Исповедь на краю
Шрифт:
Раиса набрала номер по внутреннему телефону:
– Андрей Ильич, зайди ко мне.
Сергей перед отъездом «пробил» для Дины адрес Лилии Петровой, матери мальчика, которого зарезали ночью во дворе сто пятнадцатой школы.
– Попробуй что-нибудь узнать, может, нам и пригодится. Мне сказали, что там не было никаких зацепок и нет ни малейшего сходства с убийством Марины Федоровой.
– Но все-таки это очень близко от нашего дома. И времени немного прошло. Меньше года, – не слишком уверенно возразила Дина. Ей страшно не хотелось тревожить и расспрашивать несчастную мать. Но игнорировать советы Масленникова ей никогда бы не пришло в голову.
Она долго звонила в дверь Петровых, но никто ей не открыл. Зато высунулась старушка
– Она, может, и дома, только никому не откроет. Мы и сами не видим ее никогда.
Немая Антонина стала задыхаться во сне. Комнату заполнял едкий густой дым. Она влезла в юбку, лежавшую на стуле рядом с кроватью, накинула кофту, прикрыла рот и нос рукавом, выбежала в коридор. Там тоже дым. Антонина быстро открыла все детские комнаты: огонь был в одной – у Юры. Дети постанывали во сне, но не плакали: им всем на ночь давали сильное снотворное. Антонина думала минуту, а потом сняла с вешалки свое черное пальто с платком в рукаве и бросилась к выходу. У самой дальней от источника огня комнаты она помедлила. Потом вбежала туда, схватила из кроватки младенца трех месяцев от роду, завернула в одеяльце и побежала из дома.
Перед тем как уехать в Александров, Сергей осуществил то, без чего душа его была бы не на месте. «Незаконное проникновение в чужое жилище». Точнее, в квартиру Панина. Он оценил все: и бедную прихожую – для соседей и случайных посетителей, и Клондайк в туалете и спальне. Простучав стены и плитки, обнаружил явные места тайников. Вскрывать пока ничего не пытался. Лишь убедился в том, что доктор залег на время у кого-то из своих деловых знакомых, круг которых был уже, в общем, установлен. Наверняка он ждет информацию о том, что следствие не ищет его в связи с гибелью Пантелеева и по-прежнему не подозревает о его отношении к похищениям детей. Если Павел Иванович не подведет, то доктор такую информацию получит.
В поезде, который мчал Сергея к сто первому километру, он в тысячный раз пытался понять, почему ему все время кажется, что Панин имеет отношение к убийству Марины Федоровой. Было бы что-то конкретное, малейшая улика, мотив или хотя бы факт знакомства с семьей погибшей девочки. Но когда что-то находится, толчки интуиции и полет воображения становятся обоснованным подозрением. А так… Смахивает на неврастению, требующую ее сокрытия от окружающих.
Тело Наташи трепетало в руках Андрея. Она открывала в себе жажду наслаждений, тонула в блаженстве, возвращалась из него другой – удовлетворенной и безмятежной. Андрей был уверен, что только сейчас, здесь, рядом с Наташей, его тело и душа перестают быть неприкаянными. Она – его единственная, его страсть, судьба. У него было много женщин, кроме жены. На одну встречу, на две-три, просто перепихнуться. Конечно, он что-то от них получал. Забвение, облегчение, удовлетворение мужского самолюбия… Но… принимал только со спиртным. Иначе не мог побороть отчуждение, брезгливый холодок, недоверие к чужой душе, неприятие чужого тела. Он и к себе-то относился плохо. Знал, что очень красив, но чувствовал себя злобным уродом. И вел себя соответственно. Может, все не так безнадежно? Может, он просто однолюб? Андрей задыхался от нежности и страсти, когда Наташа томно изгибалась в его руках, тихонько стонала, приоткрыв прелестный розовый рот. Он мог носить ее на руках до конца жизни…
Среди ночи они встали и пошли, обнаженные, на кухню. Нашли в большом холодильнике неплохую еду, бутылку виски. Андрей попросил Наташу рассказать о тех странах, в которых она бывала. Он слушал с восхищением, интересом, гордостью. И вдруг…
– В Париже я была с Джоном… – Андрею показалось, что он ослышался.
– Что? С кем ты была?
– С Джоном. Это английский лорд, миллионер, мы встречались одно время. Ничего серьезного, просто хорошо друг к другу относились. – Наташа заставила себя что-то объяснять и застыла от сознания того, что произошло нечто ужасное.
Андрей залпом выпил полный стакан виски. Налил еще. Он не смотрел на нее, на лбу снова появилась
грозная морщина. Наташа попросила:– Повернись ко мне. Посмотри.
Он повернулся, и стало еще хуже. Его лицо было напряженным и гневным. В нем нарастала страшная, неуправляемая, глухая сила, от которой она уже бежала когда-то. Его голос оставался еще ровным.
– Ну, рассказывай дальше. Как ты трахалась с этим Джоном. С другими Джонами… У трех вокзалов с алкашами сношаются б…и, а в Париже с миллионерами модели. Так ведь, девочка моя любимая?
– Не смей со мной так разговаривать. – Губы Наташи дрожали, на глаза навернулись слезы. – Ты не имеешь права.
– Ну, откуда же у меня права. У придурка нищего, сына дворничихи. А что, в Москве не нашлось Джона, чтоб тебя ублажать?
– Андрей! Замолчи! – закричала в ужасе Наташа. – Я хочу уехать отсюда.
– Ну конечно. О чем тебе со мной разговаривать. Только я еще не заплатил за удовольствие.
Андрей сильно сжал Наташино хрупкое плечо и занес другую руку для удара. Они оба поняли в этот миг, что он ударит ее не один раз. Андрей не сможет остановиться. Наташа смотрела на него, не дыша, огромными глазами на бескровном лице. Никто, кроме него, не знал, какого усилия стоило ему опустить руку. Андрей почувствовал тяжелую усталость, полное отупение, бесконечное отчаяние. Они молча вернулись в спальню, оделись, спустились к машине. Молча ехали по ночному поселку. Она вдруг заметила, что в окнах деревянного дома на отшибе как-то странно мелькает огонь.
– Андрей, это пожар!
Он не остановился, не повернул головы. Наташа вцепилась ему в руку.
– Давай туда подъедем, там могут быть люди.
Андрей молча повиновался. Когда они подъехали к участку и вышли из машины, в одном из окон взметнулось яркое пламя, а из глубины дома раздался детский плач.
– Я возьму мобильник в машине. – Наташа бросилась за сумочкой. Дрожащими руками схватила телефон и стала набирать «01». Она, как смогла, объяснила дежурному, где горит, вернулась к Андрею, но его на прежнем месте не было. Зазвенело стекло, он появился в клубах дыма и бросил через подоконник на снег большой сверток. «Оттащи его подальше». Андрей скрылся, Наташа наклонилась над свертком и увидела, что это ребенок. Живой, выпачканный сажей ребенок, который открывает рот, но не может закричать от потрясения.
Славе Земцову позвонили поздно ночью из местного отделения милиции. «Горит дом, за которым вы просили присмотреть. Упустили. Пожарные на месте. В доме оказались дети. Взрослых нет. Какой-то мужик бросился в огонь. Вытащил нескольких. Сам сильно обгорел. Одного парнишку не спасли».
Когда Слава приехал на место пожара, огонь уже потушили, машины «Скорой помощи» увозили пострадавших. У забора стоял вишневый «Опель», рядом с ним – заплаканная девушка.
– Это ваш спутник спасал детей? – спросил Слава.
– Да. Андрей Зимин. Мы возвращались, а тут… Его увезли, врачи сказали: состояние крайне тяжелое. Господи, это машина моей подруги, мне нужно ее вернуть и мчаться в больницу. Они сказали в какую. А я не могу. Руки дрожат. Знаете, один мальчик погиб. Там были совсем маленькие дети. Одни.
– Успокойтесь. Я вас отвезу. Я из милиции. Только поговорю с ребятами.
Виноватые милиционеры лишь развели руками.
– Когда ты позвонил, что нашел недалеко тот самый скальпель, мы решили с утра устроить тут шмон во всех домах. Этот собирались в первую очередь проверить. Но видишь, что получилось.
Слава давно придерживался одного правила: обвинять в неудачах можно только самого себя. Он с группой оперативников с металлоискателями за несколько дней обшарил столько километров, нашел скальпель в лесочке у станции Мамонтовка, вычислил подозрительный дом, поговорил с местными оперативниками, а сам поехал домой, потому что смертельно хотел спать. Поспал несколько часов. Они ему пригодятся, потому что теперь об отдыхе можно только мечтать. Перед тем как сесть в вишневый «Опель», он разбудил по телефону Павла Ивановича. Тот связался по мобильнику с Сергеем, который находился в поезде. Сергей позвонил Дине и Валентине Петровне.