Испанская легенда

Садясь в машину, я спросила:

– Ты думаешь, Испанец и есть мой троюродный брат, исчезнувший пятнадцать лет назад?

– Я думаю, что был прав, решив отправиться к тебе. Если принять версию этого мента, что Савельев использовал своего сына, подготавливая ликвидацию главарей бандитов...

– Если верить ему, Савельев маньяк, который пытал своих жертв и закатывал их в цемент, чтобы трупы не обнаружили.

– Киллер не психопат, – покачал головой Алексей. – То есть психопат, конечно, но по-своему. Маньяки слышат голоса или впадают в ярость при виде женской заколки для волос. Для киллера убийства – это работа. И никаким голосам тут не место. Понимаешь разницу?

Я слушала, хмурясь и пытаясь понять, что меня вдруг насторожило.

– Почему ты сказал про заколку? – спросила я.

– Что?

– Ты сказал, маньяки впадают в ярость при виде заколки для волос.

– Точно, или из-за другой подобной ерунды. А чтобы продержаться десять лет в киллерском сословии, ни разу не проколовшись, надо быть очень умным, хладнокровным и расчетливым сукиным сыном. О нашем киллере известно только одно: кличка Испанец. Все остальное – слухи. От себя могу добавить, он наглый ублюдок, а еще везунчик.

– Слушай, кто ты? – не выдержала я.

– В каком смысле? – удивился Алексей, удивление было фальшивым, да он и не особенно старался. Он смотрел вперед, лавируя в бесконечном потоке транспорта, а я некстати подумала: «С какой ловкостью он управляет машиной, я бы даже сказала, с изяществом, как бы нелепо ни звучало это слово в применении к такому типу».

– Мы только что говорили о киллере, опасном, наглом и изворотливом, это не способствует моему душевному спокойствию. Тем более что я понятия не имею, кто оказался у меня в компаньонах, могу ли я тебе доверять и в каких пределах.

– А... вот ты о чем. – Алексей достал из бардачка удостоверение и сунул его мне в руки. Заглянув в него, я поняла только одно: фамилия Алексея действительно Маршал.

– И что? – усмехнулась я.

– Тут же все сказано. Охранное предприятие. Я начальник службы безопасности.

– Совсем как Савельев, – вспомнила я некстати, моего доверия это отнюдь не укрепило.

– Ага. В таких конторах работают либо бывшие менты, либо бывшие бандиты.

– И к какой категории относишься ты?

– А ты попробуй догадаться, – усмехнулся он.

На выезде из города мы остановились на бензозаправке. Пока парень в оранжевом комбинезоне заправлял «БМВ», Алексей прогуливался неподалеку, разговаривая по телефону. Когда вернулся в машину, лицо его выглядело недовольным.

– Есть новости? – спросила я на всякий случай, не очень-то рассчитывая на откровенность.

– Есть, – кивнул он и замолчал. Я тоже к разговорам не тяготела, слишком многое требовалось обдумать. Где-то через полчаса Алексей первым нарушил молчание:

– Ты говорила, что твой брат утонул...

– Да, за год до того, как погибли мои родители.

– В это время Алекс уже жил с вами?

Я испуганно посмотрела на него и кивнула.

– Придется заняться историей гибели твоей семьи. И твоего брата тоже.

– Возьмешь меня с собой? – не без робости спросила я.

– Куда? – усмехнулся он.

– Ты же понял.

– Вполне возможно, что на ближайшее время нам придется стать сиамскими близнецами.

Алексей продолжал хмуриться, я с вопросами приставать не рискнула, догадываясь: нет у него ответов на мои вопросы. Что-то его очень беспокоило, впрочем, поводов для беспокойства имелось сколько угодно, но почему-то мне казалось, что связано это с разговором по телефону, который он вел на заправке.

Подъезжая к моему дому, Алексей притормозил, посмотрел на меня с сомнением и произнес:

– Не знаю, стоит тебе говорить или нет...

– О чем? – насторожилась я.

Он помолчал, глядя перед собой, повернулся ко мне и сказал:

– О твоем парне, который исчез в Питере. Он тебя не бросал. Он погиб. Попал под машину, 25 ноября, примерно в одиннадцать часов вечера, на углу Литейного и Некрасова.

Двадцать пятое ноября. Эту дату я хорошо запомнила. В тот вечер Юра ушел от меня, пообещав позвонить на следующий день. Больше мы с ним не виделись. Сначала я не находила себе места, а потом... потом начала его ненавидеть, не понимая, почему он так со мной поступил. Я проклинала его на все лады, а он был мертв.

Я вышла из машины и побрела к своему подъезду. В голове билась одна мысль: я носилась со своими страданиями, заставляя себя ненавидеть Юру, выращивала в себе эту ненависть изо дня в день, как растят цветы в оранжереях, ухаживая и поливая, а его уже не было в живых. Он не бросил меня, не предал. Он погиб. Это я предала его, поспешив променять любовь на ненависть. Но разве я могла подумать... я позвонила, он не ответил. Почему, почему я не стала его искать? Боялась выглядеть обманутой дурой? Нажила себе комплекс неполноценности, а теперь узнала: он погиб через несколько минут после того, как ушел от меня, совсем рядом с моим домом. Изжитая с таким трудом боль вдруг вернулась, теперь она была помножена на чувство вины. Я должна была его разыскать... в конце концов, почувствовать, что с ним случилось несчастье.

Вернувшись домой, я заперлась в своей комнате, уткнулась носом в подушку в надежде вдоволь нареветься. Но слез не было. Впереди призрачно маячило еще несколько лет страданий, бесполезных, горьких, на сей раз не из-за чужого предательства, а из-за моего собственного. Я ничего не могу исправить, ничего, но я могу попытаться не допускать прежних ошибок. Возможно, это была трусливая попытка заключить мировую со своей совестью. «Что было – смерти, будущее – мне», как сказал поэт.

Я подумала о Мартине, и надежду, что все в моей жизни изменится к лучшему, тут же сменило беспокойство. На часах восемь вечера, а Мартин до сих пор не позвонил. Тревога нарастала, продержавшись еще час, я набрала его номер. Не расскажи мне Алексей о гибели Юры, вряд ли я решилась бы на это. Если мужчина сам не звонит, глупо навязываться... Но теперь мои прежние принципы трещали по швам.

Когда Мартин ответил, мой голос звучал преувеличенно бодро:

– Привет, как дела? Встретимся сегодня?

– Не получится, – спокойно ответил он. – Работы много, пытаюсь доделать вечером то, что не успел днем. – Повисла пауза, которая меня смутила, и я, запинаясь, произнесла:

– Очень жаль. Я на тебя рассчитывала. Тогда до завтра?

– До завтра, – сухо сказал он и повесил трубку.

Я отложила телефон, увидела, как дрожат мои руки, и едва не заорала в голос от обиды. Я знала, что так будет, я знала... и вот оно случилось. Его интерес ко мне пропал так же внезапно, как и появился. Я представила крушение всех своих надежд и решила, что жить мне больше незачем... Пока не явилась вполне здравая мысль: Мартин видел меня сегодня с Алексеем. Конечно, сесть в машину парня не бог весть какое преступление, но вот что об этом думает Мартин? Не зря с той самой минуты меня мучили сомнение и тревога. Совершенно правильно мучили. Мартин тоже хорош, мог бы, по крайней мере, поговорить со мной. Ладно, завтра он позвонит и... А если не позвонит? Что я буду делать? Изводить себя сомнениями, реветь в подушку, все, что угодно, но одного не сделаю точно: я ему не позвоню. Выходит, история с Юрой так ничему меня и не научила? Сейчас еще раз наберу номер Мартина и попытаюсь выяснить, что заставило его отказаться от встречи: действительно срочная работа или он все-таки решил... В общем, я схватила трубку и набрала номер.

– Извини, что опять беспокою. Мы не могли бы поговорить? – выпалила я скороговоркой, опасаясь, что духа довести начатое до конца попросту не хватит.

– Я тебя слушаю.

– Может, все-таки встретимся? – Эти слова я произнесла практически в отключке, в полном обалдении от собственной отваги.

– Хорошо, приезжай ко мне. – Он назвал адрес и повесил трубку.

Особого желания меня видеть он, судя по голосу, не испытывал. А если дело не в утренней встрече и я просто ему надоела? Хороша же я буду... Если надоела, пусть так об этом и скажет. Переживу как-нибудь.