в 1823 году на этом острове проживали 7 человек с белой кожей.

В ЧЕМ СЕКРЕТ ТАТУИРОВКИ ОСТРОВИТЯH?

Уточним вопрос, вынесенный в заголовок главы: почему все-таки татуировка островитян сыграла такую значительную роль в развитии татуировки в мире? Таитянская татуировка не была первой познанной экзотической разновидностью украшения тела, с которой познакомились европейцы. Причиной того, что именно татуировка жителей Таити, а несколько позлее и иных полинезийских островов, сыграла такую существенную роль в оживлении татуировки на Старом континенте, было, несомненно, то, что вокруг этого острова и вокруг всех других островов Южных морей со временем образовался ореол романтической легенды.

Рискованные путешествия первооткрывателей XVIII века Уоллиса (1767 г.), Бугенвилля (1768 г.), Кука (1769 г.), которые добирались до Таити и оставили (Бугенвилль и Кук) подробные описания хода руководимых ими экспедиций, стали животрепещущей темой, которая постепенно проникала в литературу многих европейских стран. Вот что писал по этому поводу один из исследователей: «Весь мир внезапно начал говорить о вожделенных идиллических островах, лежащих посреди вечно голубого океана, об их милых, увенчанных цветами женщинах и высоких, атлетически сложенных мужчинах, которые за охотой и ловлей рыбы проводили по-детски беззаботную, счастливую жизнь». А Бугенвилль в 1768 году во время акта торжественного присоединения Таити к французской короне назвал этот остров Новой Цитерой, делая тем самым намек на ионический остров, у побережья которого вышла из морской пены на землю Афродита. Французы восприняли открытие Таити по-философски в отличие от трезвых англичан, для которых Таити был всего лишь одним из тропических островов, которых так много в Тихом океане. Знакомство европейцев с жителями далекого

Таити проходило под «патронажем» идей Ж.Ж. Руссо о врожденной доброте первобытного человека. Весть о земном рае, который существовал и вследствие первородного греха был навсегда потерян для цивилизованного мира, была превращена мыслителями Просвещения в критику абсолютизма в Европе. Открытие Таити, если и не заслужило права называться самым важным географическим открытием столетия, было великим открытием для европейцев с точки зрения культуры. Учитывая сказанное, не приходится удивляться, что татуировка как часть культуры жителей Южных морей становится столь влиятельной в Европе?

Полинезийская татуировка имеет ряд местных разновидностей, отличающихся оригинальными стилистическими чертами. Их названия на основе географической принадлежности привели к определению таких разновидностей татуировки, как гавайская, маориская, маркизская, самоанская, таитянская и др. Каждая их них характеризовалась большим богатством и разнообразием мотивов и композиций – геометрических, линейных, растительных, антропоморфических, зооморфических и т.п. Они выполнялись в сложных сочетаниях и являлись частями больших по размеру композиций, не случайно расположенных на всех частях тела, иногда покрывая его сплошь с головы до ступней.

С другой стороны, нельзя провести четкие границы в полинезийской татуировке между функциями декоративной, символической и экспрессивной частей. Точнее: крайне трудно уловить момент, когда тот или иной мотив либо орнамент перестает украшать, а начинает нечто обозначать. И хотя заморские пришельцы переняли технику татуировки у островитян, они были не в состоянии перенести на соответствующем уровне осмысленные и понятные с точки зрения местных жителей сложные композиции полинезийской татуировки в татуировку европейскую. Функции и общественная значимость первой были непонятны тогдашним европейцам, а сам художественный принцип и манера исполнения иногда были совершенно чужими для непосвященных.