Искусство умирать
Шрифт:
Природа упростилась. Исчезли мухи, комары, клопы и тараканы. Исчезла многая другая нечисть.
Упростилось искусство. Поэзия исчезла совсем, осталась лишь музыка и живопись. По вполне понятной причине: с изобретением мощных машин музыкой и живописью уже могли заниматься все желающие (можно было сочинять сонату на компьютере, не владея ни одним музыкальным инструментом, или писать пейзаж, не владея кистью), а литературная техника или драматическое искусство оказалось машинкам не под силу. Живопись и музыка становились все более простыми и понятными – сочетание немногих громких красок и звуков – потому что были отданы
Примерно годах в семидесятых был изобретен ускоренный способ обучения и теперь ребенок овладевал знаниями всего за несколько месяцев. Знания каждого были прочны и, следовательно, знания всех были одинаковы. Людям стало скучно общаться и они стали искать более интересных развлечений.
Самым сильным удовольствием оказалось (как и должно было оказаться) прямое воздействие на мозговые центры удовольствия. Центр удовольствия величиной примерно в булавочную головку есть в мозгу каждого человека. Любые радости жизни слегка возбуждают этот центр. Но прямое электрическое возбуждение дает самое сильное удовольствие. Получив самое сильное из возможных удовольствий люди охладели к пище, вину, сексу и наркотикам.
Земля стала насквозь ненастоящей, даже ее внутренности были частично вынуты и использованы для сооружения космического зеркала. Космическое зеркало уничтожило зиму, собирая и направляя солнечные лучи, а многие желающие поселились на внутренней стороне планеты. Правда, в начале двадцать второго века мода на настоящее начала возвращаться (мода всегда приходит волнами) и тогда оказалось, что любой настоящий предмет безумно дорог. За настоящим приходилось летать на чужие планеты.
– А на этой планете было совсем неплохо жить, – заметила Кристи, – здесь даже камни настоящие. Я вчера упала и содрала коленку, камни твердые.
Зонтик остановился у высохшего пирамидального тополя, очень высокого и тонкого, торчавшего как волосатая игла. Системы слежения Зонтика были настроены на поиск и сейчас эти системы нашли.
– Что это? – спросил Фил.
– Вход, – ответил Зонтик.
– Вход куда?
– Очень длинный спуск, направление не прослеживается.
– Мы сможем войти?
– Я не смогу, – ответил Зонтик.
– Какова степень опасности?
– Ответить невозможно.
– Ты сможешь открыть дверь?
– Да.
– Открой!
(Зонтик реагировал на интонацию голоса – на вопросительную или повелительную интонацию; в опасных случаях он переспрашивал, в очень опасных – действовал самостоятельно)
Зонтик выбил дверь воздушной волной. Это была дверь в постаменте большой каменной фигуры: льва с человеческой головой. Фигура была так высока, что сухой тополь доставал льву только до плеча. Я где-то уже видел такое или где-то об этом слышал, – подумал Фил, – или этот кошмар снился мне, но тогда вместо тополя была живая береза. Да, это точно был сон, я ведь никогда не видел настоящих живых берез. В том кошмаре за стеной слышались тихие звуки многих мелких существ. А что же будет здесь?
Он взял боевую винтовку и вышел из Зонтика. Дыра зияла. Он прислушался.
Тихое шуршание мелкого существа приближалось из черного ниоткуда. Он приподнял винтовку. Нет, это ошибка, шуршание не приближается и не удаляется. Он включил фонарик и осветил стены. Это
скорей всего храм. Обыкновенный, такой же как на земле. Что означают эти слова?Не убивай. не прелюбодействуй, не кради, не произноси ложного свидетельства, не пожелай жены ближнего своего, почитай отца и мать свою, не произноси имени Господа напрасно.
Обыкновенная чепуха, которая перестала что-то значить еще много поколений назад. Такое пишут и на Земле. Убивать иногда приходится. Воровать незачем.
Ложных свидетельств не требуют. Не прелюбодействовать нельзя, ведь брак не существует. Поэтому и чужие жены исчезли. Отца и мать почитают лишь те, кто их имеют. Меня женщина не рождала и отца своего я не знаю, как мне его почитать? А имя какого-то Господа? Я не знаю его имени.
Сейчас шуршание доносилось сразу со всех сторон. Фил выключил фонарик, чтобы лучше вслушаться. Он умел без промаха стрелять на слух. У дверей показалась Кристи. Ее силуэт был ясно виден на фоне светящегося неба.
– Не входи!
– Я боюсь сама!
– Здесь кто-то есть. Но это не кузнечики.
Я это помню, я все это помню, – думал Фил, – вот сейчас должна закрыться входная дверь. Раз, два, три!
На счете «восемь» посыпались кирпичи и вход частично завалило. Блеснула фотовспышка и осветила громадный черо-белый натюрморт. Фил узнал земные бытовые устройства, некоторые сильно устаревшие: роботы-мыши для уборки помещений, несколько диктофонов, стереокамеры, часы, приемники, несколько мотоциклов. Один из диктофонов работал. Фил подошел к нему.
«Это………. планета.»
«Это………. планета.»
«Это………. планета.»
«Это………. планета.»
«Это………. планета.»
«Это………. планета.»
«Это………. планета.»
Диктофон ругался площадным матом. Фил выстрелил и разнес аппарат на куски.
Фотовспышка блеснула снова и стала регулярно мигать, освещая сцену. Первыми ожили роботы-мыши.
23
Больше никто не выходил из Хлопушки. Орвел передал кораблю приказ, запрещавший кого-либо выпускать. К сожалению, не осталось прибора опасности, но был прибор цели. И сейчас пришло время его использовать. Орвелл подумал о реликтовом мече.
Прибор цели показал направление.
Орвелл спустился в оружейный отсек и пошел в том направлении, куда показывала стрелка. Стрелка привела его к капсуле. Он положил на капсулу руку.
– Вы уверены, что хотите взять меч?
– Да.
– Если уверены, то повторите еще раз. – да.
– Еще раз, пожалуйста.
– Да.
Капсула открылась; меч был на месте. Это мог сделать либо Гессе, либо Икемура. Нетрудно выяснить откуда идет опасность. Итак, ОТКУДА ГРОЗИТ
ОПАСНОСТЬ? – подумал он и посмотрел на стрелку. Стрелка показывала на его личное переговорное устройство. Более чем странно.
Орвел бросил переговорник на пол и смял его каблуком. Еще раз, ОТКУДА
ГРОЗИТ ОПАСНОСТЬ?
Он пошел по направлению стрелки и пришел к стационарному переговорнику, встроенному в стену.
Он успел расстрелять еще шесть таких устройств, прежде чем прибор цели выдохся и стрелка окончательно потухла. Потом он собрал совещание и рассказал все, что успел узнать.
– Я ничего не понимаю, – закончил он. – Я прошу вашей помощи.
– Ведь это уже второй раз? – спросил Дядя Дэн.