Искусство вождения полка (Том 1)
Шрифт:
Я был очень сонным, усталым и апатичным. Этим объясняется, что интендантский чиновник, изрядно поколоченный, убрался со своим транспортом живым.
17 сентября в 21 ч. 15 м. начался передаваться приказ по V Кавказскому корпусу для очищения Вильны, а в 23 часа наша дивизия уже снималась из окопов тет-де-пона. Главные силы 2-й Финляндской дивизии, к которой возвратился наконец 7-й полк, должны были проходить через самый город Вильну и следовать по шоссе на Вилейку и далее по большаку на Мицкуны — Лаваришки. В боковой авангард, конечно был назначен 6-й полк; предстояло перейти через Вилию по понтонному мосту близ г. дв. Верки и следовать по проселкам на д. Романы, г. дв. Койраны, д. Сункелы; здесь 6-й полк должен был задержаться, пока хвост колонны, двигавшейся по большаку, не минует переправу через р. Вилейку у с. Мицкуны; затем 6-й Финляндский полк должен был выйти на большак и следовать в д. Сайдакишки, где
Бессонные ночи становились правилом. Благодаря разведчику Соловьеву и его организационным способностям, мы не заплутались, несмотря на темноту, усугубленную дождем. Однако злоупотребление 4 ночными маршами под ряд явно подрывало энергию стрелков и командного состава. К рассвету 18 сентября 6-й полк, пройдя десяток километров, в полном порядке занял у д. Сункели, поперек Варшавской железной дороги, фронтом на север, наскоро рекогносцированную позицию и оставался на ней до 14 час., после чего роль 6-го полка как бокового арьергарда была окончена, и он получил приказание отойти на большак и следовать с дивизией; место ночёвки было изменено на соседнюю деревушку Якшты, где мне еще пришлось уступить одну избу нашему артиллерийскому дивизиону кругом было все занято.
Когда мы вышли на большак, я понял, почему дивизия следовала так медленно. Я был поражен; это был какой-то кошмар. Батареи, обозы, пехота широким фронтом, в изрядном беспорядке двигались по большаку и его обочинам. Можно было насчитать 4 — 5 колонн, следовавших параллельно по одной дороге. Здесь были части II армейского, гвардейского, III Сибирского, V Кавказского корпусов, армейские учреждения. Войска, смешанные с обозами, всегда представляют жалкую картину, и им грозит быстрая утрата боеспособности.
Гвардейский корпус, долженствовавший идти впереди V Кавказского, выступил из Вильны с опозданием в 6 час., и движение его еще задерживалось обозами. Главные силы 2-й Финляндской дивизии, перейдя в город через Вилию, нашли все улицы запруженными, и еле-еле им удалось протискаться на сотню шагов от моста, чтобы не слишком пострадать при его взрыве. Из окон на улицы, на которых происходила давка войск и обозов, полетели разбитые силой взрыва стекла. Наконец с опозданием на 10 час. 2-я Финляндская дивизия двинулась вперед, не ожидая пока предшествовавшие ей части очистят ей дорогу. 5-й полк в этой сумятице принял совершенно жалкий, негодный к бою вид, и когда вечером 18 сентября штаб V Кавказского корпуса потребовал от 2-й Финляндской дивизии один полк в корпусный резерв, штаб дивизии поспешил назначить 5-й полк.
А 7-я Сибирская дивизия, левый фланг которой — 28-й Сибирский стрелковый полк — тщетно ждал, чтобы финляндцы вышли и развернулись на продолжении его фронта, нервничала и жаловалась. Чтобы успокоить сибиряков, отдыхавший в Лаваришках лейб-гвардии Егерский полк выдвинул временно 6 рот на участок, предназначенный нашей дивизии. Уже ночью 7-й и 8-й Финляндские полки, под командой Марушевского, сменили их и стали на свое место. Егерский полк мог принести большую пользу, следуя с возможно меньшими задержками в распоряжение Флуга.
Мы были очень плохо осведомлены о положении, в котором находилась 10-я армия, когда после 4 ночей без сна 19 сентября я укладывался спать в 1 час. утра. Но все выглядывало очень мрачно. Деревни вокруг м. Лаваришки были переполнены полуразложившимися войсками. На полях кругом шумела огромная ярмарка, образованная отдыхающими батареями и обозами. Дорога на Ошмяны, куда уехал штаб армии, по слухам была еще свободной, но предназначалась не для нас, а для других частей.
В приказе по дивизии на следующий день предусматривалось занятие позиции от з. Осиновка до высоты 101,3 фронтом на запад, под прямым углом к позиции III Сибирского корпуса, тянувшейся фронтом на север. Моему полку отводилось почетное место на правом фланге, в исходящем углу, на стыке групп Флуга и Мехмандарова. Вполне разумно приказ по дивизии указывал мне следовать в голове дивизии, выступив в 5 ч. 30 м. утра, для скорейшего занятия моего опасного участка. Со мной должны были следовать обе батареи — 10 орудий — вся артиллерия нашей дивизии. Если артиллерия начинала жаться к 6-му полку, можно было полагать, что наступили черные дни, и близость сохраняющего порядок полка начинает высоко котироваться; в других случаях артиллерия ко мне не слишком льнула, вследствие моих отношений к командиру нашего артиллерийского дивизиона, оставлявших желать лучшего. За мной должны были следовать, под командой Марушевского, 7-й и 8-й полки: первый назначался в дивизионный резерв, второй — для занятия левого, явно безопасного участка дивизии. 5-й
полк уходил в корпусный резерв самостоятельно, спокойной дорогой мимо озера Бык.Было уже близко к 5 час. утра, когда я вышел из своей хаты и не узнал окрестностей Лаваришек. Вместо кишевшего вчера муравейника, поля кругом представляли пустыню. Оперативное понимание за год войны очевидно получило широкое развитие даже среди обозов; ночью явно циркулировали панические слухи, и ярмарка, немного покормив лошадей, начала погонять дальше по всем возможным и невозможным дорогам. Может быть рассасывание этого скопища в ночные часы представляло и плод активной работы некоторых сотрудников корпусных штабов.
Роты и батареи готовились к выступлению; я ожидал назначенного часа. Но за 30 мин. до его наступления меня неприятно поразило извещение штаба дивизии, что 7-й и 8-й полки, долженствовавшие образовать арьергард, снялись в 3 часа утра со своей позиции. Так как дорога оказалась свободной, то полковник Марушевский, человек очень предусмотрительный, испросил разрешение начальника не морить даром стрелков 2 ч. 30 м. у большака, а двигаться по прямому своему назначению, через з. Осиновку; 7-й и 8-й полки таким образом выиграют для отдыха 2 лишних часа и явятся более свежими в распоряжение начальника дивизии; что касается их арьергардной роли, то 6-му полку, на его марше, опасность сзади, с востока, конечно угрожать не будет. Очень опасен удар с севера — но здесь может помочь не арьергард, а только 7-я Сибирская дивизия, которая должна оставаться на своих позициях, прикрывающих дорогу, до 6 час. утра. Начальника дивизии уговорили; колонна Марушевского уже скрылась, с ней ушел и штаб дивизии; было немного неловко, что арьергард{76} улизнул ранее главных сил; начальник дивизии извинялся за изменение отданного приказа и предоставлял мне начать отход за полчаса до указанного мне времени.
Начинались шуточки. Конечно просить себя дважды двинуться вперед со своей колонной я не заставлял. Мои артиллеристы очень подозрительно смотрели на образовавшуюся вокруг нас пустоту. Батареи оказались запряженными, и колонна тронулась не теряя ни одной минуты, хорошо шагом.
Мой полк не успел однако еще вытянуться из Лаваришек, как ко мне подскакал ординарец 28-го Сибирского стрелкового полка. Ему было приказано доложить устно мне — старшему из встреченных начальников 2-й Финляндской дивизии, что их полк, долженствовавший прикрывать прохождение полка по участку з. Крапивница — з. Козловка, выступил из з. Пукштаны в 4 час. утра, оставив в 2 верстах севернее большака, в лесу, арьергарды; но так как немцы в больших силах подходили к арьергардам, то и последние ушли. Толковый ординарец сообщил мне, что по его догадкам и стоявший правее 28-го Сибирского полка 27-й Сибирский полк вероятно уже снялся и ушел. Командир батальона 28-го Сибирского полка, ушедший со своей позиции бокового арьергарда за 2 часа до указанного ему срока, считал своим долгом предупредить меня, что большак более никем не прикрывается и что немцы идут на пересечку моего пути. Сделав этот обстоятельный доклад, сибиряк-ординарец, повидимому не рассчитывая на какую-либо благодарность с моей стороны, круто повернулся и ускакал полным ходом.
Повидимому опытные люди в штабе 10-й армии предусматривали возможность такого казуса, так как в архиве хранится особенное предупреждение, переданное по радио, служебным кодом, накануне вечером от имени командующего 10-й армии: "Отход на следующую позицию должен начаться в 6 час. утра согласованно с соседями. 9827. Радкевич". Эта радиограмма была адресована Флугу, Мехмандарову, Гернгроссу. Но что-то томило повидимому начальника штаба 10-й армии, так как он счел необходимым, как только установилась проволочная связь, дополнительно послать следующую телеграмму, уже одному только Флугу: "123. Отход левого вашего фланга может начаться не ранее 6 час. утра 19/IX, как это указано в директиве 9827. 0 получении сего прошу уведомить меня. Номер 1842. Попов".
В архиве не сохранилось соответствующего оперативного дела штаба II корпуса, но Флуг и его временный начальник штаба Шильдбах, несомненно не оставили без внимания указания командующего армией и передали его по назначению. Это видно хотя бы из того, что и в приказе по III Сибирскому корпусу, и по 7-й Сибирской дивизии, отчетливо указывается, что арьергарды должны держаться до 6 час. утра, и только затем, после прохода 2-й Финляндской дивизии, сниматься уступами, начиная с левого фланга. И эти приказы были прочитаны командующим 28-и полком: это видно из того, что командир I батальона 28-го Сибирского полка представил реляцию (дело № 366271), в котором говорилось, что батальон снялся со своей позиции в 2 ч. 30 м. утра 19 сентября и начал отходить к штабу полка в з. Пукштаны, а в з. Осиновку прибыл в 6 час. утра. Последняя цифра очевидно в штабе 28-го Сибирского полка была переправлена химическим карандашом с 6 на 8{77}.