Испанец

Интересно, зачем она его зазывает, подумал Игорь, изображая смущенную улыбку на своем лице. Марина ведь с ними не живет. Или?..

– Да неудобно, - Игорь сразу решил расставить все точки над i, сразу дал понять, что знает, что Марины тут нет и быть не может, и все заманивания типа «она вот-вот придет» неуместны. – Мне б телефончик ее узнать. Потерял номер…

Но у Елены Петровны, кажется, были свои планы на этот вечер. Она решительно отступила вглубь коридора, открывая Игорю вход в свое логово.

– Заходи, заходи, не стесняйся, - с нарочито преувеличенным гостеприимством в голосе проворковала она. – И никаких отговорок! Я хоть чаем тебя напою!

Все это время, все полгода, что Марина жила отдельно, мать не видела ее ни разу и не слышала о ней ничего. Марина защищала свой новый, уютный хрупкий мир очень тщательно, даже одержимо. Казалось, она нарочно избегает таких мест, где может встретить мать, на звонки отвечала односложно, ссылаясь на занятость. Как-то раз столкнувшись с Анькой, Елена Петровна просто-таки вцепилась в девушку, пытаясь вытрясти из нее хоть что-то о дочери, но та ловко вывернулась, не сказав ничего, нахально заявив, что тоже ничего о Марине не знает, потому что не сует нос туда, куда ее не приглашают.

Врала, конечно.

От ярости и бессилия Елена Петровна могла лишь сопеть, как старый бульдог, багровея по самые брови от ярости и глядя в наглые, как смотровая щель танка, глаза Аньки. Хотелось и ее облаять, сказать ей, что она хамка, нахальная распутная девка, которая наверняка дурно влияет на Марину, и наверняка развратила ее, а в квартире дочери устроила притон! Но рядом была мать Аньки; и Елена Петровна сдержала свои порывы, багровея и чувствуя, как кожа на груди тоже пылает от румянца, словно в нее кипятком плеснули.

Дочери Елена Петровна теперь боялась, как боялся бы бывшего раба всякий тиран, получивший решительный отпор и лишившийся своей власти. Сначала она долго ждала, когда Марина, смакуя каждый день свои мечты об униженных просьбах дочери ее простить. Но время шло, месяц, второй, третий, а Марина не спешила на попятную, и в голову Елены Петровны закрались первые сомнения. А придет вообще Марина-то?..

Тогда женщина решилась наведаться к дочери сама. Нет, она не собиралась мириться и отступать от своего плана. Напротив – она хотела морально подавить Марину; хотела пройти, не раздеваясь и не разуваясь, оставляя следы обуви на мытых полах, морщить нос, рассматривая жилище дочери, какие-то милые нехитрые безделушки и простой, незамысловатый уют. Она даже решительно ключ взяла от дверей этой квартиры, полагая, что имеет право открыть и войти без приглашения. И все свои действия она оправдывала весьма благовидным предлогом – узнать, не околела ли с голоду ее растяпа-дочь.

Но этим сладостным мечтам сбыться было не суждено. Поднимаясь на второй этаж, женщина еще на лестнице увидела то, чего, по ее расчетам, никак быть не могло: новую стальную дверь с щегольской фурнитурой цвета матового белого золота.

Подойдя к дверям, Елена Петровна некоторое время изумленно изучала замок, изящно изогнутую ручку, красивую металлическую светлую отделку на темном полотне и растерянно сжимала большой латунный ключ на взлохмаченной, местами засаленной до блеска веревочке. Марина грозилась сменить замок, но тогда Елена Петровна не восприняла ее угрозу всерьез. На это нужны были деньги, а их у Марины не было.

А на новую дверь, значит, нашлись?..

И тут Елена Петровна впервые испытала страх, потому что ее привычный мир пошатнулся. Почему-то в голову полезли хаотичные мысли об одинокой старости, о болезнях и – не приведи Господь! – об инсульте и параличе. Раньше она думала, что Марина , это ни на что толковое не годное неуклюжее создание, никуда не денется; и ей придется до смерти родителей помалкивать в тряпочку и терпеть их воспитательные меры. А эта чертова новая дверь… она словно накрепко закрыла жизнь Марины от матери, от ее надвигающейся старости и беспомощной немощи.

От нее веяло достатком и уверенностью, даже самоуверенностью – дверь была явно не из дешевых. «И это всего за три месяца она так разбогатела? – думала Елена Петровна с привычной ей ядовитой желчью. – Богатого ебаря, что ли, завела? Ой, позорница! Малолетняя дрянь! Не хватало еще чтоб мне выговаривали и пальцами тыкали, что дочь моя – шалава, спит с мужиками за деньги!»

Как ошпаренная, Елена Петровна скатилась с лестницы, удирая с лестничной площадки как с поля боя после проигранной битвы; теперь она отчаянно не хотела, чтобы ее кто-то заметил и, не дай Бог, затащил в квартиру, запертую этой новой дверью. Она бормотала что-то о разврате и позоре, о том, что вырастила дочь-проститутку, но на самом деле она смертельно боялась увидеть там, в квартире, подтверждение своих догадок о том, что у Марины кто-то появился. Кто-то, кто ее оберегает, заботится и помогает ей. Мужчина. Тот, кто больше не даст ее в обиду ей, Елене Петровне, матери.

Прошло примерно чуть больше недели после ее позорного бегства, когда объявился Игорь.

Он явился с видом побитой собаки, которая смотрит виноватыми глазами и едва виляет хвостом, всем своим существом показывая, как раскаивается в содеянном. О разрыве между ним и Мариной Елена Петровна догадалась тоже у этой чертовой пижонской двери. Черт знает, за что эта доверчивая дурочка Марина любила его, Игоря; наверное, умел хорошо пудрить девчонкам мозги. Да только вот прижимист был до смешного; за все время, что он и Марина, что называется, дружили, он подарил ей лишь одно маленькое серебряное колечко и какую-то яркую подвеску-бижутерию. Так что новая шикарная дверь просто не могла быть его подарком.

Теперь же Игорь ластился и просился обратно – в жизнь Марины, в уютные тихие вечера, в ее бескорыстную и честную любовь… Елена Петровна, ласково улыбаясь и настойчиво зазывая незваного гостя на кухню, про себя усмехалась, отчасти злорадствуя над несостоявшимся зятем.

«Что, профукал девчонку, а теперь опомнился? – думала она язвительно, разливая чай по ярким чашкам и придвигая Игорю плетеную корзинку с конфетами. – Все надо делать вовремя!»

Впрочем, вслух ничего такого она не сказала, а напротив – была мила и приветлива.

Вспомнив о неловкой просьбе Игоря, метнулась в спальню и притащила телефон, собственноручно отыскала номер Марины и дала ему переписать.

– Ой, уж и не знаю, как она там живет, на что, - притворно вздыхала Елена Петровна. Ее хитренькие глазки смотрели на Игоря умоляюще и так сладенько, так ласково, что усомниться в том, что мать переживает за дочь, было просто невозможно. – Не звонит, не приходит… Мне не отвечает; я уж пять раз сегодня звонила – нет, не берет трубку. Может, ты с ней поговоришь? Может, тебе она ответит, как и что у нее? Ой, боюсь, попадет она в дурную компанию… Анька это, вертихвостка, все терлась около нее…

***

Женщина хитрила; она надеялась через Игоря узнать, есть ли у Марины мужчина. Если есть, Марина сразу этого хлыща отошьет. Нету – ну, тогда можно с ним договориться и как-то вернуть эту девчонку в колею…

Игорю не хотелось, очень не хотелось звонить Марине в присутствии Елены Петровны; он рассчитывал сделать это когда будет один. Хотел все продумать до мелочей, вплоть до интонации, с которой будет говорить; наболтать кучу ласковых слов, рассказать, как соскучился и как раскаивается в своем неправильном выборе. Хотел сказать, что каждый день вспоминал и не мог забыть ее, Марину. Хотел бессовестно наврать, что жена опостылела, что теперь он ее винил в том, что не мог быть с Мариной, и потому он ее кинул.