Испанские каникулы

А еда в ресторане оказалась божественной – местные морские деликатесы. Самый знаменитый – осьминог по-галисийски: нарезанный кружочками нежный осьминог с вареной картошкой, посыпанные красным перцем. И гребешки; их подавали прямо в больших раковинах. А вино нам принесли в кувшинчике, и к нему – две маленькие чашки вместо бокалов.

На следующий день мы решили сходить на экскурсию по городу и оглядеться. Гид рассказывал всякие байки, в том числе о том, что считается, будто в Галисии много ведьм и здесь надо быть начеку. А спасение от их сглаза – пальцы, сложенные в фигу.

Когда мы оказались внутри главного собора, к нам подошла тетка и сделала нашему гиду выговор, хоть он говорил тихо и особо никому не мешал: как это так, вести экскурсию во время службы! Прямо как бывает в России. А он ей что-то очень ловко ответил и позже признался, что сам-то он неверующий.

Вечером после экскурсии мы ужинали с Джеймсом в ресторане и по привычке делили порции между собой. Официант-португалец решил, что это мы экономим, проникся к нам сочувствием и тихонько сказал, что тут действительно дико дорого. А потом оглянулся по сторонам и посоветовал другое место и даже у меня на карте его отметил. Мы позже туда заглянули, и правда, за три евро нам там принесли огромный чан вкуснейших мидий.

А на следующий день, оценив обстановку, мы с Джеймсом подались в главный собор до завтрака, пока очереди из паломников к главной святыне города – статуе святого Джеймса (Сантьяго то бишь) – не собралось. В этом был один минус: когда мы зашли, как и положено, в алтарь и оказались одни у статуи за спиной, было совершенно непонятно, что же нам делать. Так мы могли бы повторять все за другими, а тут пришлось импровизировать. Джеймс тогда торжественно приобнял святого Джеймса сзади, а я так поскорее прошмыгнула мимо, чтобы не расхохотаться в голос, – выглядела эта картина ужасно глупо.

После этого торжественного похода мы решили выпить по чашке чаю и отметить, что паломничество Джеймса к своему святому тезке наконец завершено. Я захотела попытать счастья и привычно принялась объяснять официанту, что мне нужен обычный зеленый, а никакой не мятный, а он уставился на меня как на полоумную и с достоинством объявил: “Сеньора, я знаю, что такое зеленый чай! Вы какой хотите?” И начал перечислять различные его сорта!

Вечером мы пошли на концерт в центре города, – почему-то бесплатный. Играли двое: черный толстун и галисиец. Оказались они замечательными, и зал был набит до отказа. Черный дядька, помимо гитары, играл еще на чем-то типа половины огромнейшей тыквы, опущенной в таз с водой, а галисиец просто и виртуозно выступал на гитаре. Тут случилось неожиданное: какой-то парень в первом ряду сидел-сидел, подстукивал им, подтопывал, а потом не выдержал и выскочил на сцену танцевать. А концерт-то бесплатный, и в зале никакой охраны! Все немного растерялись, но парень оказался безвредным – станцевал, поклонился и слез со сцены, приняв аплодисменты на свой счет. А один из музыкантов с некоторым ехидством его даже поблагодарил…

Концерт был достойным завершением нашего путешествия, и на следующий день мы поехали домой.

А на очередном уроке испанского как-то выяснилось, что Фидель Кастро по происхождению галисиец, то есть из тех краев, где мы Джеймсом только что побывали.

Глава 50

Похороны ноги. Испанские имена. Лужи и эсэмэски. Когда жабы обрастут волосами. Курить или не курить. Аргентинцы в Испании

Утром в местной газетенке Джеймс вычитал про то, как у одного англичанина в госпитале ампутировали ногу, а потом потребовали с него триста семьдесят пять евро – чтобы ее похоронить! И в развернутом виде приводились юридические обоснования подобных случаев…

Едем с Мари-Пепой и Джеймсом в машине и болтаем про испанские имена. Оказывается, что здесь для женщин после замужества не принято брать фамилию супруга, она просто из “сеньориты” становится “сеньорой”. При этом у большинства испанцев бывает по два имени – вот как у нее. “А возможно, чтобы было одно или, например, три первых имени?” – любопытствую я. “Ну, одно бывает довольно часто, а вот три или четыре – никогда”, – говорит Мари-Пепа. “Так, а с фамилиями как же? – продолжаю я. – Мне кажется, я видела по многу фамилий у одного и того же человека”. “Ну уж не по многу, а всего по две! – говорит она. – У нас у всех две фамилии: первая от отца, а вторая от матери, и в паспорте всегда указываются обе”. “А почему тогда часто кого-нибудь называют только одной фамилией? – не успокаиваюсь я, – например Надаль или Алонсо?” – “Ну, просто в разговоре вторую, материну, фамилию опускают. А в официальных случаях – всегда две”. Так, забавно, размышляю я. У меня есть русская знакомая, которая всю свою взрослую жизнь была замужем за англичанином, и все ее знают как Анну Джонсон. А тут она решила получить испанский паспорт, потому что уже больше десяти лет здесь живет и работает. Выходит, что в этом паспорте она будет под двумя русскими фамилиями – девичьей матери и фамилией отца. А про фамилию мужа, под которой она прожила всю сознательную жизнь, там не будет ни строчки…

Тут мы приближаемся к месту, где дорога уходит вниз. Недавно прошел дождь, Мари-Пепа начинает нервничать и говорит: “Знаешь, здесь в низине после дождя бывает мокрый асфальт, а иногда даже и лужи!” Я смотрю на нее: “Ну и?” А она снова повторяет: “Лужи, понимаешь?!” Нет, я не понимаю, зачем про это говорить: ну, лужи – дело-то обычное после дождя. Тут мы и правда приближаемся к луже, я в нее плавно въезжаю, а Мари-Пепа вскрикивает и хватается за ручку в машине: “Я же говорила!” Тут до меня доходит: здесь же Берег Солнца, дожди бывают редко, и местные испанцы совсем не умеют водить в такую погоду. И во время и после каждого дождя бывает много аварий. Просто для них это бедствие, сравнимое с нашим гололедом: асфальт после многих месяцев жары, солнца и раскаленных шин становится скользким. И лужа для них – явление не очень привычное. Вот бы их, бедолаг, в Москву в ноябре!

Тут мне на мобильный приходит эсэмэска. Проверяю – так и есть, очередные мошенники. Здесь тоже полно способов сдирать с вас деньги через мобильный телефон. Самый распространенный: присылают вам эсэмэс, мол, вы выиграли чего-то там, от часов до машины. А для того чтобы это получить, вас будут заставлять присылать отдельной эсэмэской какие-нибудь из ваших данных, и каждая из них будет стоить по два-три евро, и после нее будет приходить сообщение с очередным вопросом. Я как-то раз решила позабавиться: мне мой телефонный оператор, уж не помню за какие заслуги, подарил двадцать евро – просто взял да и пополнил мой счет. Вот я и стала отвечать на вопросы, чтобы “получить мой приз”, – было интересно, сколько денег эти жулики исхитряются слупить с незадачливых “победителей лотерей”. Короче, двадцать евриков улетучились, а конца-краю переговорам про подарок еще и не предвиделось. Много, короче, слупить они исхитряются…

“Интересно, хоть кто-нибудь когда-нибудь эти призы получит?” – задаю я риторический вопрос и сама же отвечаю: “Когда рак на горе свистнет!” Джеймс подхватывает: “Когда свиньи полетят!” А Мари-Пепа заявляет: “Да когда жабы обрастут волосами!”, и мы все покатываемся со смеху. А я решаю, что испанское высказывание дает фору и русскому, и английскому…

Мы останавливаемся чего-нибудь выпить в милом ресторанчике с видом на море и поначалу усаживаемся на террасе. Народу много, и тут мы обнаруживаем, что вокруг нас одни курильщики, а Мари-Пепа не выносит сигаретного дыма, и нам приходится ретироваться внутрь. Вообще, несколько лет назад в Испании попытались запретить курить в общественных местах. А надо сказать, что народ здесь курит очень активно – не так, как в России, конечно, но все же… И когда стали насаждать это правило, то у баров начались проблемы: люди туда просто перестали ходить, и добрая их половина должна была или закрываться, или разрешать курить подпольно. Потом закон немножко смягчился, и большие бары просто стали делиться на курящую и некурящую зоны, и до последнего времени на дверях многих заведений были странные таблички: “У нас курят”. А в начале 2011 года власти снова взялись за курильщиков, и на этот раз серьезно: штрафы и для них самих, и для владельцев баров стали такими, что народ за несколько месяцев отучился рисковать. И курить стал меньше – продажи сигарет упали аж на тридцать процентов! Но возмущению не было предела, и даже в школах официально проводили беседы на тему, ограничивает ли это новое правило права и свободы испанского народа. А теперь страсти понемногу улеглись, и все курильщики сидят на лучших местах на террасах, куда из-за дыма некурилыцикам лучше и не соваться. И все потому, что в помещениях ресторанов и баров курить нельзя. Хитрые они, все же, эти испанцы!

Обслуживает нас парень, про которого Мари-Пепа говорит, что он из Аргентины. Здесь живет много латиноамериканцев, и поскольку для них для всех испанский язык родной, а акценты различать я еще не научилась, то и понять, кто испанец, а кто, скажем, аргентинец, я пока не могу. Зато тут же вспоминаю, что моя подружка Мария как-то рассказывала, что у них аргентинским мужчинам не особо доверяют: те могут клясться в вечной любви, а потом выясняется, что у них, кроме тебя, еще пара-тройка невест в округе.

А дома вечером мы уселись на террасе выпить еще по бокальчику вина и понаблюдать за закатом. Солнце село за горой, но два ее горбика все еще освещаются его лучами. Потом, прямо у нас на глазах, тень начинает наползать снизу, и последние освещенные верхушки горы тоже темнеют. И почти что сразу рядом с террасой принимаются носиться летучие мыши – странным быстрым и рваным полетом. А вот где они были за минуту до этого, совершенно непонятно.

Глава 51

Мешки вместо волнорезов. Русские магазины и объявление на мусорном контейнере. Кулинарный центр Андалусии, шутник-полицейский и бар английских стариков