Испорченная принцесса

— Н-нет, не помню.

— Невероятно, — вздохнула она, вскидывая руки в неверии. — Все это, вся эта боль, а ты даже не помнишь.

Мои губы открываются и закрываются, как у гребаной золотой рыбки.

— Может, я тебе покажу? Думаешь, ты сможешь затащить свою жалкую задницу в инвалидное кресло?

— Инвалидное кресло? — прошипел я, совершенно оскорбленный тем, что она вообще думает, что мне это нужно. — Я могу ходить.

— Хорошо. Я все равно не хотела тебя везти. — Протянув руку, она срывает с меня покрывало и жестом призывает меня встать.

Мой взгляд устремлен на подставку с капельницей, стоящую рядом со мной, но тот факт, что я привязан к ней, похоже, не смущает сестру.

— Мы возьмем ее с собой, не волнуйся, — усмехается она.

— А ты не думаешь, что, может быть… — Я прерываю разговор, прежде чем упомянуть о медсестре, потому что, зная мою удачу, это будет Дженис, которая заглянет сюда в поисках жертвы.

Убежать сейчас — лучший выход.

— Может, что? Продолжать лежать здесь в невежественном блаженстве по поводу того, что ты натворил?

Мой желудок завязывается узлом, а ужас, который сидит внизу, как мертвый груз, становится только тяжелее.

Перекинув ноги через бортик, я шаркаю вперед и ставлю ступни на прохладный пол.

— Ну давай же, — требует моя сестра, нетерпеливо наблюдая за моей медлительностью.

Для человека, который, очевидно, не покидал эту комнату с тех пор, как меня сюда привезли, она не слишком заботлива.

Как только я опускаюсь на ноги, мои колени грозят подкоситься.

Калли наблюдает за мной, приподняв бровь.

— Хочешь, я сейчас принесу инвалидное кресло? — спрашивает она, когда я медленно опускаюсь на край кровати.

Я ничего не говорю. Мне это и не нужно. Сестра и так прекрасно меня понимает.

— Тебе повезло, что я люблю тебя, Нико Чирилло, — шипит она, прежде чем выбежать из комнаты.

Я вешаю голову, пульсирующая боль в лице не становится лучше, пока я пытаюсь вспомнить, как я здесь оказался. Но все в темноте, как будто ничего из того, что предшествовало моему появлению здесь, на самом деле не происходило.

Калли возвращается в мгновение ока, подталкивая ко мне чертову инвалидную коляску, словно я калека или что-то в этом роде.

— Залезай, засранец, — зловеще шепчет она.

— Знаешь, я бы предпочел проснуться с Дженис, — шиплю я, усаживаясь.

— Повезло бы тебе.

Она укутывает меня одеялом, словно я маленький старичок, который вот-вот простудится, и подкатывает подставку для капельницы.

— Будь полезен и держи это, — требует она.

— Куда мы направляемся?

— В соседнюю палату.

Мое сердце колотится, когда она толкает меня вперед.

Кроме нее, единственным человеком, которого я видел с момента пробуждения, был Деймон. В той палате может быть кто угодно.

— Где Де…

— Тише, — укоряет меня сестра, прежде чем я успеваю произнести его имя целиком.

— Я отправила его домой. Это слишком рискованно — находиться здесь.

— Который час?

— Три часа ночи.

— Это были итальянцы? — Как только вопрос сорвался с языка, я пожалел об этом.

Калли тут же перестает толкать меня и делает шаг ко мне. Она изучает меня, сузив глаза, и от нее волнами исходит гнев.

Я никогда не видел, чтобы моя сестра выглядела такой свирепой. Это немного пугает.

— Нет, Нико. Это был ты. Это все сделал ты.

С этими зловещими словами она еще раз обходит меня и направляется к двери рядом с моей.

— Открывай дверь, — требует она, когда я оказываюсь прямо перед ней, заставляя меня наклониться вперед и втянуть воздух, так как мои ребра заныли.

Она вталкивает меня в темную комнату. Как и в моей, первое, что я вижу, — это человека, свернувшегося калачиком на походной кровати с другой стороны, но я никак не могу определить, кто это, со своего места, и становится ясно, что это не тот, кого сестра привела меня сюда, чтобы увидеть, как только она поворачивает меня, и больничная койка заполняет мое зрение.

Если я думал, что испытывал эмоции, когда верил, что остался один, то это ничто по сравнению с тем, как замирает сердце, когда мой взгляд падает на женщину в кровати.

— Сирена, — вздыхаю я, и мой голос срывается от волнения.

Она крепко спит и, несмотря на синяки под глазами и засохшую кровь, выглядит так же прекрасно, как и всегда.

Только…

Это сделал я.

Это из-за меня она лежит с перевязанной рукой.

— Ближе, — требую я, не довольствуясь тем, что просто сижу на краю кровати и наблюдаю за ней.

Калли отводит меня в сторону своей хорошей рукой и останавливает.

Я тут же тянусь к руке Брианны, но колеблюсь, прежде чем вступить в контакт.

Если это действительно моя вина, то она не захочет, чтобы я находился рядом с ней, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ней.

Но в конце концов моя потребность в ней берет верх над моими мыслями, и я беру ее руку в свою.

Она не двигается и никак не реагирует, и это режет мне грудь прямо по центру.

— Расскажи мне, что случилось, Калли. Пожалуйста, — тихо прошу я, не сводя глаз с моей сирены.

— Ты выпил, разозлился и заставил ее сесть в свою машину, после чего поехал, как гребаный идиот, через весь город и влетел в бок гребаного здания.

Весь воздух вырывается из моих легких.

— Я это сделал? — Слова звучат так тихо, что я не уверен, что она меня услышала, поэтому, когда она отвечает, я подпрыгиваю, как сопляк.

— Да.

— Почему? Я бы никогда не причинил ей вреда.

Кэлли насмехается, и это режет меня так глубоко, что я не уверен, что когда-нибудь от этого оправлюсь.

— Не так, Кэл. Никогда.

— А что, собственно, ты думал, произойдет, Нико? Все, что было между вами, было тщетным с самого начала. Всем было очевидно, что в конце концов ты причинишь ей боль.